Последний аккорд
Шрифт:
— Красивый букет для особенной женщины? — добродушно усмехнулся водитель.
— Да, — ответил Голд. — Для самой особенной.
— Повод?
— Иногда не нужен повод.
— Всему есть причина, сэр! — цокнул языком философствующий водитель. — Мир самоцелен. И как бы мы ни пытались брыкаться против течения — нас всё равно сносит.
— Зачем ты это сказал? — Голд вдруг сильно пожалел, что подписал в прошлом году петицию против автопилотов в качестве общественного транспорта.
— Просто так.
— Ничего же не бывает просто так…
Вдруг таксист резко сбавил
— Почему дорога перекрыта?
— Парад? — предположил таксист.
— Нет, не парад… — покачал головой Голд. — Тут что-то другое…
— Сейчас выясним! — успокоил таксист, припарковался и кому-то позвонил.
Голд пытался расслышать, что говорил таксисту его собеседник, но тщетно.
— Простите, сэр, — мрачно сказал таксист, когда звонок прервался. — Я не могу отвезти вас по указанному адресу.
— Почему? — он боялся ответа, руки его сжались в кулаки, ногти впились в кожу.
— Там что-то взорвалось…
Голд забыл, как дышать.
========== Красная трава ==========
Голд сунул таксисту деньги, выскочил из машины и поспешил к месту трагедии. Воображение его рисовало ужаснейшие образы, и он старался от них избавиться, чтобы сохранить частичку самообладания. В его руках по-прежнему был букет роз, и, взглянув на кроваво-красные лепестки, он ощутил невыносимую боль, сердце ёкнуло и заныло. Он бросил цветы на тротуар и зашагал быстрее, но менее осознанно, поддаваясь панике и истерии. Этого просто не могло быть… Это не должно было случиться с ней, с ними… Не так и не сейчас…
Он попытался связаться с Белль, надеясь, что она всё же избежала опасности, успела где-то укрыться, но трубку никто не брал.
— Ответь же мне! Белль! — Голд бессильно заплакал. — Прошу! Прошу…
Немного успокоившись, взяв себя в руки, он остановился и определился с маршрутом. Чем ближе он подходил, тем отчетливее чувствовал запахи топлива, пепла и обгоревшей плоти. Запахи смерти. И вот он наткнулся на жёлтую полицейскую ленту, оградительную черту. Со стороны его закоулка только он пытался за неё прорваться и не остался незамеченным: полицейские были расставлены по всему периметру, и один из них тут же подлетел к нему.
— Сэр, вам сюда нельзя!
— Прошу! — взмолился Голд. — Возможно, там моя жена!
Он заглядывал за спину полицейского, отчаянно стараясь увидеть хоть что-то. Трупы уже скрыли, а многочисленных раненых распределили между подоспевшими врачами. Со своего места он насчитал семь машин.
— Мне очень жаль, но я не могу вас пропустить.
— Что мне сделать, чтобы пройти?
— Сэр…
— Что?! — психовал Румпель. — Заплатить вам?! Ударить вас?
— Тогда вас задержат и посадят…
— На двадцать суток. Знаю! А ещё знаю, что покидать место преступления вам запрещено! И вы тогда пустите меня за черту!
— Сэр!
Телефон его зазвонил, и он обрадовался, потому что на экране высветилось «Белль». Радость его была недолгой, потому что когда он ответил на звонок, то услышал другой знакомый голос.
— РУПЕРТ! — кричала
— Хелен! — отреагировал Голд, отстраняя трубку от уха. — Белль… Что с Белль?
— Я НЕ СЛЫШУ! СЕЙЧАС НАЙДУ ТЕБЯ!
— Да как же ты найдёшь меня… — негодовал он, — Хелен!
Но она нашла его, появилась среди толпы снующих туда-сюда полицейских и подошла к нему. Хелен была ранена, хромала на правую ногу. У неё было разбито колено, все руки в ссадинах.
— Мэм, вернитесь к врачам! — скомандовал ей полицейский, но она только отмахнулась.
– РУПЕРТ! Я НИЧЕГО НЕ СЛЫШУ ПРАВЫМ УХОМ!
Голд мрачно подумал, что если она продолжит так сильно кричать, то и левым слышать перестанет.
— Ты… Ты….
— Я В ПОРЯДКЕ!
— А Белль? Она жива? Она цела?
— БЕЛЛЬ ТОЖЕ. ПОЧТИ! НЕ ВОЛНУЙСЯ! ПРОПУСТИТЕ ЕГО!
Он вздохнул с облегчением, а потом напрягся, задумавшись о слове «почти».
— Мэм, я… — опешил от такой наглости полицейский.
— ПРОПУСТИТЕ ЕГО! — повторила Хелен, дав понять, что возражений она не терпит. — ОН ПОМОЖЕТ МНЕ ОБРАТНО ДОЙТИ!
Каким-то образом это сработало, и Голда пропустили. Он позволил Хелен опереться на своё плечо и последовал за ней туда, где ею занялись врачи, и где Голд наконец увидел жену. Белль сидела в одной из машин и выглядела лучше, чем он успел нафантазировать, но, как и сказала Хелен, она была почти цела. Руки её были плотно перетянуты бинтами в районе запястий и зафиксированы, левая нога была ушиблена, но больше, кажется, ничего. Он, не слушая никого, забрался к ней.
– Ты… Ты пришёл… — Белль тоже была оглушена, но говорить старалась тихо. — А я тут…
Голд очень осторожно её обнял.
— Твои руки…
— Сломаны. Это ничего… Ерунда… — она нервно рассмеялась. — Мы были далеко… Довольно далеко… И я просто неуклюжая… Прости…
— Я уже худшее подумал, — признался Румпель. — Всё позади!
— Мне больно, — она заплакала, — и страшно.
И ему тоже было больно за неё и страшно, но она жива, а раны её заживут. Остальное неважно.
Белль и Хелен увезли в больницу Сейнт Люкс Рузвельт на одной машине с журналистом, получившим действительно страшные увечья. По дороге Белль, как могла, рассказала, что случилось. В результате сложилась следующая картина. Взорвалось две машины, принадлежавших конгрессмену Бьюкену. Конгрессмен и его люди погибли. Погибло и несколько журналистов, которые преследовали его, а ещё несколько прохожих зевак. Было также несколько в тяжёлом состоянии, и очень много тех, кто отделался сравнительно легко, оглушённых и сбитых взрывом, задетых фрагментами автомобиля.
В больнице Белль и Хелен сразу отправили в травматологию, где их уже поджидал перепуганный насмерть Билли Холл. Несмотря на то, что в основном Голд был занят заботой о Белль, ему удалось перекинуться с Билли парой слов.
— Три случая по городу, — нервно дергаясь, сообщил Билли. — Все политики.
— Почему в праздник? Их вообще не должно было быть в городе.
— Кто-то точно знал, что были. Один приятель сообщил мне, что виновного нашли, но задержать не успели. Застрелился. Акция?