Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы

Азов Андрей Геннадьевич

Герой добычи просит и, влеком Любовью к ней, всегда дерется с жаром. Где тот герой, что будет драться даром? [?? Г. Ш.]

Спрашивается, почему Кашкин, коммивояжер Козлова, не усматривает здесь, особенно в последней строке, «оскорбления» русских героев?

Дальше – уже приводилась VIII, 129:…they slay, more plunder – «они убивали, больше грабили». Plunder – во всех словарях – «насильно отнимать, грабить».

СЛЕДОВАТЕЛЬНО, – какое же право имеет Кашкин говорить о том, что я «искажаю»,

что мною дается

какая то странная неприглядная картина (233, 1, 1) <и> всюду подчеркнута снисходительная, уничижительная интонация (233, 2, 8)?

Приглядная тут или неприглядная картина, – она дана Байроном и опирается на нравы эпохи. Фальсификацией Байрона, превращением его инвектив в манную кашку я заниматься не стану.

Перейдем к теме «крови». Байрон, как мы видели, ненавидит войну и связанные с нею жестокости. Поэтому, он достаточно суров в своих формулировках:

…the second’s ordination Was also in three columns, with a thirst For glory gaping o’er a sea of slaughter. (VII, 50).

Дословно:

…строй второго подразделения Состоял также из трех колонн, с жаждой Славы разевавших рот на море резни.

В моем переводе:

…Еще подразделенье Победы жаждало. Ту жажду утолят Потоки крови лишь…

У Соколовского это переведено неверно; у Лароша: «Госёап du carnage».

Дальше:

Suwarrow, who was standing in his shirt Before a company of Calmucks, drilling, Exclaiming, fooling, swearing at the inert And lecturing on the noble art of Killing. — For deeming human clay but common dirt, This great philosopher was thus instilling His maxims, which to martial comprehension Proved death in battle equal to a pension; (VII, 58).

В тексте я подчеркнул те места, которые в своей цитате подчеркивает Кашкин, – чтобы читателю ясней была проницательность и прямота моего критика.

Дословно это значит:

Суворов стоял в одной рубашке Перед ротой калмыков, обучая, Восклицая, дурачась, ругая ленивцев. И проповедуя благородное искусство убийства. Ибо он считал людскую глину лишь за обычную грязь; Этот великий философ внушал, таким образом, Свои максимы, которые воинственному сознанию Доказывают, что смерть в бою равна [выходу] на пенсию.

У меня переведено так:

Суворов в этот час, вновь командиром взводным, В

рубашке, сняв мундир, калмыков обучал, Их совершенствуя в искусстве благородном Убийства. Он острил, дурачился, кричал На рохль и увальней. Философом природным. От грязи – глины он людской не отличал И максиму внушал, что смерть на поле боя Подобно пенсии должна манить героя.

Подчеркнутые слова, как сказано, подчеркнуты и Кашкиным, приведшим эту строфу полностью (232, 2, 5); очевидно, этими подчеркиваниями Кашкин намеревался «особенно ясно» показать мое «искажение смысла». Он и ПОКАЗАЛ! Читатель видит, что все эти места есть у Байрона! Такому «искажению смысла» должен поучиться любой переводчик!

Да, конечно, у меня есть «надставка»: «вновь командиром взводным»; в этой строфе этих слов оригинал не дает. Но в VII, 52 сказано, что Суворов, обучая войска, исполнял «должность капрала» – corporals duty, а в этой строфе говорится, что он обучал «роту» —

company; роту или взвод – неважно. Таким образом, надставка вполне обоснована. У меня сказано «рохль и увальней», а в оригинале одно слово: inert – «вялый, ленивый, неуклюжий». Но в той же VII, 52 сказано, что он обучал awkward squad; первое слово означает «увалень», второе «взвод», а вместе – взвод новобранцев, предполагаемых всегда «неуклюжими». Какой же криминал в добавлении слова «рохля», – особенно учитывая, что Суворов exclaiming, swearing, – «кричал, ругался»?

Итак, Кашкин, подобно одному библейскому пророку, желая «проклясть», – «восхвалил»!

Но при этом он, усовершенствованный в искусстве благородном передержек, умолчал, что даже Козлов эту строфу перевел так:

Суворов в это время, горячась, В одном белье производил ученье. Уча резне, над трусами глумясь, Он расточал и брань, и наставленья. Смотря на плоть людскую как на грязь, С горячностью отстаивал он мненье, Что смерть, когда причина ей война, Отставке с полной пенсией равна.

Какая «странная, неприглядная картина!» – говоря словами Кашкина; как подчеркнута «уничижительная интонация!». Вдобавок, «рохли» стали «трусами», что похуже и что – неустранимо. Но Кашкина это устраивает…

Дальше:

Suwarrow now was conqueror – a match For Timour or for Zinghis in his trade. While mosques and streets, beneath his eyes, like thatch, Blazed, and the cannon’s roar was scarce allay’d, With bloody hands he wrote his first despatch; And here exactly follows what he said: “Glory to God and to the Empress (Powers Eternal: such names mingled!) Ismail’s ours”. (VIII, 133)