Поводок для пилигрима

Федорцов Игорь Владимирович

Егеря пытаются подняться на крыльцо дома. Их сковывают арзалы, спрятанные за аркой сада. Лучники и мечники. Перетянутая цепью калитка не позволяют атаковать врага, широкой линией, а через узкую щель ни жрицы, ни малагарцы пробиться не могут.

Двое Волчат встают к стене, упираясь руками. Им на плечи взбирается Дешам. По живой пирамиде, наверх взлетает Джако, за ним Метт, Тим и остальные. Тут же спрыгивают по ту сторону, атакуя арзалов во фланг. Замешательство неприятеля позволяет жрицам, протиснутся в калитку и поддержать Волчат.

Крыльцо захвачено. Таскары и егеря лезут в дом. В тесном

проходе у них нет преимущества в численности. Арзалы не пускают их далеко. Малагар опять затоптался на месте, не в силах прорваться и довершить бой. Таскары под прикрытием арбалетов штурмуют окна. Оставляя первый этаж, арзалы укрываются на втором.

Запаливай, приказываю я абхае. Не когда возится.

Огненный дождь бьет в крышу и в окна. Дом занимается в считанные минуты. Малагарцы и таскары спасаясь от жара отступают. Единственный их трофей сам акил. Мужик с культей правой руки и бешенным взглядом, честно принял схватку. Дюрионцы воздали храбрецу. В саду, очистив яблоню от веток и заострив, насадили его на кол. Живым.

Ищу взглядом капрала. Он понимает меня без слов.

Целы, читаю я по его губам.

Пикары, поминая подвиг товарища спасшего им жизни, сложили во дворе пирамиду из человеческих голов. Из тех, что раздобыли.

Собираемся у колодца, сбрасываем в воду тела и обрушиваем кладку. Аил мертв. Огонь дожирает последнее. С небес сыплет черная жирная копоть.

С вами нелегко, недовольно бурчит Ла Брен разглядывая свой шлем, с которого срубили личину. Вы то чаи с ашвинами распиваете, то приказываете кромсать их без разбору. Для чего?

Без объяснений не обойтись.

Млечхи**. Вызов оскорблением.

Выходит, будь их там три тумена, мы все равно бы на штурм полезли? недоумевает Алум.

Щит над воротами… Они изгои. Чем-то провинились перед кланом. Млечхи способ заслужить прощение. Вызвать на бой сильного противника. Искупить вину.

Бессмыслица, какая-то.

Очень может быть. А на войне во всем есть смысл? И на войне и по жизни? В Карге например перед битвой, преступникам, даже за пустяковые прегрешения, рубят головы. Дурной кровью платят небесную дань, для того что бы меньше в бою погибло добрых воинов. Поворачиваюсь к малагарцу. Вот скажи, зачем вы горцы как поля засеете, так жен своих в первой борозде огуливают? (Алум кривится не чужих и ладно) Что бы урожай был богатый! Взамен удобрений, перепихон. Или у дюрионцев. Бабы, которые зачать не могут, ищут плодоносящее дерево и мажут его своим дерьмом. Иефф кивает головой. Есть такое дело. А тут. Млечхи. Оскорбление, которое можно смыть только кровью.

Стыдно друг другу в глаза смотреть, бурчит рядом Ли, имея в виду Волчат.

А не смотрите. Чистопльи нашлись. Надо было взять с собой попа, он бы грехи отпустил, а за через чур совестливых замолил.

Но Ли прав… Стыдно и противно. Не зря Верман толковал мне про ответственность. На Страшном суде указуют на меня перстом праведным Это все он! и крыть нечем. Это все я. И шкуру с меня спустят. Хорошо бы у Эйхлера эксперимент удался. Может вещий сон виделся мне в оазисе? Легче бы воевалось.

Утешил, бурчит Ли и отъезжает прочь.

Значит Млечхи, запоминает Ла Брен. Таскар очень внимателен ко всем подробностям. Оно понятно,

жизнь может повернуться по-всякому, а знания пригодятся.

Самый он. Шанс стать обычными людьми, и подумалось ,Такими, как мы."

В разоренном и сожженном дотла аиле не взяли ни чего. Ни воды, ни еды. Не поручусь, что кто-нибудь не погрел на мародерстве руки, но это совсем другое.

Собственно рано или поздно подобное должно было произойти, рассуждает Ла Брен.

Что именно?

Драка с ашвинами. Или как их? Арзалами? Эта ли какая еще. По опыту знаю, долго по их землям не вынимая меча не поездишь.

Что еще подсказывает ваш опыт?

Вы выбрали самый безопасный путь.

Тогда наслаждайтесь безопасностью.

Ла Брен специально оглянулся, увидеть серые шапки дыма над аилом.

Непременно.

Ковыльная равнина упиралась в могучий лиственный лес. Не хоженый. Самый простой способ пересечь его, двигаться по руслу реки. Спокойный поток, хоронясь под вековыми кленами и липами гигантами, проходит чащу насквозь. Тоннель, в котором над головой зеленый подсвеченный полог, а под ногами темное серебро воды, в действительности сказочен.

Выбрали место разбить лагерь. У костров привычная суета, перебранка, совсем редко смех. Смотрю на Волчат. Даже неугомонный Метт не упускавший возможность промыслить какую живность и тот здесь, со всеми. Упаривает, мешает ложкой кашу.

Будем считать инъекция от геройства, сделана. Глядишь, кто и предпочтет сапожное ремесло солдатскому. Или, по крайней мере, подумает, прежде чем решится зарабатывать кусок хлеба мечом.

Возможно с ними следовало поговорить. Но к разговору нет желания. Сейчас нет. Впервые за всю жизнь захотелось обратиться с молитвой к Вседержителю. Но как обратишься, если ты у него в штате, знаешь его лично, да еще при последней встречи, обошелся с ним не очень деликатно. Значит пустая затея…

У размытого горизонта, в коричневой ломаной гор, редкие клыки пиков. За горами равнина. Ашвины зовут её Захаб. Золотой. Из-за цветов. Бескрайнее море ярко-желтых тюльпанов, соединяется с бескрайностью желтого неба. Но это там, за горами. А чуть поверни голову и увидишь серую дымку. Не такую густую как прежде, но все еще марающей небосклон.

Есть будешь, спрашивает Ли, держа в руках плошку с кашей.

Каша остыла и всех гурманских достоинств посолена.

Потом, отказываюсь я. Пройдусь сперва.

Пройтись следовало. Нынче каждый обособился. Так что глянуть не помешает.

У пикар порядок. Ни какой излишней возни. Поели, оружие осмотрели, поправили изъяны в железе и доспехе и уж потом кто дрыхнуть, кто дозор нести. У жриц тоже самое. Разве что тенты натянули, в теньке отдыхают, переговариваются. Таскары, привыкшие, что за них в охране отдуваются каржцы и военные девы, расположились широко. Костров развели на каждого по два. Общего котла нет. Всяк себе обед варганит. У одних побогаче, крупа разваривается, у других лавровый лист только и плавает. В ходу кости. А где игра там и речи на повышенных тонах. У егерей чуть лучше таскар. Алум может и не их благородие, но дисциплину старается блюсти и чувство товарищества привить. На углях пекут лепешки, в котле булькает гуща. По цвету и консистенции гудрон.