Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
— Талила?.. — он шагал к ней торопливо — как мог.
Увидев ее такой, нахмурился и до боли сжал челюсть.
Она хотела подняться ему навстречу: все же он был ее мужем и господином, но Мамору, заметив, сердито мотнул головой, и она с блаженством вновь опустилась на жесткое бревно, которое показалось ей сейчас мягчайшим покрывалом.
— Почему ты вернулась? — Мамору дохромал до костра, но не сел рядом с ней, а остался на ногах.
— Мы заметили отряд Сёдзан. Он направлялся к лагерю, — заговорила Талила и не узнала свой голос.
Он
Она поднесла к губам чашку с теплым питьем и сделала большой глоток, чтобы смягчить горло.
— Небольшой. Но потом мы увидели второй... с другой стороны хребта. Несколько дюжин самураев. Они должны выйти в месте, в котором спустилась я.
Она встретилась с Мамору взглядом.
— Полководец Осака отправил меня сюда. Он попытается перехватить второй отряд... мы подумали, что это ловушка...
Он стиснул кулаки и скривился от боли, пронзившей спину.
— Они не могут знать, что я очнулся, — сказал он тихо.
— Не могут, — едва шевеля губами, согласилась Талила. — Но они могут знать, что в лагере я...
Она гнала прочь эту мысль, пока неслась по склону вниз, пока захлебывалась снегом и собственным дыханием. Потому что ей было стыдно. И горько. Но теперь, оказавшись лицом к лицу с Мамору, она поняла, что должна произнести вслух то, что крутилось в голове.
Обязана.
— Хорошо, — уже громче произнес он. — Не станем же их разочаровывать, — он скривил губы в жутком оскале. — Ты встретишь их. Я останусь в стороне. Послушаем, что они предложат.
Она не успела ничего сказать: Мамору развернулся и загашал прочь. Впрочем, времени на разговоры уже не осталось, и Талила едва успела немного прийти в себя и согреться, чтобы перестать жалко дрожать, и сменить плащ, когда на другом конце лагеря звук рога возвестил о прибытии нежданных гостей.
Она как раз переплетала в шатре волосы, когда услышала голос Такахиро.
— Госпожа, пора.
Мамору уже занял свое место среди других самураев, и она даже не узнала его, пока шла сквозь лагерь к месту, где остановился отряд Сёдзан. Входящие в него самураи даже согласились отцепить ножны с катанами и сложить их чуть в стороне. В знак своих добрых намерений.
Талила была готова ко многому. Но не к тому, кого она увидела среди воинов врага.
— Господин Хироку, — произнесла она неверными губами.
Перед ней стоял ее дядя, и ощущение нереальности того, что происходило, накрыло ее на несколько коротких мгновений.
— Здравствуй, племянница.
Она обратилась к нему по имени. Но он назвал ее так, чтобы об их родстве узнали все.
Все самураи, что стояли за ее спиной. Все самураи Мамору.
Талила скривилась. Хироку знал, куда бить, и его удар достиг цели. Она поняла этого, когда буквально почувствовала спиной и затылком волну осуждения, щедро приправленной ненавистью.
Наверное, лишь только присутствие Мамору где-то среди них сдерживало самураев. Они хотели бы, но не смели совершать ничего без прямого приказа своего господина.
Ей
— Здравствуй, дядя, — в тон ему ответила она и улыбнулась.
Мамору велел выставить воинов, чтобы они встретили второй отряд Сёдзан, если те смогут расправиться с полководцем Осакой. Она предупредила всех о засаде. Она успела. Она увидела первой.
Только за эту мысль держалась сейчас Талила, кожей ощущая направленные в ее сторону взгляды. Смотря в надменное, дышащее превосходством лицо своего дяди.
— Почему же нас не встречает твой муж, племянница? — спросил Хироку насмешливо. — Я бы хотел говорить с мужчиной.
— В последний раз тебе это не помешало, — с сухой усмешкой припомнила она.
— Он мертв, да? — мужчина покачал головой. — Не пережил того, что ты с ним сотворила? Я удивлен, что застал тебя в живых. Думал, тебя уже разорвали на части...
— Мертв скоро будешь ты, старик, — не выдержав, Мамору шагнул вперед. — Взять их.
Глава 17
Ошеломленное лицо Хироку Талила не забудет до своего последнего вдоха. Он давно похоронил Мамору. Он почти похоронил ее саму.
Напрасно.
Его отряд сдался без боя. Самураев связали между собой и приставили к ним стражу, а вот их предводителя Мамору велел привести в шатер. С ним он хотел поговорить без посторонних ушей.
Талила заколебалась, следовать ли ей за ним, но муж едва заметно кивнул, и все разрешилось.
Хироку все оглядывался себе через плечо, пока они шли по лагерю. Смотрел он на то самое место, откуда четверть часа назад с хребта спустилась Талила. Наверное, ждал, что у второго отряда вот-вот получится войти в лагерь никем не замеченными.
Она не стала ничего говорить дяде. Пусть еще немного поживет этой сладкой надеждой. Но невольно сердце колола тревога: полководец Осака был в горах совсем один... Мамору велел отправить отряд ему навстречу, но никто не мог предугадать, сколько времени самураям понадобится, чтобы разыскать его и оставшихся с ним воинов.
Хироку в шатер сопровождало четверо стражников. Талила трижды перехватывала его взгляд, которым он прожигал спину Мамору, что медленно шел впереди, прихрамывая. Тихая ярость плескалась в груди, и ей хотелось закрыть дяде глаза повязкой, а еще лучше — выколоть их. Ей очень не нравилось, как он смотрел. Он не имел права. Он просто не смел.
Мамору прогнал самураев из шатра, и внутри они остались втроем. У Хироку были связаны руки, но Талила нарочно встала рядом с ним и на полпальца вытащила из ножен лезвие катаны. Она отсечет ему руку прежде, чем он успеет что-либо замыслить. Одним глазом она следила за дядей, другом — за Мамору, который очень медленно опустился на футон. Ей хотелось помочь ему. Хотелось подставить локоть. Хотелось быть рядом.