Правители тьмы
Шрифт:
Слишком много раз на этой войне рушились его надежды: его надежды на то, как закончится война, его надежды на свое королевство, его надежды на свой брак и свое счастье. Он боялся больше питать надежды, опасаясь, что что-то пойдет не так и разрушит их заново.
Были ли у короля Буребисту надежды? Как и Гайнибу из Валмиеры, он был альгарвейским пленником последние три с лишним года. Как и Гайнибу, он, вероятно, считал себя счастливчиком, что Мезенцио не сверг его с трона и не заменил каким-нибудь альгарвейским королевским родственником, от которого он хотел избавиться. Что сейчас делал король Сибиу? Что-то полезное? Сплачивал людей во дворце против альгарвейских оккупантов?
Но затем Корнелу перестал беспокоиться о Буребисту или о чем-либо еще, находящемся дальше, чем альгарвейский лей-линейный фрегат, скользящий с севера к десантным шлюпкам. Его яйцекладущие и тяжелые палки разрывали захватчиков; ни один лагоанский или куусаманский военный корабль не был достаточно близко, чтобы справиться с ним сразу.
"Я есть", - сказал Корнелю, а затем, обращаясь к своему левиафану, "Мы есть". Он направил своего скакуна вперед. Фрегат был быстрее "левиафана", но если бы он мог добраться до лей-линии перед траекторией корабля и подождать… Если бы он мог это сделать, то, возможно, многим людям Мезенцио пришлось бы очень туго.
Он скользнул под брюхо левиафана, готовый высвободить подвешенное там яйцо и прикрепить его к корпусу фрегата. Но он достиг лей-линии слишком поздно; фрегат уже скользнул мимо. Он даже не мог выругаться, не под водой, но красная ярость заполнила его мысли.
Как от ярости, так и по любой другой причине, он приказал "левиафану" преследовать лей-линейный фрегат. Пока фрегат продолжает двигаться, он оставит "левиафан" позади; в конце концов, это были сталь и колдовство, а не просто плоть и кровь. Но фрегат замедлил ход, когда оказался среди десантных шлюпок. Вокруг было так много целей, что его капитан хотел убедиться, что не пропустил ни одной. Рядом с фрегатом начали взрываться яйца с кораблей, которые видели опасность для солдат, но ни одно не попало в цель.
Если одно из этих яиц лопнет слишком близко к левиафану, это может причинить такой же вред, как если бы его бросили альгарвейцы. Это была первая мысль Корнелу. Его секундантом было "Если одно из этих яиц лопнет слишком близко ко мне"… Но у него был свой долг и прекрасная теплая ненависть к людям Мезенцио в придачу. Он подтолкнул левиафана вперед.
"Сейчас", - пробормотал он и выстучал сложный сигнал, приказывающий животному нырнуть поглубже и вынырнуть под корпусом фрегата. Когда это произошло, он ждал. Он высвободил яйцо из пращи и прикрепил его к военному кораблю альгарвейцев. Магия и магниты удерживали его на корабле. Он отослал левиафана прочь со всей возможной скоростью.
Поблизости лопнуло еще больше яиц, что напугало его и заставило плыть быстрее. Он был рад, что это произошло. Это означало, что оно уплыло достаточно далеко, когда лопнуло яйцо, которое он прикрепил к фрегату. Это было яйцо побольше тех, что бросали; Корнелю не сомневался, какое именно. Он вытолкнул левиафана на поверхность и оглянулся. Когда он увидел, что лей-линейный фрегат тонет со сломанной спинкой, он поднял кулак в воздух и крикнул: "Получи это, ты, сын шлюхи!"
Мгновение спустя облачко пара взбаламутило морскую воду рядом с ним, а затем еще и еще. Солдаты в уцелевших десантных шлюпках обстреливали его, не уверенные, на чьей он стороне, и не склонные рисковать, выясняя это. Он приказал "левиафану" погрузиться еще раз. Он не предполагал, что может винить куусаманцев и лагоанцев, качающихся на волнах. Винить их или нет, но он не хотел, чтобы они убили его.
Они снова полыхнули в него, когда левиафан всплыл еще раз, но к тому времени он был слишком далеко, чтобы их лучи были опасны. И к тому времени он снова ликовал, потому что к Сигишоаре причаливали
Появились новые альгарвейские патрульные катера, на эти из гавани Лехлиу, порта на юго-восточном побережье Сигишоары. Ни один из них не подобрался достаточно близко, чтобы причинить десантным катерам какой-либо вред, хотя их экипажи атаковали с типичным для альгарвейцев рвением и отвагой. Куусаманские драконы потопили пару, в то время как хорошо расположенные военные корабли уничтожили остальные.
Когда день подходил к концу, Корнелу воспользовался своим кристаллом, чтобы вызвать лагоанского офицера, отвечающего за патрули левиафана: того самого человека, как оказалось, который представил план нападения на Сибиу ему и его товарищам-изгнанникам в офисах Адмиралтейства в Сетубале. "Как у нас дела, сэр?" Спросил Корнелу. "Я не собираюсь приближаться к лей-линейному крейсеру, чтобы попытаться выяснить. Матросы убили бы меня, прежде чем удосужились задавать вопросы ".
"Ты так думаешь, а?" - сказал лагоанец на альгарвейском, который, вероятно, вызывал кошмары у его охранных магов. "Что ж, ты, вероятно, прав. Внешне у нас все очень хорошо. Люди Мезенцио не ожидали нас - вообще не ожидали, судя по всем признакам, которые мы можем собрать. Сигишоара и Тырговиште уже наши или достаточно близки к этому, что не имеет значения. К этому времени завтрашнего дня мы будем удерживать все пять островов, и мы сможем защитить их от всего, что Альгарве, вероятно, бросит на нас. Насколько я могу видеть, коммандер, ваше королевство на пути к освобождению ".
Действительно ли Сибиу был бы свободен, если бы солдаты Лагоана и Куусамана держали альгарвейцев на расстоянии? Это должно было стать свободнее. На данный момент этого было бы достаточно. "Хвала высшим силам", - сказал Корнелу. "Я могу снова вернуться домой". Он мог, да. Ему нужно было время, чтобы вспомнить, что он, возможно, не хочет этого.
***
Ранний осенний дождь - во всяком случае, ранний для Бишаха - превратил дорогу между поместьем Хаджаджа в горах и столицей Зувайза в грязь. Министр иностранных дел был почти вполне доволен тем, что остается там, где он был. Его довольство было бы полным, если бы в крыше не образовалась пара, казалось бы, неизбежных протечек.
"Должно быть постановление против кровельщиков, как и против любых других мошенничеств", - кипел он. "И, конечно, они не могут выйти, чтобы исправить ущерб, пока не прекратится дождь, после чего они больше никому не нужны". Он был доволен тем, что его изолировали от Бишах, да. Он не так сильно заботился о том, чтобы Бишах была изолирована от него.
Его дворецкий не обратил на это внимания. Вместо этого Тевфик сказал: "Что ж, молодой человек, все не так плохо, как могло бы быть. Когда тебе будет столько лет, сколько мне, ты поймешь это". Хаджжадж сам не был юнцом - на самом деле, он был кем угодно, только не юнцом. Но он, скорее всего, был бы мертв к тому времени, когда ему исполнилось столько лет, сколько Тевфику. Семейный слуга, казалось, был готов существовать вечно.
К ним подошел более молодой и подвижный слуга и сказал Хаджжаджу: "Ваше превосходительство, ваш секретарь хотел бы поговорить с вами по кристаллу".
"Я иду", - сказал Хаджжадж. "Беги вперед и скажи ему, что я сейчас буду". Слуга, возможно, на треть старше Хаджжаджа, поспешил прочь. Министр иностранных дел Зувейзи последовал за ними более величественным шагом. Величественный, подумал он. Это красиво звучащее слово старики используют, когда имеют в виду медлительность.