Последний аккорд
Шрифт:
— Ну, что ты делаешь?! — с негодованием сказал он ей, когда с трудом завершил телефонный разговор. — Что?!
— А что ты хочешь, чтобы я сделала? — многозначительно спросила Белль и лукаво улыбнулась.
— Чёрт тебя дери, женщина! — воскликнул Голд и сдался, подхватил её на руки и вернулся с нею в постель. — Чёрт тебя дери!
Белль залилась счастливым заразительным смехом.
Конечно, они не кинулись тут же повторять свои подвиги, и их непродолжительные утехи, последовавшие за этим, были почти невинными. Потом она принесла чай, и он, уютно устроившись под одеялом с чашкой в руках,
– Ты ведь помнишь, что стал обычным человеком и теперь всё немного иначе, чем было, да? — тихо сказала Белль. — Тебе нужно себя беречь.
— Не так уж много и изменилось, — ответил Голд. — Я старею не так быстро, как тебе кажется.
— Румпель… Я не о том…
— А о чём ещё? — он знал о чём.
Белль к нему прильнула, обняла за плечи и начала разминать их, а позже перешла к спине. Её руки были мягкими и тёплыми, прикосновения — заботливыми и нежными. Он растянулся на кровати и отдался лёгкой полудреме, а когда проснулся, то охотно поменялся местами с женой, шептал ей всякие забавные глупости, которые время от времени срывали смех с её губ. Внезапно она повернулась, сжала его плечо, потянулась вперёд и страстно поцеловала, одной рукой она принялась ласкать его сквозь тонкую ткань, а после взяла его руку и прижала к своей промежности.
— Что на тебя нашло? — спросил он, отвечая ей лаской на ласку.
Белль всегда была легка на подъём и безотказно отдавалась ему, если они не были в ссоре, но он не мог припомнить, когда в последний раз она тянулась к нему с такой требовательной жадностью.
— Я хочу провести с тобой как можно больше таких минут, пока не стала совсем старая и не перестала быть для тебя привлекательной, — пошутила она.
— Ты не старая.
Она благодарно его поцеловала, но не согласилась.
— Ты совсем не старая и очень привлекательная.
— Посмотри на меня.
— Смотрю! — он убрал спутанные пряди от её лица.
— Значит, видишь морщины на моём лице.
— Совсем маленькие морщинки, которые умело прячутся, когда ты не мучаешь себя такими глупостями, — он расцеловал ей всё лицо. — Вот ищу и ни одной не нашёл.
— А грудь? — рассмеялась Белль, несильно отталкивая его.
— О, это самая красивая грудь на свете! — он потёрся щекой о её грудь и умастил на ней свою голову. — На ней так приятно иногда засыпать…
— Болтун! — она погладила его по голове. — Невыносимый болтун!
— А ты — выдумщица! — парировал Голд. — И раз уж на то пошло, то мы сейчас ровесники, радость моя. Каково это было спать со стариком все эти годы?!
— Это другое.
— Это то же самое. Так что прекрати забивать себе голову всякими глупостями! — Румпель резко сел на и начал её щекотать. — Прекрати!
Белль засмеялась и начала щекотать его в ответ. Обычно это на него не действовало, но сейчас всё было иначе. Он попытался отползти, спрятаться от неё, но она не сдавалась, и ему пришлось отбиваться подушкой.
— Ах так! — она тоже вооружилась подушкой.
Эта шутливая борьба продолжалась до тех пор, пока они оба со смехом не свалились с кровати.
Вернувшись назад,
Белль незачем было переживать, что он может перестать интересоваться ею, ведь он просто не мог глаз от неё отвести, смотрел на неё со страстью влюблённого и восхищением почитателя её красоты. А она была красива, и годы только подтвердили это. Те немногие морщинки, на которые она жаловалась, были уже давно и только украсили её, фигура была идеальной, и для него в ней не было недостатков. Кожа была чистой и нежной, источала приятный запах, и он мог бы вечность прикасаться к ней снова и снова. И руки, всегда стремящиеся оболгать своего собственного хозяина, были белы и чисты и приводили его в особый восторг. Больше, чем ими, Румпель любовался только её глазами. Отчего-то в этот день, ставший для них настоящим подарком, лежа в постели рядом с нею, а позже обнимая её в ванной, он уделял её рукам особое внимание, наслаждался тем, как мягко Белль касалась ими его лица и тела, как бережно сжимала его ладони в своих. Он же подносил их к глазам, нежно массировал фаланги и запястья, краткими поцелуями убирал с них капельки воды.
— Ни одна часть тела не имела такого значения, как руки. Руки — медиатор передачи духовной и физической энергии, — мягко говорил он. — Художникам она нравится, потому что её интересно и непросто рисовать. Хирургам…
— Я знаю, — прервала его Белль. — Да и все знают.
— Ну и как так соблазнять девушку?! — проворчал Голд, поёрзав в тёплой воде. — Все-то всё знают…
— Ой! Прости! Я не знаю!
— Поздно!
— Поздно говорить о каком-то соблазнении, когда девушка тебе давненько отдалась!
Он крепче прижал её к себе и поцеловал в шею, а она только смеялась, переплетая свои тонкие пальцы с его.
Пообедали они гаспачо и бутербродами с копчёной рыбой. Тем же планировали и ужинать, но, подумав, решили приготовить что-нибудь горячее на пятерых и в процессе сильно налегли на вино, что привело их в крайне весёлое настроение и отвлекало от основной задачи. Но когда Коль вернулась, всё было почти готово, и они немного огорчились из-за того, что она вернулась одна. Однако ничто в целом мире не могло тем вечером стереть выражение неподдельного счастья с их физиономий.
— Привет…
— Привет, милая! — весело поздоровался Голд. — А где Роланд?
— Приедет через час. А что с вами? — сказала Коль, глядя на их безосновательно радостные лица. — Вы как обкуренные…
— Ты такая хорошая… — Белль обняла её с одной стороны. — Правда же, она у нас хорошая, Румпель?
— О, самая лучшая! — он осторожно приобнял дочь с другой.
— Так! С чего нежности такие?! — встрепенулась Коль. — Ну, съеду я, съеду!
— Не уезжай! — попросила Белль. — Мы тебя любим!