Последний полет Гагарина

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

А ещё он должен был повторить эксперимент Николаева со стравливанием воздуха. Основательно переделанный скафандр, по идее, не должен был столь сильно сковывать движения. Перед экспериментом мы рассчитывали, что Леонов снизит давление в спускаемом аппарате «Востока», повысив содержание кислорода, а тумблеры переехали ровно под правую руку. В теории — всё предусмотрели, но…

— Не избавлюсь от мысли, что именно так погиб Валик Бондаренко. При низком давлении и в кислородной атмосфере.

Вот что не давало Алексею отвлечься и расслабиться на Новый год.

— Не дрейфь! — я похлопал его по оранжевому плечу. — Плитку

с открытой спиралью тебе не дам. Причин возгорания нет. Поверь, для себя старался, я же резервный дублёр после Шонина.

Он ничего не ответил и ввинтился в узкий люк, тоже не особо крупный мужчина, но чуть выше меня, сиявшего для ободрения фирменной улыбкой, абсолютно неискренней. Жгло послезнание: от искры из-за замыкания в электропроводке сгорели заживо в кислородной атмосфере Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт и Роджер Чаффи. Правда, как потом признавались многие астронавты, культура подготовки к полётам у них была местами ниже плинтуса, парни находили в кабине незакрученные болты, валявшиеся на полу, на обрезки изоленты вообще не обращали внимания. Не знаю, анекдот или правда, кто-то из них после наступления невесомости в космосе обнаружил забытые техником и мирно плывущие на фоне иллюминатора плоскогубцы.

У нас за такое расстреляют или, что ещё хуже, исключат из партии. Ну а кроме шуток, многоуровневая проверка подготовки к старту была неплохая. Но перегрузки и вибрации, как ни затягивай соединения, повышали шансы ослабления разъёмов.

Хрущёв бросил Алле: мы не знаем, провожаем ли Гагарина к славе или в последний путь, что-то в этом роде, нельзя подобное травить при жене космонавта, но вообще-то он сказал правду. Я сам теперь, оставаясь на Земле, нахожусь в подобном положении, лишь гадаю — вернётся ли Алексей победителем или писать некролог.

В какой-то мере самому рисковать легче, чем ждать внизу.

Вышло так, что сбылись практически все ожидания: оба корабля отработали штатно, состыковались, но штуцерами шлангов Леонов в приёмные гнёзда не попал. Доложил, что после стыковки слышит собачий лай, донёсшийся через конструкции сцепившихся аппаратов. Королёв после этого доклада принимал рукопожатия. Мы, конечно, слышали и лай, и вой Белянки благодаря микрофонам на «Восходе», тем не менее, рапорт Алексея обрадовал и весьма.

Отстыковавшись, на вторых сутках полёта он разгерметизовал кабину. Не идеально, но с большего можно констатировать: скафандр годен для первой попытки выхода в открытый космос, если добавить систему охлаждения, обошлось без приключений.

Во время торжественной встречи Леонова во Внуково, там происходило всё ровно так же как при моём возвращении, Алексей спустился с трапа с Белянкой на руках, опустил её на ковровую дорожку и повёл четверолапого космонавта на поводке.

Я, стоявший по правую руку от Шелепина, услышал пренеприятный диалог.

— Эту собачку товарищ Первый секретарь намерен подарить де Голлю, — шепнул Суслову Громыко.

— Позор… Если дарить иностранным главам государств, нужно что-то приличное. Неужели не нашлось породистой?

Я даже улыбаться перестал и старался не смотреть в сторону Суслова. Неужели он настолько далёк от реальности, что не знает — мы берём беспородных и откровенно уличных, потому что они выдержали естественный отбор, а не изнеженных мелких чистопородок. А если не знает, не ориентируется, зачем лезет с советами? В советской

системе есть плюсы и минусы, очевидный минус — когда на верхотуру власти взбирается деятель, считающий себя компетентным во всём на свете. Таких ставят командовать сельским хозяйством, потом добывающей промышленностью, затем каким-то регионом, он надувает щёки, отдаёт распоряжения, и на всё про всё у него один ответ: партия сказала «надо», вы уж сами выкручивайтесь и придумывайте как исполнить.

Шелепин, вроде бы выходец из тех же слоёв, человек иного склада, он как минимум выслушивает специалистов. В то же время вынужден считаться с мнением ЦК, сформированного под влиянием Хрущёва, и некоторая смена поколений, с чисткой от экс-сталинистов и «универсальных талантов», возможна только в шестьдесят седьмом, после очередного съезда КПСС и избрания нового состава Центрального Комитета. Если при Шелепине до съезда советский гражданин ступит на Луну, мы сильно укрепим его моральные позиции.

Но как же нехорошо приурочивать технически трудные вещи к съезду, к годовщине, к юбилею… А тут ещё американцы дышат в спину.

Глава 6

6

В конце января шестьдесят третьего года состоялась военно-научная конференция ВВС по вопросам использования космического пространства в военных целях. Да-да, именно в тех, о чём наша пресса безудержно ругала Запад из-за грядущей милитаризации космоса.

Люди сведущие возразили бы: и что в этом такого необычного? Первой к космосу прикоснулась боевая баллистическая ракета. Первый спутник вывела на орбиту межконтинентальная баллистическая ракета с дополнительной разгонной ступенью. И советские первые космонавты, и американские астронавты — офицеры ВВС своих стран. Люди в погонах шагнули в неизведанное впереди людей в штатском, так будет и дальше.

К моему большому сожалению, практические работники ОКБ-1 или команды Янгеля едва были представлены и преимущественно молчали, что понятно: огласить результаты новейших разработок на публике численностью под полторы сотни человек означало повысить риск утечки к врагу. Итого получилось, что на конференции присутствовало шестьдесят пять (!) генералов ВВС, профессора военных заведений, но это скорее были мечтатели, слабо представляющие возможности ракетной техники.

Мы с Каманиным сидели в президиуме. Николай Петрович стойко и неподвижно переносил происходящее. Ему бы монокль в глаз, напоминал бы прусского барона на кайзеровской службе в начале века. Наверно, в курилке бы высказался, но я не ходил курить, тем более как живой экспонат постоянно находился в центре внимания, уже привык, в том числе отвечать на одни и те же вопросы. В заключительный день конференции, в перерыве, лишь один полковник спросил по-человечески:

— Юрий Алексеевич, не мешает жизни и службе такая популярность?

— Ещё бы, товарищи офицеры. Докладываю: каждое утро надеваю самый дешёвый спортивный костюм, обычные кеды за три рубля и вязаную шапочку, под неё — короткую накладную бородку с усами с резинкой на затылке. И бегу по улицам Москвы пять километров в одну сторону, затем пять обратно. Борода мешает, но без неё невозможно, тут же: Юрий Алексеевич, это вы? Позвольте пожать вашу руку. Останавливаюсь, нехорошо игнорировать советских граждан, сбиваюсь с дыхания, бегу дальше, опять: Юрий Алексеевич…