Последний аккорд
Шрифт:
Крис засмеялся.
— Понимаешь, я не говорю о себе, потому что сам часто не понимаю, что мне симпатично, а что нет, — продолжал Румпель. — Я всю жизнь собирал всякие вещи и не мог понять, зачем мне нужна и половина из них. Или зачем вообще нужна половина из них.
Крис снова засмеялся.
— И это же неправда, что я совсем ничего тебе не говорю, — подвёл итог Голд. — Просто часто у меня нет причины. А вот ты не говоришь намеренно.
— Ясно, — кивнул Крис и сообщил: — Мы с Полом всю неделю снимали короткометражку для одного парня.
—
— Да.
— И из-за этого стоило молчать?! — обиделся Голд.
— Ну, я не знал, что об этом нужно говорить, — уклончиво ответил сын. — У меня не было причины.
— Нет, — не согласился Голд. — Как раз у тебя она была.
— Ты прав. Она была, — виновато понурился Крис, а потом с лукавой улыбкой протянул отцу губную гармонику. — Ты умеешь играть на этом?
— Кристофер….
— А ты плакал, когда Рик уговорил Ильзу сесть на самолет? — ему это почему-то казалось остроумным.
— Я готов поспорить, что ты плакал, — усмехнулся Голд. — И что это единственный фильм того времени, который ты видел, не говоря уже о том, что любовная линия там крайне вторична.
И Крис опять засмеялся.
— Что тебя так веселит?! — досадовал Румпель.
— Ничего. Извини. Просто… — он немного успокоился, скорчил серьёзную мину, положил руку на плечо отца и процитировал: — «Луи, думаю, что это начало прекрасной дружбы».
========== Кошки ==========
В воскресенье Коль и Роланд окончательно перебрались в Нью-Йорк и, как и было оговорено ранее, остановились у Голдов, пока их дом ремонтировали.
— Мы вас не стесним! — заверила Коль. — И пробудем тут всего недели три-четыре.
— Не смей беспокоиться об этом! — велел ей Голд, осторожно обнимая. — Мой дом — ваш дом. Живите сколько нужно.
С собой у них было мало вещей: в основном, одежда и собачьи принадлежности. Всё остальное они заперли на арендованном складе до лучших времён.
Голд был рад, что Коль снова живёт с ними, но понимал, насколько непросто это будет. Пусть они с Роландом и были одной из самых спокойных и благополучных супружеских пар, однако тишина и гармония вряд ли были возможны: ведь под одной крышей собралась компания, состоящая из двух педантичных зануд, шестнадцатилетнего подростка, беременной женщины, её чересчур обеспокоенного и вечно занятого мужа, а ещё двух больших псов, один из которых истошно лаял на голубей каждый раз, когда видел их за окошком.
Первые три дня были особенно трудными.
Роланд Гуд, как правило, очень рано вставал, принимал душ и готовил завтрак. Это за ним было замечено давно, а ему самому это позволяло оставаться незамеченным, но не в первое же утро и не с Фалко, которого они предусмотрительно заперли в своей комнате. Как только в полседьмого утра Роланд начал возиться на кухне, пёс поднял жуткий вой и перебудил всех в доме, и когда его выпустили, чтобы как-то прекратить это — он снова принялся лаять на голубей. На второе утро не стало легче, и в отчаянии Коль предложила найти Фалко передержку,
Но в среду штор ещё не было, и потому Голд вновь проснулся от лая. Плохо соображая, он повернулся на бок и не увидел своей жены, что заставило его резко сесть, а потом вылезти из постели, завернуться в халат и посмотреть в общей комнате. Лай прервался, и до него донёсся другой неприятный звук: Коль плакала. Заглянув в гостиную, он увидел, что его дочь сидит на диване, а растерянные Белль и Роланд пытаются её успокоить.
— Почему ты плачешь? — заботливо и обеспокоенно спросил Голд, присаживаясь возле неё. — Почему она плачет?
— Я не знаю, — ответила дочь, продолжая плакать. — Просто не знаю! И не могу остановиться!
У неё было что-то вроде нервного срыва, усиленного игрой гормонов и внутренними страхами. Голд обнял её, но чувствовал себя совершенно бесполезным, как и её муж, который сидел на стуле прямо напротив, держал её за руку и время от времени вытирал платком её слезы.
— Вот, — Белль приготовила ей чай с ромашкой. — Может быть, полегчает.
— Может быть?! — беспомощно прохныкала Коль.
— Полегчает, — заверил Роланд. — Хуже точно не будет.
Коль посмотрела на него, потом на Голда, который с улыбкой кивнул на кружку, потом на мать и отхлебнула немного, сделала глубокий вдох и начала успокаиваться, пока Фалко вновь не увидел птиц, не пробежал с громким лаем через комнату к окнам и едва не снёс Роланда вместе со стулом. Роланд его удержал, грубо схватил за ошейник и выволок в коридор, а Коль снова заплакала. Крис, уже одетый, вызвался увести Фалко на улицу.
— Спасибо! — с благодарностью и облегчением сказала Белль. — Ты — наш спаситель!
Крис очень серьёзно кивнул, пристегнул поводок к ошейнику лабрадора и увёл его прочь.
Роланд, судя по одежде, тоже собрался уходить, но он никак не мог на это решиться, не желая оставлять свою жену в таком состоянии.
— Тебе правда нужно идти? — Коль всё ещё плакала, но вопрос был задан твёрдо, без эмоций и скрытых упрёков.
— Да.
— Иди. Просто не задерживайся сегодня.
— Постараюсь, — неуверенно улыбнулся Роланд, наклонился к ней и легко поцеловал в щёку. — Не переживай. И пиши в любое время. Хорошо?
— Хорошо, — Коль встала с дивана, следуя за ним к выходу. — Я провожу тебя.
Прощались они довольно долго, и этим промежутком Голд воспользовался, чтобы умыться и одеться, и, как выяснилось, не напрасно. Через какое-то время, после того, как ушёл Роланд, Коль опять заплакала, а он стал её жилеткой, позволил облокотиться на себя и гладил, пока она не успокоилась и не задремала у него на плече. В таком неудобном положении он провёл остаток утра, пролистал новости, позавтракал, выпил чаю, а потом долго думал, как же ему уйти.