Повесть о днях моей жизни
Шрифт:
Я отогнал от приезжего мать, велел Насте следить, чтобы она опять не подскочила, сам побежал за товарищами.
Изба через минуту наполнилась. Рылов поехал верхом за Лопатиным в Захаровку, за Калинычем -- в Зазубрино. Возвратившись, вызвал меня в сени.
– - Гляди-ка, Петрович, что там делается!..-- схватил он меня за руку.
– - Где?
– - Там,-- ткнул Рылов на Захаровку.-- И там,-- ткнул он на Зазубрино.-- И по другим деревням!..-- Рылов сделал полукруг рукою.-- Собрание было у Микитича!.. Вся Захаровка!.. Стар
Я посвистел.
– - Это еще не все!
– - воскликнул, захлебываясь, Рылов.-- Затевают чище!..
Едва переводя от волнения дух, он шептал мне на ухо:
– - В именье нынче ночью собираются...
– - Лопатин?
– - Он!.. Я же говорил тебе: как глумной, волосья на себе дерет!.. А у нас, Иван Петрович, когда?
– - Вот послушаем гостя. Обожди... Узнаем, что в городе... Должно быть, и нам не миновать...
– - Миновать никак нельзя, Петрович!.. Если миновать, так я лучше к шахтеру перейду в компанию не то к захаровским...
– - Ты дурак, Рылов!
– - Мы все будем дураки, Петрович, если миновать!..
Мальчишка упрямо наморщил лоб.
Лопатин приехал вместе с новым своим старостой, тем белобрысым парнем, которого я на днях видел у него, и двумя стариками -- выборными.
– - Пожалуйте, ребятушки, милости вас просим, -- говорил я им, таща Лопатина в сторону.
– - Зачем ты их приволок? Они -- не к месту.
– - К месту! К месту!
– - скороговоркою ответил он.
– - Теперь все к месту... Голубята, лезьте в избу-то!..
Седобородые, шестидесяти-семидесятилетние "голубята", стуча батогами, полезли в избу.
Еще больше я удивился, увидя Калиныча с казенной бляхой. Вошел в избу важный, как губернатор, борода расчесана на две половинки, из-под свиты выглядывает праздничная, еще ни разу не стиранная рубаха, рожа -- как луженая.
– - Лукьян, чего ты надумал?
– - засмеялся я.
Калиныч вопросительно поднял брови.
– - Медаль-то!
– - кивнул я на грудь.
Высморкавшись в полу и степенно разгладив бороду, он торжественно ответил:
– - Мир велел мне быть старостой.
– - Вот черти!
– - воскликнул Трынка.
– - Напропалую народ осмелел!
– - Черти не черти, -- сказал ему Калиныч, -- а дело сделано, и на другой манер не желаем...
– - Ну, как? Вы уже готовы?
– - подскочил к нему шахтер.
– - Все исполнено, -- ответил за Калиныча его провожатый -- новый мирской сотский Павел Кузьмич Хлебопеков.
– - Вот и здорово!.. Стараетесь лучше наших губошлепов!.. Вечером приду к вам!
Сотский искоса поглядел на Петю, недовольно проворчав:
– - Дорога не заказана.
– - Это -- наш, -- сказал
Сотский расплылся в улыбку.
– - Коли охота, с нашим удовольствием... Всем гостям будем рады... Тебя еще ни на какую должность не выбрали?
– - Нет, я сам, брат, не желаю... Меня уже упрашивали... Должность -- это глупое дело.
– - Отчего же, я вот, к примеру, сотский числюсь...
Последнею вошла Мотя. Ни с кем не поздоровавшись, не поднимая глаз, она прошла меж гудевших мужиков к лежанке, крепко поцеловала Настю, издали кивнула головой матери.
Товарищ Дмитрий, уже приготовивший газету с манифестом, ждал, наблюдая за публикой.
Когда все собрались, он прочитал манифест, но члены братства, так же, как и я, как отец, Настя, не разделяли его восторга. Думая, что манифеста никто не понял, Дмитрий стал говорить о высоком значении свободы слова, собраний, союзов, о том новом, что внесет он в жизнь русского народа, но все, будто заранее сговорившись, упорно молчали.
Тогда горожанин начал сызнова, приноравливаясь к крестьянскому разговору.
– - Кабы стриженая барышня приехала, а этот чего-то лотошит, а без толку, -- прошептал мне на ухо Васин.
– - Прислали на кой-то ляд облупленного!..
– - Мы, товарищ, поняли вас...
– - перебил я горожанина,-- между нами нет ни одного, не согласного с вами.
Дмитрий еще хуже сконфузился.
– - Мне лестно бы знать ваше мнение, ведь вы -- главная сила.
Выскочил шахтер.
– - Надо что-нибудь устроить, чтобы дым коромыслом пошел!..
– - Зачем же дым?
– - поднял глаза товарищ Дмитрий.-- Надо вообще работать: манифест открывает широкое поле деятельности...
– - Поле!.. А про поле-то как раз ни слова!
– - закричали все разом.
– - Чертова музыка -- разговоры ваши!
– - выскочил шахтеров прихвостень -- Дениска.
– - Лупи, кому сколько влезет!..
– - Эх, Денис, Денис!
– - сокрушенно покачал головой Богач.
– - Лучше бы слушал, что другие говорят, дурак великий!
– - Почему дурак?
– - опешил Дениска.
– - Да еще полоротый, -- сказал Александр Николаевич.
Парень обиделся.
– - Ты не порочь меня при чужом человеке, -- ощетинился он, -- что ты мне -- отец?
– - Я тебе не отец, -- ответил Богач, -- а товарищ, а, между прочим, по летам гожусь и в отцы.
– - Заскрипели!
– - оборвал их шахтер.
Дмитрий наблюдал.
– - А вы, братцы, как думаете насчет манифеста?
– - обратился он к компании мужиков, молчаливо сидевшей в углу.
– - Ведь вот был разговор, что про землишку изъян, -- ответил Колоухий.
Протискался Калиныч к столу.
– - Как меня мир избрал старостой, а которого прежнего сместил, то я должен высказать вам...
– - Лукьян вытянул руки по швам.
– - Первым делом -- мы народ бедный, вторым делом -- у нас ничего нет, четвертым...