Пожарная застава квартала Одэнмате
Шрифт:
Полыхнуло до самых стропил под кровлей!
Я как сидел с поднятой чашкой, ошеломленно глядя на это несчастье, так и остался сидеть.
Служанка подняла визг. Пламя трещало, сжирая перегородку, облизывая темнеющие стропила крыши. Я под ошарашенными взглядами братьев Хиракодзи бездумно выпил чашку, поставил ее на стол, поднялся, скомандовав:
— Все на выход. Не толкаться. Спокойно. Все выйдем!
Народ рванул к выходу, сгрудился с воплями, запутался в занавесях, а самые прыткие сигали в окна.
— Хаято! — крикнул я. — Оттащи этого малого, он всех держит! Тогай, сорви занавес!
Народ вывалил наружу через расчищенный нами проход, мы вышли последними. На улице была уже ночь. Братья, перепуганные до обильного пота, тем не менее держались хорошо, не бежали. Храбрецы. А может, их бодрило выпитое сакэ.
На улице я оглянулся — огонь пожара еще колебался внутри харчевни, еще не вырвался наружу. Дым валил из-под кровли. Толпа сгрудилась вокруг, громко вопя и стеная.
— Там! — поднялся крик. — Там кто-то остался внутри!
Дочка хозяина подбежала к входу, но не решилась войти — кричала и ломала руки:
— Господин Нагасиро! Пожар! Выходите! Ах! — и, сомлев, повалилась на руки подскочившего отца, оттащившего ее от разгорающегося огня под кровлей.
Нагасиро действительно сидел как сидел за столом в глубине харчевни, не двигаясь, черный силуэт на фоне огня, в белом смертном кимоно, и было ясно, что не собирается выходить. Люди ахнули разом, осознав это. Словно горячая волна подтолкнула меня вперед.
— Господин Исава! — услышал я позади выкрик малыша Тогая, но не обернулся. Некогда было.
Я вошел под горящую крышу «Обанава», внизу было еще не так жарко — все уходило к высокой крыше, по которой пламя текло как вода, не находя выхода к небу. Я шел по залу, огибая столы, под подошвами хрустела битая посуда, а на затылке, потрескивая, курчавились волосы.
— Нагасиро, — произнес я, наклоняясь над его столом. — Хватит на сегодня. Пора домой.
— У меня нет дома, — глухо пробурчал Нагасиро, едва не повалившись в чашку с дайконом. Я подхватил его. Нужно не спешить, не давить. С этим дюжим молодцем я один не справлюсь — отсюда он уйдет только сам. Убедить. Уговорить.
— Нагасиро, сынок, — произнес я, обнимая его широкие плечи. — Хватит на сегодня. Уже ночь, пора идти спать. Видишь — никого уже нет. Разошлись все давно. Идем и мы, а?
Нагасиро поднял на меня красные, пропитые глаза, слезившиеся от дыма, и если и увидел что-то, то явно не меня:
— Отец, — прошептал он, хватая меня за рукава, — прости меня…
— Пошли, сынок, — проговорил я.
Я поднял его с циновок, он не забыл подхватить меч, молодец, и мы побрели к выходу. Пламя пригибало нас к полу. Позади нас на стол Нагасиро посыпались первые головни с проваливающейся кровли.
Я вывел Нагасиро из
Тогай и Хаято, верные братья, сразу подскочили ко мне:
— Ну что там, господин Исава? Ну вы даете, господин Исава! Я уж думал, вы не выйдете! Как горит, господин Исава!
— Горит, — отозвался я. — Хорошо горит, но кровля еще не просохла после дождей, держит. Горит только в почетном зале, если крышу обрушить, может, и погаснет. Пожарных позвали уже?
— Да кто ж его знает, может, и позвали…
Хозяин «Обанава» вывернулся из темноты, бросился ко мне, вцепился мне в руки, как и услышал-то мои слова в таком гомоне…
— Господин Исава! Спасите мое заведение, молю вас! Вы такой храбрец, вы сможете! Всю жизнь буду за вас молиться! Всю жизнь бесплатно кормить!
— Оставьте, милейший, — отцепил я его руки. — Ну конечно, я сделаю все, что могу, это мой долг.
Пьяный был, показалось невесть что, какой там долг, кто мне эти люди? Но вот сказал сам, никто за язык не тянул…
— Там стропила, плетенные по-южному, — буркнул хмурый малыш Тогай. — Мы б могли такие разобрать, да инструмент нужен, балки выбить да колья сломать.
— Вот тебе инструмент, — ответил я, отбирая у стоявшего рядом каменотеса бронзовый лом.
— Побыстрее бы! — крикнул здоровяк Хаято, азартно подскакивая к горящему дому, заглядывая внутрь и снова отскакивая. — Там бочка сакэ в рост человека на заднем дворе, огонь дойдет — до неба полыхнет!
— Лестницу! — крикнул я в темноту. И доставили лестницу. Бревно с вырубленными выемками для ног.
— Кувалда есть? — крикнул Хаято в темноту, и из толпы ему подали деревянную кувалду, всю в каменной крошке — кто-то с работы шел с инструментом.
— Полезли, — скомандовал я, когда все разом поднесли лестницу к краю крыши харчевни. И мы полезли.
По верху порывисто тянул ветер. Доски кровли нагрелись и шевелились, в стыки сочился белый дым. Но Тогай с Хаято управились быстро, сбили край кровли с несущего столба, и вся крыша осела и перекосилась прямо под нами. Чуть сами не повалились вместе с нею.
— Нужно теперь вторую опору сбить, и все рухнет! — прокричал мне на ухо Хаято.
— Давай! Мы с Тогаем будем лестницу у столба держать!
Хаято кивнул и полез вверх. Там он, ворочая ломом, своротил кровлю, и с грохотом и скрежетом она обвалилась вниз, подняв облако пыли и искр. Мы едва не грохнулись следом, с трудом удержав лестничное бревно опертым на столб.
Мы кашляли в облаке горячей пыли, потом осторожно поползли вниз. Там уже хозяин организовал цепь из ведер с водой от близкой реки, а самые азартные затаптывали язычки огня, бежавшие по обугленной груде досок.