Позывной Леон
Шрифт:
В тот миг меня пронзила странная мысль: «Значит, в этом мире даже собственные грёзы пытаются меня обмануть, втянуть в неведомую ловушку?» Я перевёл дыхание, ощутив, как леденящая волна страха и возбуждения смешивается в груди. Каким-то чудом я избежал погружения в зыбкую бездну, но ведь не факт, что в следующий раз у меня хватит сил сопротивляться.
Если бы мог, я наверняка взорвался бы воплем отчаяния — воплем, что смешивал бы в себе ярость от собственного бессилия и мучительную тоску. Но вместо этого я просто сидел, склонив голову к холодному металлу, смиряясь с тем, что ошейник не позволял ни встать, ни лечь как следует. Что толку было корчиться в попытках вырваться? Всё вокруг
На миг я даже подумал, что проще было бы слиться с этими железными прутьями, забыться, закрыв глаза и выпустив все накопленные слёзы. Ведь, казалось, я уже ничего не мог изменить. Однако едва во мне вспыхнула подобная мысль, другая её отбросила: «Неужели это всё, на что я способен? Сдаться без боя?». И внутри шевельнулось упрямое тепло, которое не позволяло окончательно погрузиться в апатию.
«Нужна ярость, нужна хоть капля бешенства, — упрямо твердил я мысленно, — но, чёрт побери, злость меня не находит, лишь эта проклятая хандра всё сильнее тисками сжимает грудь». Сидя на холодном полу в металлических оковах, я чувствовал, будто звенья цепей накрепко скованы не только вокруг моих конечностей, но и вокруг всей моей воли. Как быть, если у меня нет внутреннего пламени, способного взорвать безысходность? Я просто оставался в клетке, обречённо глядя в потолок, и мог лишь ждать — вдруг сама судьба проявит милость и предоставит шанс вырваться. Или, наоборот, забьёт последний гвоздь в крышку моего спасения.
Я пытался удержаться от погружения в эту липкую апатию, но всё-таки тёплый огонёк в душе не уходил — тот самый огонёк, что вначале лишь шевельнулся на миг, а я не придал ему значения. Он остался, тлел незаметно, словно тихий светлячок в глубине моего сознания. И понемногу согревал меня, делая чуть сильнее.
Я прислушался к этому ощущению и как тогда, когда бился с жуткой сущностью в Лесу, которая чуть не поглотила меня, попробовал «прикоснуться» к нему изнутри, как будто протянув крохотные руки к робкому пламенному зверьку, который, казалось, боялся и норовил спрятаться. Но я не позволил ему ускользнуть. Старался успокоить свою теплоту, будто разговаривая с ней, призывая не бояться.
И это получилось: из переменчивого, ускользающего чувства моё внутреннее пламя стало превращаться в крошечный алый огонёк, едва заметно колышущийся, словно миниатюрный костёр с тоненькими язычками пламени, которые ласково касались моих пальцев (по крайней мере, в воображении). Я мысленно улыбнулся, и он тоже будто оживился — подпрыгнул крошечным сгустком света, сделал небольшой круг и вновь вернулся на мои ладони, игриво «общаясь» со мной.
«Как нам выбраться?» — спросил я его мысленно, с затаённой надеждой. Огонёк словно на миг насторожился, прислушался к каким-то неведомым сигналам, а затем молниеносно сжался и… исчез. Я открыл глаза, поначалу не понимая, что произошло, и ощутил лишь остатки тепла на ладонях, после чего в ящичке сознания словно потянуло ночным холодом.
«Вернись…» — прошептал я, недоумённо. Но огонёк не отвечал. «Вернись!» — уже громче позвал я, когда вдруг жаром окатило меня прямо в лицо. Я сорвал взгляд в реальность и осознал, что вокруг меня бушует яркое голубое пламя. И при этом оно не обжигало — из него словно исходил мой собственный жар, а не шёл извне. Я сам стал источником огня, и он не вредил, а лишь полнился из моей сущности.
Силы, казалось, стали прибывать. Я чуял, что никакие оковы меня не удержат. Склонившись, посмотрел на браслет на руке — его металл поплыл, закапал жидкими каплями на дно клетки. Та же участь постигла и мой ошейник: он упорно сопротивлялся, сверкая странными рунами, и даже успел оставить больной ожог у меня на шее, пока я пытался избавиться
Сосредоточившись, я собрал силу в себе и направил её на ошейник. Его металл не перешёл в привычную жидкую фазу, а прямо на глазах развеялся в пар, оставляя вокруг лишь едкий дым. Я захмелел от этого прилива мощи, позволяя ей на миг целиком завладеть мной. И в этот момент повозка резко остановилась, словно почувствовала нечто неладное. Но в тот миг мне было совершенно безразлично, что происходило вокруг: я ощущал такую силу, что казалось — именно я решал судьбу всех и вся.
Я поднялся, и прутья боковых стен клетки начали раскаляться и оплавляться у меня на глазах. Выставил правую руку, и она, словно ответив на мой призыв, появилась — призрачная, слегка прозрачная, с безошибочными контурами пальцев. Я успел заметить несколько фигур, выступающих вперёд сквозь дым. Среди них оказался один, чьё лицо не выражало страха, а скорее, отвращение и злость — и я вдруг узнал в нём Галуша. Того самого парня, который когда-то отдал мне автомат, когда я только попал в этот мир.
Он наставил на меня оружие, глядя с таким презрением, будто мог убить лишь одним взглядом. И я понял: моё явное пробуждение сейчас означало серьёзную угрозу для вейсанцев, а значит, придётся либо защищаться, либо бежать, либо… что-то решать немедленно. Но мой жар уже бушевал, и я был готов показать, что страх в этой миграющей силе больше не главный двигатель. Я держался, чувствуя себя тем, кто впервые обрёл настоящую мощь — и не знал, куда она меня приведёт.
— Я всегда знал, что ты предатель, — прошипел Галуш сквозь стиснутые зубы, взводя автомат. Камни на его ствольной коробке засияли синим светом.
Я смотрел на него без всяких чувств. Никакой злобы, никакой горечи — он был мне чужим и безразличным, как и остальные солдаты, которые тоже держали наготове свои оружия с такими же голубыми кристаллами.
«Глупцы», — мелькнула у меня мысль, и на губах появилась лёгкая насмешливая улыбка. «Им кажется, что их жалкие изделия способны преломить настоящую силу». По какой-то странной причине я не испытывал страха перед тем, что эти автоматы с кристаллами могли сделать. Будто в одно мгновение я превратился во врага для всех в этом мире — и мне было всё равно. Мощь, вспыхнувшая внутри меня, затопляла душу, отодвигая на задний план мысли о друзьях и врагах. Была лишь стойкая уверенность: силу может сломить лишь ещё большая сила… а то, что они держат в руках, меня уже не пугало.
Кто-то из задних рядов солдат не выдержал и выстрелил первым — видимо, вид пылающего человека потряс его до глубины души. Я ощутил слабые толчки, словно лёгкий порыв ветра касался меня раз за разом. Пули? Да, так похожие на прежние вейсанские патроны… но они, казалось, не делали мне ничего. Я даже разглядел лица стреляющих: искажённые до ужаса, а Галуш, знакомый мне когда-то солдат, все так же смотрел на меня с таким презрением и ненавистью, словно хотел прожечь меня взглядом. Но их усилия оказались ничтожны — они не могли ни убить, ни остановить меня.
Скользнув глазами по стенам клетки, я заметил, что верх уже обуглился, расплавился, образовав отверстие чуть выше моей головы. И без раздумий я сконцентрировал свой внутренний жар на этот выход. Словно подчиняясь инстинкту, я рванул вверх — во мне вдруг проснулась способность не просто прыгнуть, а почти «вылететь», поднимаясь сквозь остатки металла. На лицах солдат я увидел лишь окаменевшее изумление: они опустили стволы, провожая меня глазами, а Галуш всё ещё яростно давил на курок. Его пули беспомощно пролетали мимо.