Потому что ночь
Шрифт:
— Ну да, но что в этом веселого?
Я сужаю глаза, глядя на своего нового брата.
Он только смеется.
— Отец всегда был задумчивым ублюдком. Даже когда мы были в Париже в 1800-х годах, пили абсент и курили опиум, он был мрачен, в лучшем случае. Занимательно наблюдать, как он ориентируется в тебе и современном мире. Обращение тебя, честно говоря, пошло ему на пользу. Это безгранично оживило его.
— Я прям в восторге от услышанного, — говорю я.
— Ты ведь не скучаешь по своей земной жизни?
— Да, скучаю. Моя жизнь была скучной, но неплохой. Я понятия
Он кивает.
— Дай себе время. У тебя траур.
— Что? По себе? — спрашиваю я с улыбкой.
И он снова кивает.
Лукас стоит у перил неподалеку, наблюдая за массой танцующих внизу. Все это кипящее человечество, кажется, завораживает его. Он даже не моргает, воспринимая все это.
Но хватит о нем. Я не позволю ему испортить вторую ночь моей новой причудливой жизни. Находиться в таком месте с моими обостренными чувствами очень интересно. Игра огней ослепляет мои глаза, и я чувствую громкий и четкий звук баса через грудную клетку. С моей вновь обретенной выносливостью я могла бы танцевать всю ночь. И кто знает, может, так и будет.
Бутылка шампанского Cristal стоит в ведерке со льдом рядом с водкой CIROC. Все это призвано приманить людей и помочь нам смешаться. Однако вряд ли это нужно. Они наблюдают за нами с неприкрытым очарованием. Что это — сверхъестественное «je ne sais quoi»8 или свечение нежити, я понятия не имею. Но вряд ли охота за сексом или кровью превращается для них в рутинную работу. Это беспрецедентно. Люди бросают на меня косые взгляды. Я игнорирую их, потому что это неловко. Для человека, который прожил жизнь практически незамеченным, перемены чрезвычайны.
— Я должен быть расстроен тем, что ты — новая любимица отца. Ты хоть представляешь, как скучно было, пока он спал? — Генри надулся. — Теперь он снова проснулся, но все его внимание достается Скай. Тебе очень повезло, что я такой понимающий.
— Извини.
Генри показывает пальцем на Монику, которая сейчас танцует и флиртует в баре.
— Пора тебя кое-чему научить. В конце концов, знание — сила, милая.
Моника сидит между нами, с ухмылкой, и бокалом шампанского и апельсинового сока. Все прежние недостатки энергии и цвета кожи были устранены. Приложив палец к ее подбородку, Генри улыбается, пристально смотрит ей в глаза и говорит:
— Будь умницей и кудахтай, как курица, ладно?
— Генри, — ругаю я. — Не будь придурком.
Но женщина уже издает кудахтающие звуки. Она даже начала покряхтывать для пущей убедительности.
— Это ей не повредит. Подобные вещи требуют большой практики, но ты можешь сделать это с любым человеком, если только у него не особенно сильная воля. Твоя очередь, — говорит он, кивая мне. — Теперь тебе нужно сосредоточиться. Направь на них свою волю.
— Моника? — Я наклоняю голову, чтобы оказаться в поле ее зрения. Я не уверена, что нужно кривить лицо и думать так сильно, чтобы началась сильнейшая головная боль. Но она приостанавливается и смотрит на меня. — Желаю спокойной ночи.
— Что?
— Понастоящему сосредоточится, — пробормотал
— Я пытаюсь, — говорю я.
Ее взгляд переходит на Генри, а затем возвращается ко мне. Улыбка женщины явно озадачена.
— Что происходит?
— Не своди с меня глаз.
— Хорошо.
Я как будто представляю себе связь между нами. Мои мысли в ее голове. Мою волю над ней. Если задуматься, то это просто отвратительная идея. Но вот мы здесь. Я нажимаю и сосредотачиваюсь, и мир словно затихает вокруг нас. Возможно, это связано с тем, что я так сильно сосредоточилась. Однако временная неподвижность ощущается примерно так же, как когда я слышу слово. Я решила воспринять это как положительный знак.
— Пожелай спокойной ночи и уходи, Моника.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — неуверенно спрашивает она.
— Делай то, что тебе нравится. Развлекайся. Береги себя, хорошо?
На ее лице появляется нерешительная улыбка, затем она вскакивает и направляется обратно к бару. На этот раз она останавливается рядом с чернокожей женщиной с пирсингом и бритой головой. Взявшись за руки, они вскоре уходят вместе.
Генри закатывает глаза.
— Не этого я ожидал. Мы можем полностью контролировать их крошечные, скучные жизни. А ты говоришь ей, чтобы она шла и веселилась.
— Не навреди, чувак.
— Сестра. Боже мой. Мы же хищники. Я не уверен, поддалась она внушению на самом деле, или ей просто понравилась идея отдохнуть остаток ночи. Скорее всего, последнее.
— Мы не можем сказать, происходит ли это?
— Нет. Это тонкий навык. Ты узнаешь, что чувствуешь сама, когда связь установлена. Но кроме пустого взгляда на лице, нет способа определить, внушает ли человек другому, — объясняет он. Что является определенным минусом этого маленького трюка. — Неважно. Отец имеет привычку говорить, что практика сделает навык совершенным.
— Верно.
Он поднимается на ноги.
— Вернусь через минуту.
Как только Генри уходит, к столику подходит атлетически сложенный мужчина в джинсах и приталенной рубашке на пуговицах. Он красив, с загорелой кожей и широкой белоснежной улыбкой. На вид ему около тридцати.
— У меня не заготовлена отличная реплика, — говорит он. — Но несмотря на это, могу ли я присоединится к тебе?
Я смеюсь.
— Конечно. Почему бы и нет?
— Часто сюда ходишь? — спрашивает он с комичным видом.
— Ооо. Вот это классика. И ответ — нет. Это мой первый раз.
— Я Эйден.
— Скай.
— Скай, — повторяет он с кокетливой улыбкой. — Приятно познакомиться. Какие впечатления от этого места?
— Оно замечательное.
И все это так странно — мужчина, подобный этому, строит мне глазки. Иметь вампирские привилегии — это похоже на обман. Хотя, я же не просила об этом. Возможно, Генри прав. Мне нужно раскрепоститься и научиться немного развлекаться. Либо так, либо сидеть дома и вечно читать книги. Что, в общем-то, не так уж и плохо, если подумать. Но вернемся к настоящему. Мне нравится, когда красивый мужчина улыбается мне.