Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
— Ты не отправишься на разведку. Это исключено, — зло выплюнул он, и впервые она позволила себе недовольство.
Скинула с себя образ кроткой, послушной жены.
Она может притворяться перед его полководцами. Но его обмануть у нее не получится. Он слишком хорошо знал, какой огонь бежал по ее жилам вместе с кровью. Он его видел.
— Почему? — спросила она, не отводя требовательного, строго взгляда.
Ее темные глаза пылали, и он проглотил довольную усмешку.
«Так-то лучше, жена. Так-то
— Потому что это опасно.
— Моя жизнь не стоит больше жизни любого твоего самурая.
— Стоит.
— Почему? — и вновь огонь блеснул в глубине ее глаз.
И слишком поздно Мамору осознал, что невольно угодил в ловушку. Ловушку своих собственных слов.
Талила стояла напротив, чуть приподняв подбородок и вытянув руки вдоль тела. Ладони ее были сжаты в кулаки. Крылья носа трепетали из-за шумного, резкого дыхания. Она поджала губы и смотрела на него, сузив глаза.
Ждала, требовала ответа.
Неуверенность, к которой он не привык, которой он не знал, захлестнула горло, помешала ему сказать что-либо в ответ. Мамору тяжело сглотнул — дернулся кадык — и ладонью поправил завязки рубашки у горла.
Дышать легче не стало.
— Почему? — требовательно повторила Талила, и его губы изогнулись в усмешке.
Ни следа напускной покорности, ни следа мнимого смирения.
Что он мог сказать?..
Потому что я не хочу тебя отпускать? Потому что я не хочу, чтобы ты уходила из моего поля зрения? Потому что я не хочу, чтобы ты рисковала своей жизнью вдали от меня, когда я не смогу прийти на помощь?..
Потому что буду... тревожиться за тебя?..
Волноваться?..
— Потому что твоя магия слишком важна и ценна, — сказал Мамору.
И мог покляться, что увидел, как в глазах Талилы раскрошился мир.
Но ему это показалось, ведь спустя краткое мгновение она моргнула и опустила взгляд, и больше уже не поднимала его от своей обуви.
— Именно благодаря моей магии я могу принести пользу в разведке, — глухо сообщила она своим сапогам. — Преданных людей слишком мало. Мы должны беречь их. Не можем ими рисковать.
«А кто будет беречь тебя?!»
Ему хотелось наорать на нее. Повысить голос, схватить за плечи и встряхнуть. Но вместо этого он шумно выдохнул и стиснул челюсть.
Талила ведь во всем была права.
И ему нечего ей возразить, кроме недостойных военачальника глупых мыслей о том, что он будет за нее волноваться.
— Хорошо! — бросил он зло и раздраженно, когда жжение в груди достигло своего пика. — Хорошо, ты возглавишь разведывательный отряд!
Она не подняла взгляда, чтобы поблагодарить, а ведь он согласился с ней, сделал так, как она предложила!
— Благодарю, господин, — пробормотала Талила по-прежнему со склоненной головой и сбежала из шатра прежде, чем Мамору смог найти повод задержать ее еще на немного.
«Твоя
Идиот.
Шагнув к пологу, он рванул его с такой силой, что чуть не выдрал с мясом.
— Такахиро ко мне! — бросил двум самураям, что стояли на страже возле шатра.
Те переглянулись, обменялись взглядами, и один из них отправился выполнять приказ Мамору. А тот, ступив несколько шагов, остановился, запрокинул голову и позволил прохладному ветру обдуть его лицо.
Успокоить разыгравшуюся в груди бурю это не помогло, но к моменту, когда перед ним вырос чуть удивленный Такахиро, Мамору вернул себе видимый контроль над чувствами. Заговорил он уже ровным, почти спокойный голосом, и только изредка в нем слышался скрежет метала.
— Госпожа Талила возглавит разведывательный отряд, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты отправился с ней.
Такахиро дернулся вперед и уже приготовился возражать, когда наткнулся на предупреждающий стальной блеск во взгляде своего господина. И вместо слов он глотнул ртом воздуха и склонил голову.
— Будет исполнено, господин.
Мамору кивнул сам себе со злым удовлетворением.
Хотя бы кто-то не стал ему перечить.
Затем был очень долгий день, полный новых обсуждений и планов. Он переговорил с полководцами и самураями, и вместе они решили, что в отряд, который возглавит Талила, войдет дюжина воинов, и они отправятся в путь как можно скорее, уже на рассвете. Они должны держаться тайно и вернуться, как только узнают, что происходит в Империи.
Все это проговаривал полководец Осака. Мамору молчал. Как молчала и Талила, а ведь это ее задумка исполнилась.
Это злило его еще сильнее.
Выдержка, что он тренировал годами, вдруг разом иссякла. И это также злило. Мамору смотрел на Талилу и чувствовал, как внутри бушевало раздражение. И проклятая тревога. И недовольство. А еще он перехватывал взгляды, которые бросали на нее самураи, и чувству, что возникало в то мгновение, он не мог найти подходящего названия.
Хотелось вернуть ее в шатер. И не выпускать. Никогда.
Вечером же он, напротив, не хотел возвращаться в него как можно дольше. И это было недостойно самурая, и потому Мамору, смирив себя уже в который раз, вошел в шатер сразу после заката.
Талила, которая собирала вещи в небольшой мешок, мазнула по нему тусклым взглядом и даже не прервала своего занятия.
— Я хочу, чтобы ты была осторожна, — Мамору заговорил, и это заставило ее повернуться к нему и отложить мешок в сторону. — Ты поведешь за собой людей. На тебе лежит ответственность за их жизни.
— Конечно. Я буду осторожна, — пообещала она так, как могла бы пообещать последнему самураю в этом лагере.
— Хорошо, — он сглотнул, почувствовав на языке вязкую сухость. — Я рассчитываю на тебя. Как на... на своего полководца. Не подведи меня.