Повесть об учителе
Шрифт:
Левашов встал.
– Товарищ полковник... вы такой человек!.. Даже не знаю как вас благодарить.
– А я знаю.
– - Командир полка тоже встал.
– - Добросовестной службой, как и раньше.
Об этом разговоре Илья рассказал Ольге. Вздохнула:
– Нам бы такого директора школы.
Прошло два года. На излёте 1992-й. После развала СССР войска округа стали белорусской армией. Левашов -- уже начальник разведки артиллерийского полка -- спасибо полковому командиру.
Полковник вскоре тяжело заболел и был комиссован. Однако не раз приходил в
Мягков ушёл из полка внезапно. Вернее, его "ушли" На учении, опять же с боевой стрельбой, получил вводную: "После огневого налёта противника начальник разведки дивизиона вышел из строя. Вы теперь единственный офицер на НП. Действуйте!"
И Мягков растерялся. Раньше при управлении огнём его "палочкой-выручалочкой" был этот офицер, делавший за командира дивизиона все расчёты. А теперь надо самому нацеливать мозги.
С мозгами не получилось. Подавал дикие команды. Многие разрывы были за пределами видимости, и если бы не бдительность одного из командиров батарей, после очередной команды Мягкова снаряды могли бы разорваться возле НП.
С генеральского командного пункта:
– Что там за чучело вместо командира дивизиона?! Огонь прекратить!
Мягков был смещён с должности. Назначили его на майорскую должность: комендантом гарнизона в военный городок весьма далекий от Минска. Уже не сработали ни академический "поплавок", ни блатные связи. Впрочем, с развалом Союза эти связи утратили свою значимость. Уже разные государства, а, значит, и армии.
Особиста тоже куда-то перевели, Говорили, что и он "погорел": вскрылись его "халявные" автозаправки и не только.
Дал о себе знать Генкин. Уже из Израиля. Учится в Хайфском технионе на инженера по мобильной связи. Был на военных сборах и надо же -- в артиллерии, только самоходной. Значит, учли его военное прошлое.
Прислал фотографию. В военной форме, взгляд весёлый, даже озорной. Из под лихо сдвинутого к виску берета свесилась курчавая прядь. Мягкие погончики, распахнутый ворот форменной рубашки. Всё просто, удобно.
Левашов невольно сравнил это с их военной формой ещё с советских времён: Громоздкая фуражка -- на каску уже не наденешь. Под кителем -- рубашка с обязательным галстуком, словно для того и придуманным, чтобы труднее дышалось. А в полевой форме -- ремни, ремни, словно сбруя для лошади. И ведь какие-то умники в Министерстве обороны предложили и утвердили подобную нелепость.
Ладно, Бог с ней, с этой формой. Не в ней главное. Больше всего удручало, что в ходе всех недавних потрясений армия деградировала по всем параметрам. Дошло до того, что служивым стали платить поистине жалкую зарплату. От молодых офицеров посыпались рапорты об увольнении.
Зарплата, конечно, дело серьёзное, -- размышлял Левашов.
– - Могут её и значительно повысить: для власти подобные "шутки" с армией опасны. Но ведь не ради же денег стал он военным. "Есть такая профессия -- Родину защищать". Теперь эта звонкая фраза ушла для него в прошлое: надломился стимул, на котором держалось его армейское усердие, вобравшее в себя столько сил и души. Кому и чему теперь служить? И кто собирается ныне
После мучительных раздумий решил: подаёт рапорт на увольнение.
Ему уже открылось многое, о чём раньше не знал или не очень-то задумывался. Ведь и до развала СССР могли воткнуть в какую-нибудь авантюру вроде Афгана или
советником, скажем, в Сирию, Анголу и вообще куда прикажут. А что он там забыл? Ради чего, ради какой высокой идеи должен рисковать своей жизнью и отнимать жизни незнакомых ему людей? Вот когда Отечество, действительно будет в опасности и совесть ему властно скажет: "защити!", он сам придёт в военкомат. А пока... Будущее виделось ему довольно туманно, но был уверен: более или менее приличный заработок найдёт. Голова ясная, руки работящие, здоровье -- слава Богу.
О десятке лет, отданных армии, не жалел. Эти годы прожиты честно. Они же и помогли его нынешнему прозрению. Так чего тут вздыхать! Черта подведена: прощай, оружие!
Рапорт его не залежался: шло сокращение армии. Уволен был "по-тихому" -- без благодарственного "адреса" и прощальных речей.
... Сосед по квартире, старый шабашник Федька Чигирь набирал бригаду строителей. Туда и прилепился Левашов. Строили дачи, гаражи, колхозные коровники -- где что подвернётся. Отдавая Ольге очередной заработок, сказал со значением:
– Вот так! Даже побольше, чем на военке.
– Побольше-то побольше, -- не проявила восторга рассудительная Ольга.
– - Не вечно же мотаться по шабашкам! А не поступить ли тебе, Илюша, в институт?
– Это в 30 лет? Поздновато уже в студенты. А кто семью будет кормить?
– Да ведь семья-то пока у нас куцая, -- вздохнула Ольга.
– - Ты да я, да мы с тобой.
Это была их общая печаль: так ждали ребёнка, но пока не получалось.
Всё-таки Ольга его убедила. Поступил на заочное отделение пединститута. Конкурс туда был поменьше, чем в другие вузы: учителя получали весьма скромную зарплату.
Выбрал истфак. История его давно привлекала. В конце горбачёвской "перестройки" на волне объявленной "сверху" гласности приоткрылись спецхраны и хлынул поток ошеломляющей информации. Рушились мифы, которые ещё недавно подпирали казавшееся незыблемым гигантское здание, названное развитым социализмом. Узнал он и о записочках Ленина, доселе тщательно скрываемых, с требованиями "тотчас навести массовый террор", "расстрелять или бросить в концлагерь", а то и "повесить".
Вот тебе и самый "человечный человек!" -- негодовал Левашов.
– - И этому идолу мы так поклонялись! Твёрдо решил: станет учителем истории -- прежнюю идеологическую жвачку -- на свалку! Называть вещи своими именами -- вот его кредо учителя-историка. А иначе как? Зачем тогда вообще нужна История, чему она научит?