Последний аккорд

Blitz-22

— Почему ты мне не рассказала? — наконец спросил он, скорчив серьёзную мину.

— Прости меня, — тут же выпалила Белль и смело посмотрела ему в глаза. — Умоляю: не злись! У нас тогда только всё наладилось, и мы были счастливы, будто снова влюбились друг в друга. Я не хотела ссориться, не хотела всё портить. Я боялась, что ты взбесишься.

Она правильно боялась. Тогда он бы и правда взбесился, но было немного обидно, что и потом она не нашла времени и повода рассказать ему.

— Я не злюсь, — мягко сказал Голд и обнял её. — Просто мне неприятно, что я узнаю такое от чужих людей.

—

Я знаю, — пискнула Белль и крепко обняла его за шею. — Прости меня.

— И немного жаль, что та история тебя ничему не научила, и ты потом полезла к тем бомжам.

— Ты смеёшься надо мной.

Румпель и правда над ней смеялся. Смеялся с той грустью, с которой люди смеются над горькой правдой.

— Я смеюсь над тем, какая ты у меня неугомонная, — усмехнулся он. — Но полюбил бы я другую? Мы не можем себя переделать.

— Знаешь, та история возымела совершенно обратный эффект, — призналась она. — Я испугалась, но потом прониклась идиотской уверенностью, что и дальше удача от меня не отвернётся.

— Иллюзия бессмертия?

— Иллюзия бессмертия. Самая страшная из иллюзий. И ты ей ещё подвержен.

— Да, я знаю…

— Я надеюсь, что теперь ты понимаешь меня лучше. И понимаешь, насколько мне страшно за тебя.

Он понимал. Он вдруг понял, что во всей этой истории со Стефано Ортисом она не так уж и переживала за Адама, не сомневаясь, что Голд не допустит беды, но сомневалась, что он убережёт самого себя. Об этом говорили её побледневшее лицо и её потемневшие синие глаза.

— Я люблю тебя, — прошептала Белль, прижавшись к нему всем телом. — Я так люблю тебя, будто ты часть меня. И если эту часть отсечь, то я истеку кровью и умру.

От этих её слов ему стало и тепло, и тревожно, и всё, что он мог сделать, это обнимать её и не отпускать от себя до конца этого вечера и этой ночи.

На следующее утро Голд неохотно расстался с женой, но, к сожалению, их обоих ждали дела. Однако дела не мешали ему о ней думать, да и сама она о нём не забывала, позвонила несколько раз без особых причин и ласково и весело с ним разговаривала. Потому последний звонок его напряг. Голос Белль разительно изменился, и была неясно, зла она или просто обеспокоена.

— Что ты делаешь завтра в час дня? — задумчиво спросила она.

— Зависит от тебя.

В час дня он планировал работать, а в пять его ждали Чарли Брайант и Билли Холл.

— Боюсь, не от меня, — вздохнула Белль. — Мне позвонила мисс Бауэр. Тьютор Криса. Попросила нас подойти к ней в кабинет завтра к часу дня.

— А что такое?

— Я не знаю. Завтра выясним.

После того, как Белль положила трубку, Голд ещё долго думал об этой новости и не удивлялся. Тьютор могла позвонить родителям только в случае, если у ученика появлялись проблемы, которые тот не мог решить самостоятельно. По поводу Криса им ещё не разу не звонили. Странно, но Голд не мог даже сердиться на сына, только на себя. Он не планировал ничего делать, пока не узнает наверняка, но порыв немедленно уволить Криса всё же был.

В пятницу, провожая сына в школу, они старались вести себя непринуждённо, но излишняя любезность и веселость всё же насторожили юношу.

— У вас всё хорошо? — нахмурился Кристофер. — Вы какие-то

странные.

— Разумеется, — отмахнулась Белль. — А у тебя всё хорошо?

— Нормально.

— И совсем нечем поделиться? — уточнил Голд, растянув губы в своей самой обаятельной улыбке.

— Совсем.

— Какая жалость! — наигранно огорчилась Белль.

— Мне пора, а то я опоздаю, — ещё сильнее нахмурился Крис. — Поговорим за ужином, ладно? Я после работы сразу же пойду домой.

Они его отпустили, подозревая, что разговор состоится значительно раньше. В душе они надеялись, что для этого не появится по-настоящему серьёзных причин. К часу они поехали на встречу с мисс Бауэр и прибыли на двадцать пять минут раньше. Не желая блуждать по коридору под пристальным взглядом охранника, они решили подождать во дворе, у левого входа, со стороны которого располагался кабинет мисс Бауэр и ещё нескольких учителей. Среди них был и мистер Маккласки, преподаватель английского. У Белль были к нему вопросы, а он сам был не прочь кое-что обсудить с ней, а потому они разговорились, когда он пробегал мимо, направляясь к учительской парковке. Голд бы принял участие в их маленькой неофициальной беседе, но заметил то, на что стоило бы обратить внимание мистеру Маккласки или охранникам: за фонтаном, украшающим двор, притаился ученик. Голд узнал его и не мог не подойти. Парень сидел там в расстёгнутом пальто и пытался зажечь сигарету. Ему было всё равно, что его могут здесь заметить и отругать, и он не обратил на Голда никакого внимания, пока тот не обратился к нему напрямую:

— Дай! Дай это мне!

— Мистер Голд? — вздрогнул юноша.

— Да, мистер Голд. Давай сюда, Пол!

— Что давать?

— Сигарету! Живо!

К его изумлению, Пол даже не попытался с ним спорить, протянул и сигарету, и зажигалку.

— И пачку тоже.

Пол отдал ему и пачку.

— Тебе курить не рано?

— А вам какое дело? — буркнул Пол, но не враждебно, а как-то устало.

— Стало быть, есть, раз спрашиваю, — сказал Голд, смягчившись. — Почему ты здесь, а не на занятиях?

— Неважно себя чувствую. Отравился.

— Я позвоню твоим родителям. Они заберут тебя.

— Прошу, не надо им звонить, — попросил Пол и выдавил улыбку. — Они заняты. Я просто дождусь Криса и пойду домой.

— Думаю, Крис тебя извинит. Иди сейчас же домой и позвони врачу. Точно не хочешь, чтобы я позвонил твоей маме?

— Нет-нет! — поспешно отказался юноша. — Я сам. Я уже иду домой. Возьму такси.

— Я могу тебя отвезти…

— Не беспокойтесь. Я правда сам доберусь, — настаивал Пол. — Передайте Крису, что я пошёл домой.

— Передам, — рассеянно сказал Голд, не желая отпускать его одного. — А сигареты оставлю себе. И если увижу ещё раз, то точно позвоню твоим родителям.

— Договорились! — весело сказал Пол и ушёл вполне ровным шагом.

Голд угрюмо смотрел ему вслед и всё-таки вытащил телефон, но в последнюю минуту передумал.

— Румпель? — окликнула Белль, закончившая разговаривать с учителем. — Ты идёшь?

— Иду.

— Это Пол?

— Да.

— А почему он не в классе?

— Говорит, что отравился, — пожал плечами Голд. — Не думай о нём. Пойдём.