Последний аккорд
Шрифт:
— И как теперь мне уйти?
— Не уходи… — зашевелилась Коль.
— Видимо, никак, — отметила Белль. — Но можем незаметно поменяться местами.
— У вас ничего не выйдет… — проворчала дочь и ещё сильнее прижалась к отцу. — Не уходи.
— Хочешь, возьму тебя с собой? — весело предложил Голд.
— Нет. Хочу, чтобы ты остался…
И он уже подумал, что так оно и будет, и хотел этого, но какая-то часть его всё же мечтала уйти.
— Ладно… Я тебя отпущу.
— Спасибо…
— А тебя нет! — Коль переключилась на мать.
—
— То-то же…
Голда отпустили, и он отправился в офис на первом же такси, которое смог поймать. По пути он пытался мысленно абстрагироваться от Коль, думал о работе, о расширении офиса и штата сотрудников, но выходило у него не очень.
— Доброе утро, мистер Голд! — Джиллин выпрямилась при виде него.
— Доброе, мисс Хейл! Всё, что я просил…
— У вас на столе. И ещё звонил секретарь мистера Рональда Дженкинса, сказал, что он хочет назначить вам встречу.
— Передайте, что я сегодня буду весь день здесь, — вежливо улыбнулся Голд, обрадованный новостью. — Он может прийти, если ему захочется.
— Да, сэр.
— И соберите всех в конференц-зале, мисс Хейл. Через двадцать минут.
— Да, сэр.
Довольный, Голд отправился в кабинет, сбросил свой пиджак, подошёл к окну и залюбовался залитой солнечным светом улицей, старыми зданиями, новыми машинами, проезжающими туда-сюда, детишками, наслаждающимися последними деньками перед началом нового учебного года, суетливыми пешеходами, и думал обо всём на свете, да так увлёкся, что только с третьего раза расслышал голос Джиллин, сообщивший, что все ждут только его одного.
Как есть, в одной рубашке Голд прошёл по коридору в другой конец здания, решительно шагнул в конференц-зал и предстал перед коллегами. Он некоторое время молчал, упершись руками в стол, чем сильно напряг своих сотрудников, а потом начал говорить и говорил очень долго. Для начала он поблагодарил всех за невозможный объём проделанной работы над коллективным иском против бывшей компании Брэдфорда и умелом привлечении внимания различных активистов, об ожидаемом притоке клиентов, о необходимости найма новых сотрудников и расширении компании и о своей готовности до февраля взять ещё одного партнера помимо Сюзанн Уайз и намекнул оживившейся публике, что это не обязательно должен быть кто-то из пяти старших юристов, собравшихся перед ним. Вопросов ему никто не задавал и возражений не выдвинул ни после этого маленького совещания, ни в течение оставшегося рабочего дня.
В час пополудни, как и было оговорено, пришёл Рон Дженкинс — его персональная первая ласточка.
— Здравствуй, Руперт.
— Рональд! Здравствуй! — делано дружелюбно приветствовал Голд. — Присаживайся! Чем обязан?
— Я видел новости на прошлой неделе, — мрачно сказал Дженкинс и сел напротив.
— Я рад, что ты получил сообщение, — ответил мистер Голд. — Я даже боялся, что действую слишком открыто, но когда прождал почти неделю, то даже немного
— Полагаю, что Стентону конец?
— Полагаю, что всем вам конец. И ты тут как раз, чтобы уцелеть.
— Да. И ты можешь это устроить?
— Если наймёшь меня как своего представителя.
— Условия? — устало вздохнул Дженкинс.
— Тридцать процентов.
— Десять максимум.
— Тридцать процентов, — твёрдо сказал Голд, больше не улыбаясь. — Ты не в том положении, чтобы торговаться.
— Я могу найти другого представителя.
— Нет, не можешь. Игра моя, и нужен тебя только я, Рон, — возразил он ещё жёстче. — Так что тридцать процентов и один автосалон в Джерси.
— Твоя цена растёт с каждой минутой! — прошипел Рон. — Двадцать пять процентов и автосалон. Только уточни какой.
— По рукам, — согласился Голд и протянул руку. — Договор я подготовлю к завтрашнему дню.
— По рукам, — недовольно кивнул Дженкинс и пожал ему руку. — До завтра, Руперт.
Когда Дженкинс ушёл, Румпель позвонил Белль.
— Привет! Как она?
— Нормально, — ответила Белль. — Развеселила, сводила на прогулку, накормила и уложила спать.
— Как будто ей снова пять! — умилился Голд.
— Если забыть, что ей 27, то да! — поддержала Белль. — А так, вероятно, я бы её ещё и на ручках покатала…
— У тебя тоже бывали такие дни.
— Бывали. И потому мне её очень жалко. И у нас, наконец, шторы.
— Помогло?
— Не то слово! Ты придёшь на обед? Или опять не придёшь?
Последние два дня он оставался в офисе.
— Не могу, — с сожалением сказал Голд. — Много работы.
— Жаль, — она немного расстроилась. — Тогда до вечера. Люблю тебя.
— И я тебя. До вечера.
Работы было и правда много, но он пообещал себе, что вернётся домой не позже восьми, и часто смотрел на часы, отчего стрелки только медленнее ползли по циферблату. В половине восьмого он покинул офис и поехал домой. У входа в дом стоял Роланд и устало смотрел на экран своего телефона.
— Почему не заходишь? — нахмурился Голд.
Роланд вздохнул и молча протянул ему телефон, где было несколько весьма нелюбезных сообщений от Коль.
— Понятно… Ну, ты и правда не очень рано вернулся сегодня.
— Ремонтировал дом.
Голд недовольно поморщился, как человек, от которого этот самый дом по необъяснимым причинам тщательно скрывался, а без приглашения он на него смотреть не хотел.
— Сам?
— И сам тоже. Ещё и работа, — ответил зять. — И пробки. Я час в центре простоял.
— Ну, стоять тут вечно тоже нельзя. Пойдём!
Они вместе поднялись наверх и зашли в квартиру. Коль вышла им навстречу, коротко поздоровалась с Голдом, гневно посмотрела на мужа и скрылась за дверью комнаты, в которой они временно обитали. Роланд молча последовал за ней, а Румпель закрыл на это глаза и прошёл в гостиную, где Белль сидела за столом с бокалом вина и книгой.