Повесть об учителе
Шрифт:
"Вы слышите, грохочут сапоги..." Поэт, "выдавший" эту строку, имел в виду совсем другое и вряд ли предполагал, что она станет символом амбициозной, эгоистичной власти.
"Сапоги" загрохотали и в школе. Их грубую поступь Левашов услышал, когда в школьный обиход вошло весьма странное для творческой профессии, к какой относил работу педагога, слово "контракт". Теперь твоя профессия вовсе не творческая и не многолетняя, если не сказать, пожизненная. Ты теперь контрактник, а значит, человек здесь временный. Тебя наняли, вот и исполняй, что велят. А начнёшь ерепениться, выбираться
Конечно же, они с Ольгой обменивались школьными новостями и мнениями. "А как там у вас?"
– А у нас, -- рассказывала Ольга, -- знаешь, как учителя между собой зовут директора? Аракчеев. Не все, большинство боится, но эта кличка к нему прилипла. Не распоряжения отдаёт -- команды. Не скажу, что грубит, но часто тон уж очень металлический. "Позовите мне такого-то или такую-то!" "Вам ясно? Всё, идите!" Любит читать нотации. А начнёшь оправдываться -- оборвёт. Ну, а твоя директриса?
– Моя, -- ухмыльнулся Илья, -- ангел во плоти. Особенно, когда воркует с начальством.
– А с вами, учителями?
– С нами?
– - И cловно председатель аттестационной комиссии: -- Как положительное явление следует отметить: доходчиво и своевременно доводит указания вышестоящих инстанций до педагогического коллектива.
Ольга фыркнула.
– Видать, дамочка вполне на уровне "чего изволите?" Только вот с этими указаниями такой перебор, что хоть забастовку устраивай. Ну сам посуди... Вызывает меня директор. "Сегодня вечером будете дежурить на дискотеке". Я ему: "Олег Николаевич, вы же ломаете мои планы. Сегодня вечером я должна проверить тетради учеников и подготовиться к завтрашнему уроку". А он: "Ольга Максимовна, я дважды повторять не буду".
Ну что я могу? Могу отказаться, но этот мой отказ мне потом дорого обойдётся. Контракт не продлят. А сколько раз мы, учителя, пропалывали и поливали школьные клумбы, убирали на воскресниках школьный двор, возили детей на экскурсии! И всё это бесплатно. На нас экономят. А платят за нашу основную работу -- сам знаешь. Что-то не заметила, чтобы у нас с тобой в загашнике хоть сколько-нибудь приличная сумма накопилась.
То, что слышал от Ольги, новостью для него него не стало. И у них в школе то же самое. Все эти дополнительные нагрузки, конечно, утомляли, но главный пресс для него, учителя истории, -- пресловутая идеология.
В самом этом слове -- ничего плохого. В сущности это -- ориентир: к чему стремиться, чего придерживаться, какие постулаты взять в основу мировоззрения.
Идейный стержень был с ним всегда и вовсе не требовал пышных названий. Вполне хватило бы одного, довольно простого: порядочности.
Чем больше Илья думал на столь вечную тему, тем сильнее утверждался в убеждении: да, именно так. В этом слове -- всё, что требуется от человека, Тут и воинский долг, и гражданский, и семейный, словом, все, все нравственные ценности. Коль люди живут среди людей, надо поаккуратнее с локотками. Он уже знал: один еврейский мудрец довольно коротко обобщил всё, что написано в Библии: не делай людям того, чего не хочешь, чтобы делали тебе.
Как просто и как ёмко! Так чего тогда придумывать
Он уже давно понял: та "идеология", что навязывали стране, а, значит, и школе, искусственная: в угоду диктаторской власти. Её формулу узрел во время встречи с бывшим однополчанином. Тот уже служил кадровиком в бригаде МВД. Договорились встретиться на КПП*.
*Контрольно-пропускной пункт
Встретились. Разговаривая, ходили по военному городку. И там -- воспитательные плакаты. На одном из них -- большими буквами: "Служим Президенту и Отечеству!"
Левашов прокомментировал:
– Выходит, президент на первом месте, Отечество на втором. Так кто кому служит? Я-то думал, президент как главный чиновник страны должен служить Отечеству наряду со всеми прочими гражданами. А тут его возвели в ранг Божества, отодвинув Отечество на второе место. Ты не находишь, что это нелепость?
Бывший однополчанин развёл руками:
– Не я же это придумал.
– - Вздохнул: -- Идеология.
Столь впечатляющий плакат не был для Левашова какой-то неожиданностью. Лишь подтвердил то, над чем уже не раз задумывался. Государственная фальшь. Как её вбивают в людские мозги с юных лет, он уже знал. Так что же, и ему, учителю истории, пусть и по принуждению, стучать этим идеологическим молотком?
Тут уж никаких колебаний. Выбор сделан.
К поездкам с учениками на экскурсии ему не привыкать. Тоже учительский оброк во внеслужебное время. На этот раз директриса поручила свозить десятиклассников на "линию Сталина".
Об этой "линии" наслышан. Дескать, в первую неделю Великой Отечественной здесь шли ожесточённые бои, в результате чего удалось на сутки задержать рвавшегося к Минску врага.
... Школьников водили по траншеям и ходам сообщения, отделанным брёвнами, от блиндажа к блиндажу, к казематам с пулемётами "максим" и сорокопятками. Для наглядности то тут, то там возникали молодые люди в пилотках и гимнастёрках с петлицами -- "красноармейцы 41-го года".
"Наверное, студенты истфака, -- подумал Левашов.
– - Изучают историю, так сказать, на практике. А неподалёку на площадке -- скопище боевой техники, в том числе, и послевоенной.
Экскурсовод, девица в элегантном брючном костюме, бойко рассказывала о "беспримерной стойкости защитников Минска" на означенной "линии". И при этом -- ни одного конкретного эпизода, ни одного имени. Гладкие примелькавшиеся фразы, словно капли жира в давно приевшееся блюдо: сколько не капай, вкуснее не станет.
День уже заваливался, лучи закатного сентябрьского солнца вяло скользили по броне и орудийным стволам, нагоняя дремоту...
Левашов нетерпеливо ждал, когда наконец экскурсия закончится.
Спал минувшей ночью плохо. Пашка опять угодил в "историю". Из школы, где он учился в 8-м классе, был Левашовым звонок.
...
– Ваш сын затеял драку. Просим придти к директору.
– Что ты натворил?
– - вскипел отец.
– - А ну, выкладывай. Только без вранья.
Левашов-младший рассказал...