Повести
Шрифт:
– Каков земля, такова и урожай!..
На рассвете Болотников перешел Москву-реку.
Пашкова он поставил в селе Красном - перенимать ратных, шедших из Ярославля, Ляпуновы сторожили Смоленскую дорогу. "Воры" ударили на Рогожскую слободу.
Первые сшиблись с ними дворяне. Они закричали:
– Полно воровать, государь вас пожалует, а воеводам вашим ничего не будет!
– Нам такие цари не надобны!
– раздалось в ответ.
– Сами ступайте к нему под крыло - к орлу беспёру!..
Болотников сбил с поля дворян и пошел вперед. Его серый кафтан и волчий треух мелькали
На тяжелых, сытых конях наскакали воеводы: князья Барятинские, Хованский, Мезецкий, Бутурлин. Вот один упал, взвилась на ремешке чокма железная, привязанная у запястья чашка. Вот опустилась на "воровскую" голову брусь - каменная граненая булава.
"Воры" забегали в слободские дома, били из пищалей, пробивались дальше. Вдруг казак подбежал к Болотникову.
– Один шьет, другой порет!
– с белым от гнева лицом завопил он. Пашков к царю отъехал!.. И Рязань отъехала! Ляпуновы ушли со всею ратью!
– Люди - жать, а мы - с поля бежать?!
– крикнул Болотников и вломился в самую гущу.
Но уже бежала вольница, смятая, расстроенная, и секли, гнали ее по пятам бояре.
– Оборотись, идучи рядами!
– закричал Болотников, повернул людей и, отбившись, укрылся в остроге...
Тогда Скопин-Шуйский, стоявший в Даниловском монастыре, пошел к Коломенскому. Болотников вышел к нему при урочище Котлы. Ветер срывался с дикого пустого неба.
– Сабли до рук прикипают!
– говорили "воры", дуя на сведенные стужей пальцы.
– Эй!
– сказал вдруг Болотников, заметив впереди людей в поповском платье.
– То што за люди? Или биться с нами хотят?
– Ну да ж, биться. Попы с чернецами Данилова монастыря противу нас стали!..
Тут Скопин-Шуйский ударил в лоб, и набежали подоспевшие к Москве смоляне.
– Дело наше преет!
– закричали болотниковцы и пустились бегом в Коломенский острог...
Три дня били воеводы из пушек, но разметать земляные валы не смогли. К вечеру загорелось. Ворота с резными кокошниками распахнулись. Болотников выскочил из острога и побежал по серпуховской дороге. Скопин-Шуйский погнался за ним, но разбить наголову не сумел. Болотников ненадолго задержался в Серпухове и ушел в Калугу...
Солнце другого дня осветило москворецкий, разбитый ядрами лед и толпы "воров", которых "сажали в воду": их ударяли дубиной по голове и спускали в жгучую черную ледынь.
– Мы-то с вешней водой опять придем!
– кричали они.
А в патриарших палатах дьяки строчили "известительные листы" - писали пространные жалобные по областям вести:
"...Собрались украйных городов казаки и стрельцы, и боярские
холопи, и мужики, а прибрали к себе в головы таких же воров, Истомку
Пашкова да... Ивашку Болотникова, многие города смутя, церкви божие
разорили... и с образов оклады и престолы... обдирали... и кололи
ногами и топтали... и дворян и детей боярских и гостей и торговых
всяких... людей побивали... и, пришед под Москву, стояли в
Коломенском, умысля воровством, чтоб на Москве всяких людей
прельстити и смуту учинити, как и в
выграбить..."
ТУЛЬСКОЕ СИДЕНЬЕ
Вода путь найдет.
Старинная пословица
1
Деревянные стены астраханского кремля лоснились от пролетевшей над городом моряны. Ледяной нарост покрывал лубяные лабазы, зимующие на Волге живорыбные садки и надолбы - поставленные стеной у нижних бойниц дубовые бревна.
У Мочаговских ворот городские стрельцы и пришлые казаки затеяли спор.
Казаки в татарских штофных бешметах, шароварах и молодецки искривленных шапках грозились:
– Вы против вашего воеводы не стойте! Што он Шуйскому изменил, то к добру. А станете биться, и мы бить станем. То наша и сказка!
– Да он же, воевода, - пес!
– кричали стрельцы.
– Жалованье наше проедает! Не мыслим его правым!
– За Димитрия стоит, то и правда! И вы б за него стояли да за царевича Петра. Он-то нынче в Путивле, а скоро пойдет с людьми к атаману Болотникову в прибавку.
– А дьяк Афанасий молвил, што тот Болотников - вор!
– Голову сронит Афанасий!
– С раската кинем!..
Стрельцы умолкали, задумчиво отходили прочь, пытливо и с опаской косились на казаков.
На персидском, бухарском и русском гостиных дворах стоял шум: купцы суетились, прятали товар и торопливо закрывали лавки.
Смуглый, с гривой кольчатых черных волос человек остановился, прислушиваясь к крику. Это был резчик Франческо Ачентини.
Тогда, в жаркую июльскую ночь, он неожиданно для себя изменил путь, круто свернул от Чернигова на север... Тонкий резной месяц висел над полями, над светлой хрупкой тишиной, над черствой от зноя, бездорожной, в рытвинах землею. Итальянец торопил ямщика, и тот гнал лошадей в село, где утром видели они прикованную Грустинку. Зачем - Франческо не знал. Но, прикатив в село и никого не найдя, он велел гнать лошадей вперед.
Спустя два дня он решил повернуть на Киев. Но никто не захотел везти его. Дороги стали опасны. Был только один путь - на Курск.
Он ездил из города в город. В Ливнах его едва не убили. Калужский воевода долго расспрашивал, кто он и откуда едет, не поверил и грозил посадить в тюрьму.
Он пробрался в Астрахань, поселился у земляка Антонио Ферано и жил там, промышляя кропотливым своим делом. Франческо тосковал по родине, но всюду была "смута", и он потерял всякую надежду на отъезд...
Старый хромой купец вышел из лавки и остановился.
– Дивны дела!
– сказал он, почти со страхом разглядывая итальянца. А должно, ты знакомый мне человек. Не тебя ли я в Азове за ясырь сторговал?
– Меня... А сына своего нашел?
– с улыбкой спросил Франческо.
– Не дай бог, - проговорил купец, - сколько горя было. Совсем проелся тогда в дороге. А все же догнал того Махмет-Сеита, штоб под ним земля горела. Черт!..
– А зачем опять приехал?
– С товаром я. Дом мой теперь в Нижнем. В Москве торговым людям житья не стало. То царя убьют, то, гляди, самого под дым спустят. Лавку мою сожгли; сам чуть жив ушел. А нынче воры под самый город подскакивали. Болотников, человек удалой, беды накурил. А затеял такое, штоб волю взять одним холопам...