Последний аккорд
Шрифт:
— Я хочу прогуляться! — вдруг сказала Коль. — Кто со мной?
— Я с тобой! — тут же согласился Голд.
– И я! — вызвался Крис. — С радостью.
— Ну, у меня выбора нет, — пожал плечами Роланд
— Умница, — похвалила его Коль. — Адам? Мам?
— Я занята, — улыбнулась Белль.
— Я помогу маме, — отказался Адам. — Тем более там снег идёт периодически. Боюсь, что я не фанат залепленных снегом очков.
— Я тоже маме помогу, — быстро отказался Альберт.
— Прости, дорогой, но ты уходишь, — сказала Белль и потянулась. — Толку от тебя
Альберт хотел возразить, но не успел.
— Отлично! — Коль хлопнула в ладоши от предвкушения чего-то, пока известного только ей. — Я уже знаю, куда мы пойдём!
Коль повела их в самое сердце Манхеттена. Если уж знакомиться с Рождеством в Нью-Йорке, то никак нельзя пропустить вид на главную ёлку города, Шар Времени на Таймс-сквер и иллюминацию 7-й и 5-й авеню. Она это делала, чтобы показать Роланду часть своего мира, часть своего детства. В остальном нужды не было: чтобы проникнуться волшебством этого праздника на Манхэттене, достаточно просто выйти на улицу, на которой светло как днём от сияния гирлянд. Люди бродят по улицам, улыбаются друг другу так, как их не заставишь в любой другой день, ищут свои маленькие радости. Для Коль радостью было то, что её муж, кажется, сдался под её натиском и прекратил ворчать, Альберт развлекался с помощью собственного воображения, едва уворачиваясь от прохожих, а Крис просто радовался снегу и краскам, пестрящим вокруг. Голд же радовался их голосам, тому, как они, такие настоящие и живые, то шли рядом, то отставали, то уходили немного вперёд, и при этом оставались с ним.
— В Сторибруке мы не отмечали Рождество, — задумчиво произнёс Крис, когда они с Голдом ненадолго остались вдвоём. — Почему сейчас?
— Отмечали, — напомнил Голд. — Мы всегда готовили праздничный ужин.
— Разве что ужин, — согласился Крис, — но мы не называли это Рождеством. Почему сейчас это стало так важно?
— Когда мы переехали в Нью-Йорк в первый раз, Адам и Коль были совсем маленькими, — пояснил Голд, — и мы с мамой решили во что бы то ни стало вырастить их в этом мире и уберечь от Сторибрука.
— Не вышло.
— Да… Но мы очень старались. И поэтому отмечали большинство праздников, чтобы у них не возникало вопросов, — ему было немного грустно. — Сейчас же мы празднуем не столько Рождество, сколько тот факт, что мы свободны и вольны поступать так, как нам хочется. К тому же это очень красиво. Оглянись вокруг!
– Да, — согласился Крис. — Очень красиво.
Тут у Голда свело от боли повреждённую ногу, и он едва не упал. Он ожидал этого когда угодно, но не в такой день. Причины происходящего с ним становились всё менее ясными.
— Папа!
— Я в порядке. Поскользнулся просто.
— Но это ведь не в первый раз с тобой? — осторожно спросил Крис.
О маленькой проблеме знали только Белль и Коль. Больше он никому не говорил, а Крису так вообще ничего не рассказывал о своём прошлом.
— Не в первый. Просто у меня есть старая рана, — мягко сказал Голд и опустился на ближайшую скамейку, растирая больную ногу. — И иногда она дает о себе знать. Сейчас станет
— Что за рана?
— Сейчас не время для этой истории, Крис, — вздохнул Румпельштильцхен. — Она грустная. Нехорошая. Могу я оставить её для себя?
Крис кивнул и сел рядом.
— Лучше скажи-ка мне, отчего ты воевал утром с мамой? — улыбнулся он мальчику, переводя тему.
— Ну, я не хочу лететь в Париж, — ответил Крис. — А она считает, что это всё из-за Пола.
— А это не из-за Пола?
— Может, и из-за Пола, — пожал плечами Крис, — но ещё и потому, что я не понимаю, зачем нам туда.
— Смена обстановки?
— Мы недавно изменили всю свою жизнь, — веско отметил Крис. — Куда ещё менять? Не логичнее было бы остаться здесь? Или вы могли бы полететь вдвоём, раз вам так туда хочется, потому что мне нет. Я ещё к этому городу не привык.
— Это очень верная мысль, — согласился Голд, разгребая здоровой ногой свежевыпавший снег. — Знаешь, я подумаю над этим. Идёт?
— Что это вы? — их хватилась Коль.
— Отдыхаем, — мягко сказал Голд и похлопал себя по больной ноге.
Коль помрачнела, но быстро справилась с беспокойством, села рядом и привалилась к его плечу.
— Чего это вы все расселись? — спросил Альберт.
— Альберт, а не зайти ли нам куда потеплее? — предложила Коль.
— Я — за! — сказал подошедший Роланд. — Скажите только куда.
— Можно, — закивал Альберт и добавил со знанием дела: — Тут неподалеку есть милое местечко.
— Милое местечко?! — усмехнулся Голд. — Ты всего девять часов в Нью-Йорке!
— Ты не поверишь, как много можно сделать за девять часов, папа.
За девять часов можно действительно многое сделать, и чуть позже, в том самом кафе, они все смогли убедиться в плодотворности Альберта.
Голд занял свободное место у окна, и Коль тут же села рядом с ним. Крис и Роланд расположились напротив. Альберт не спешил, снял чёрное зимнее пальто, стянул перчатки и, несмотря на то что в зале работали официанты, решил сделать заказ у кассы.
— Ну, — весело спросил он, потирая руки, — кому что?
— Какао, — улыбнулась Коль.
— Мне капучино, пожалуйста, — попросил Роланд.
— Мне — какао, — сказал Крис, — и яблочный пирог.
— Травяной чай, — кивнул Голд, благодарно улыбнулся сыну и бросил взгляд в окно на летящий снег.
Снегопад усиливался, и ему подумалось, что они очень даже вовремя укрылись здесь. Нога перестала болеть, будто тепло и правда помогало. Вскоре кое-что его заинтересовало сильнее, чем снег за окном.
Альберт слишком задержался у кассы, оказывая знаки внимания продавщице. Для обычного флирта его жесты и взгляды были чересчур откровенными, из чего Голд заключил, что Альберт уже успел довольно тесно с ней пообщаться. Он обратил внимание на объект романтических притязаний сына — рыженькая, хрупкая девушка, совершенно ничем не примечательная, личико глупенькое. Смазливая, но не более. Она краснела от каждого его слова и смеялась над каждой шуткой, вызывая неприкрытое раздражение у других посетителей.