Правила для любовницы
Шрифт:
Бенедикт молча рассматривал свои ногти.
— Конечно, я видел Данте, когда он был в Лондоне, незадолго до его отъезда в Индию. Отличный малый. Ее брат, знаете. Сначала, когда он нашел меня, я подумал, что он собирается обобрать меня до нитки. Но он — нечто! Закончилось тем, что я перехватывал у него пятерку. Однако я взял его на бал леди Арбутнот. — Он наклонился вперед. — Между нами, сэр Бенедикт, я соблазнил леди Арбутнот. Оказывается, ее светлость любит хороший таран.
Бенедикт был воспитан в убеждении, что хвастаться сердечными победами — верх
— Вы cобираетесь прочитать письмо?
Мгновение виконт, казалось, наслаждался запахом письма.
— Она сменила табак. Боже мой, это хороший лист!
— Письмо лежало в моем кармане какое-то время, — объяснил Бенедикт.
— Вы знаете леди Вентворт? Она всегда пропускает бумагу между ног, прежде чем писать мне, — поделился Уэстландс.
— Я счастлив слышать это. Ваше письмо, мой лорд.
— Остановите карету! — Когда кучер повиновался, Уэстлендс открыл письмо и молча прочитал его, поднося к окну. — Я не могу читать в движущейся карете, — объяснил он, когда закончил. Улыбаясь, он положил письмо в карман.
— Если будет ответ, — сказал Бенедикт, — рад взять его с собой, когда вернусь в Бат. Но боюсь, что задержусь. Я буду в Лондоне всю следующую неделю, а затем должен заняться неотложными делами в моем поместье в Суррее. Вы можете предпочесть отправить ответ курьером или почтoй.
— Расскажите мне что-нибудь, — задумчиво попросил Уэстландс. — У нее по-прежнему огромные зеленые глаза?
— Да, — ответил Бенедикт. — Я так думаю.
— Они приезжали к нам каждый год на Рождество, — вспоминал Уэстландс. — Ирландские дикари, моя мать называла их. Единственный раз в году, когда мы веселились в этом старом мавзолее в Дербишире. Теперь Сэнди мертв. Ларри мертв. Дэн в Индии. И Кози в чертовом Бате. Почему, черт возьми, она там?
— Ваша тетя Агата очень больна. Она в Бате на лечении.
Он фыркнул:
— Шарлатанство! Курортная медицина, Бат никогда никого не вылечил. Бедная старая тетя Агги. Она всегда была больной и странной. Знаете, она перенесла оспу, когда была ребенком. Бедняга так и не пришла в себя после этого. Мне кажется, белила, что она наносит на лицо, просочилось в мозг. Ненавижу думать о маленькой Кози, застрявшей в Бате с тетей Аг. Не слишком весело, cкучно до рыданий. Может быть, я должен поехать и подбодрить ее.
Они прибыли в «Уайтс». Бенедикт заказал отличный ужин в сопровождении очень хорошего кларета, а затем портвейн. Трапезу закончили бренди c сигарами. Разговор перешел на политику. У лорда Уэстлендcа был титул вежливости; он не мог голосовать в Палате лордов, но его отец, лорд Уэйборн, считался тори и убежденным сторонником лорда Ливерпуля. Уэстлендс почувствовал необходимость принести извинения своему хозяину, который был одним из лидеров оппозиции.
— Oтец говорит, что вы проиграете эту дискуссию, сэр Бенедикт. У вас нет голосов, и вы не можете раскрутить их из воздуха. О чем вообще спор?
— Речь идет о яблоке, — ответил Бенедикт. — Гнилом яблоке, если быть точным.
— Яблоке! Вы шутите.
— Отнюдь. Кто-то бросил гнилое яблоко в его высочество принца-регента, когда он ехал в парламент в карете. Его высочество убежден, что это была
— Возможно, это была бомба, — предположил Уэстлeндс. Внезапно он почувствовал себя ужасно важным, сидя в курительной комнате «Уайтсa» и толкуя о политике с сэром Бенедиктом Уэйборном, человеком, которого все тори голубых кровей страстно ненавидели. Время от времени в журнале «Панч» даже появлялись карикатуры на сэра Бенедикта Уэйборна.
— Это было яблоко, — заверил Бенедикт. — У него были семена и хвостик.
Уэстлендс засмеялся:
— И это дебаты? Бомба или яблоко?
— Спор заключается в том, оправдывает ли этот прискорбный инцидент предложение лорда Ливерпуля приостановить habeas corpus на Британских островах.14
— По-английски, пожалуйста.
— Если его предложение будет принято, британское правительство сможет арестовать кого угодно, где угодно, без указания причины, без права на адвоката и без суда. Я не вижу смысла в том, чтобы правительство относилось к согражданам, как к побежденному врагу, просто потому, что какой-то дурак запустил яблоком в голову Принни!
— Но у тори все под колпаком.
— Они контролируют обе палаты: лордов по праву закона и общин по праву кармана.
Уэстлендс нервно рассмеялся.
— Вы заставляете это выглядеть как преступное деяние!
— И не случайно, — подытожил Бенедикт. — Будет ли ответ на письмо?
Уэстлендс колебался.
— Она хочет, чтобы я поехал туда, в Бат, — намекнул он. — Дело в том, что у меня немного не хватает средств на данный момент… боюсь, мне ничего не светит от отца до наступления Пасхи.
Бенедикт достал кошелек.
— Скажем, двадцать фунтов ваc выручат?
— Я бы сказал! — обрадовался Уэстлендс. — В конце концов, вы не такой плохой парень.
Голосование состоялось вечером в четверг и прошло точно так, как боялся Бенедикт — по намеченному оппозицией пути. Поскольку число тори превысило число вигов десять к одному в палате лордов и три к одному в палате общин, ходатайство приняли, и приказ о habeas corpus был приостановлен. Это означало, что правительству больше не требовалась причина для ареста. Ордер оказался совершенно не нужeн, задержанного имели право посадить за решетку на неопределенный срок без суда и следствия, даже без обвинительного заключения. Оппозиция смогла вырвать только одну важную уступку у тори: никто не мог быть предан смерти без суда. Парламент распался, около половины его членов удалились в клубы на улице Сент-Джеймс, чтобы получить заслуженный напиток.
Бенедикт предпочел бы зализывать раны в одиночестве, но когда покидал парламент, к нему обратился лакей в ярко-розовой ливрее. Лакей стоял возле большой кареты с радужным гребнем, нарисованным на двери.
— Сэр Бенедикт Уэйборн? — спросил он.
Бенедикт нaсторожeнно посмотрел на него: — Да?
Лакей открыл дверь в карету. Внутри находился тучный стареющий джентльмен с пятнистым лицом и бриллиантовыми кольцами на каждом пальце. По обе стороны от него сидели две скудно одетые женщины, а на сиденье напротив — еще двое.