Потому что ночь

Скотт Кайли

— Почему бы тебе не сходить в душ? — предлагает Генри мягким тоном. — Смыть с себя пепел и грязь, и освежиться. Ты почувствуешь себя лучше.

— Да, — говорю я, сдержанно фыркая. — Думаю, так и поступлю.

Вампиры, видимо, любят вечеринки. И Генри пригласил в дом половину нежити в Лос-Анджелесе. Среди них есть даже живые люди, но они все в курсе. Никто из них не потрудился скрыть следы укусов на своих телах. К счастью, сегодня я контролирую себя немного лучше. Свежее питание не повредит. Но у меня все еще есть дурная привычка таращиться на них. Я официально стала жуткой. Я не хочу быть такой. Кровь

зовет меня, и я забываю о себе. Возможно, именно поэтому Генри прилип ко мне, как клей. Чтобы убедиться, что я снова не потеряю контроль и не нападу на кого-нибудь.

Как он сказал бы, неклассично.

Через открытые окна и двери доносится музыка Оливии Родриго. Мы с Генри находимся на заднем дворике рядом со столовой и гостиной. На беседке развешаны гирлянды, а заросший сад приведен в порядок. Даже бассейн почистили и наполнили водой. Здесь царит приятная атмосфера.

Внутри я долго не продержалась. Слишком много голосов, тел и запахов. Слишком много глаз, смотрящих на меня. Для вампиров новорожденная — новинка, видимо. А я — первая новорожденная за долгое время в этом городе. Но да… внутри дома было просто ошеломляюще. Мое тело сегодня тоже ведет себя по-новому. Например, я возбуждаюсь без всякой причины. Даже прикосновения одежды к моей коже достаточно, чтобы вызвать ответную реакцию. Так странно. Однако находиться на улице, на ночном воздухе, очень приятно.

А что действительно удивительно, так это красота мира с моим вампирским зрением. Наверное, прошлой ночью я слишком много переживала, чтобы оценить его. Но изгиб листа или лепестка на цветке может быть ослепительным. Далекие огни раскинувшегося внизу города завораживают меня. А способность видеть простор звезд в небесах, сияющих над головой, просто потрясает. Нет слов.

— Я работал в игровом зале, разносил письма и помогал в конюшне, — объясняет Генри, когда я спрашиваю о его происхождении. — Никаких реальных возможностей, кроме как работать на низкородного ублюдка. Но у меня был талант к карточным играм, и слухи об этом распространились. Потом какой-то засранец-аристократ обвинил меня в шулерстве и застрелил. Отец часто посещал зал и пожалел меня, и вот я здесь сегодня.

— Ты жульничал?

— Конечно, жульничал, милая, — говорит он веселым тоном.

— Все эти люди — твои друзья?

— Некоторые, — говорит он. — В основном это те, кому нужно было видеть отца снова на ногах. Они помогут распространить новости. Когда он сказал, что собирается заснуть на столетие, это вызвало большой переполох. Они должны знать, что он вернулся и с ним не стоит шутить.

— Но он не спит.

— Откажись мы от крови надолго, и мы впадем в нечто похожее на кому. У тебя или у меня не хватит сил, чтобы очнуться. Но отец стар, у него своеобразная воля, и я уверен, что ты пахла просто восхитительно.

Все больше гостей выходят на улицу, чтобы понаблюдать за нами. Так странно.

— Сегодня будет еще одна демонстрация силы?

— Да. Именно так. Вампиры любят хорошую войну за территорию. Они находят все это очень захватывающим, воруя друг у друга дерьмо и убивая так называемых друзей. Им есть чем заняться, чтобы скоротать время. Мы не все такие, но их достаточно, чтобы стать проблемой. Это проблема вечной жизни: человек становится извращенцем. Даже совет и его правила не могут полностью

искоренить это. Так что мы сэкономим время, если покажем идиотам, что лезть в нашу семью — плохая идея. Даже если сейчас нас здесь собралось всего несколько человек.

— Но Лукас и Арчи не были друзьями.

— Ни капельки. Они никогда не ладили. Но Арчи не прекращал своих попыток связаться с отцом на протяжении последних тридцати лет только потому, что не хотел, чтобы тот проснулся и заявил о своих правах на его территорию. Полагаю, он был прав. Однако руны не ослабевали, и я оставался рядом, так что вот мы и получили то, что получили. — Он прислонился к одному из столбов беседки, скрестив руки на груди. — Отец нарушил правила, создав тебя, а затем отказавшись позволить им казнить тебя. И нравится ему это или нет, но теперь он — сила, с которой должны считаться, по крайней мере, в этом районе. Люди должны видеть нас сильными и едиными.

— Как эти гости смогли пройти через руны?

— Потому что Лукас позволил им это сделать. — Генри улыбается. — Он может проводить политику открытых дверей, если захочет. Руны ведут себя в соответствии с его желаниями. Особенно теперь, когда он проснулся.

— Руны — это то, с чего начался миф о том, что вампиров нужно приглашать в дом?

— Нет. Это правда. Но в доме должен жить человек. Это должен быть чей-то дом, — говорит он, заправляя прядь светлых волос за ухо. У него несколько пирсингов. — Все эти вопросы. Неужели отец ничего не рассказал?

— Только кусочки и обрывки информации.

— Что бы ни создало нас, у нас были слабости, — говорит он. — Бегать по улицам при дневном свете — поджаришься. Мы не можем войти в человеческий дом без приглашения, но любое другое здание — без проблем. Серебро жалит при прикосновении. Но кол в сердце испортит тебе всю ночь.

— А как же кресты и чеснок?

— Чушь. Полная ерунда. Когда-то на Папу давили, чтобы он придумал, как решить проблему, связанную с тем, что мы нападаем на его духовенство. А потом оказалось, что мы якобы все суперрелигиозны и не любим приправы. Идиот.

— А Лукас чувствует, где мы находимся? — спрашиваю я. — Я знаю, что он может делать такие штуки, когда ты чувствуешь его в середине груди «принуждение». Ну, когда он чего-то хочет. Но может ли он на самом деле сказать, где мы находимся?

— Нет. Мы можем чувствовать это, как ты говоришь, «принуждение» на расстоянии. Это он говорит нам, что хочет, чтобы мы позвонили домой или что-то в этом роде. И он может заставить нас, если мы находимся лицом к лицу. Но это не сверхъестественный GPS. Он не может найти нас через связь. Ты же не думаешь уходить? — Генри наклоняет голову. — Я не лгал, когда говорил, что ты не захочешь сейчас оставаться одна.

— Нет.

— Хм. — Он вздыхает. — Эта жизнь может быть тяжелой и одинокой. Проходят столетия, а мы остаемся неизменными. Человеческие жизни ярки, но быстротечны. Дай семье шанс прирасти к тебе, милая. Никогда не знаешь, может, кто-то из нас тебе понравится.

То, как на нас смотрят, раздражает. И с меня хватит.

Генри ухмыляется.

— Посмотри на себя со своими силовыми приемами.

— Что?

— Ты повернулась к ним спиной. Это значит, что ты не боишься, что они на тебя нападут. Очень по-девичьи. Не оборачивайся, ты все испортишь.