Праздничная новелла

Иванович Джанет

– О Боже! Пожар, – закричал Клаун. – Пожар! Пожар! Мы все умрём!

Мой отец взглянул украдкой на этот бардак, покачал головой, будто не верил, что это была на самом деле его жизнь и его семья, и вернулся к лазанье. Мама просто сидела и крестилась. А я опрокинула кувшин ледяной воды на середину стола, чтобы положить конец пожару.

Дизель усмехнулся:

– Я люблю эту семью. Я просто люблю эту семью.

­– На самом деле я не думал, что мы умрём, – промямлил Клаун.

– Ещё лазаньи, – спросила

мама Валери, – посмотри на себя: кожа да кости.

– Это потому что она рвёт, после еды, – вмешалась Бабуля.

– Я подхватила вирус, – сказала Валери, – на нервной почве.

– А может, ты беременна? – не унималась Бабушка, – И у тебя токсикоз?

Клаун побледнел и рухнул со стула. Бах... прямо на пол.

Бабушка посмотрела на него сверху вниз:

– Надеюсь, он не будет похож на него.

Валери хлопнула рукой по губам и выбежала из комнаты, вверх по лестнице в ванную.

– Святая Мария Богородица, – запричитала маман.

Клаун открыл глаза:

– Что произошло?

– Ты грохнулся в обморок, – ответила Бабуля Мазур. – Упал как мешок с песком.

Дизель встал из-за стола и помог Клауну подняться на ноги:

–Так держать, молодец.

– Спасибо, – ответил Клаун, – я очень мужественный и плодовитый. Это у нас семейное.

– Мне надоело здесь сидеть, – подала голос Мэри Элис. – Я ускакала.

– Ты не будешь скакать, – заорала мама на Мэри Элис, – ты – не лошадь. Ты – маленькая девочка, и с этого момента будешь вести себя как маленькая девочка, или пойдешь в свою комнату!

Мы все были в шоке, потому что моя мать никогда не орала, даже когда я собиралась стать космонавтом-курсантом. Тем более, она никогда не делала замечаний по поводу лошадиного поведения.

Наконец настала минута благодатной тишины, а затем Мэри Элис начала реветь. Её глаза плотно сжались, рот широко открылся, лицо покраснело и пошло пятнами, и слёзы потекли по щекам, капая на рубашку.

– Господи Иисусе, – сказал мой отец. – Кто-нибудь сделайте что-нибудь.

– Эй, малыш, – обратился Дизель к Мэри Элис, – а что ты хочешь на Рождество в этом году?

Мэри Элис пыталась перестать плакать, но её дыхание перешло в икоту. Она смахнула слёзы с лица и вытерла нос тыльной стороной ладони:

– Я ничего не хочу на Рождество. Я ненавижу Рождество. Рождество - какашка!

– Должно же быть что-то, чего ты хочешь, – сказала Бабушка.

Мэри Элис третировала свою еду, ковыряя вилкой в тарелке:

– Нет ничего. И я знаю, что Санта Клауса не существует, он - просто большая жирная фальшивка.

Ни у кого не было адекватного ответа, девчонка застала нас врасплох. Санта Клауса не существует? Как-то жутковато, не правда ли?

Наконец-то Дизель наклонился вперед и посмотрел через стол на Мэри Элис:

– Давай я расскажу

тебе, как я это вижу, Мэри Элис. Я не могу наверняка сказать, существует ли, на самом деле Санта Клаус ли нет, но я думаю, что забавно хотя бы притвориться, что веришь. Правда в том, у всех нас есть выбор верить в то, во что хотим.

– А я думаю, что ты тоже – какашка! – сказала Мэри Элис Дизелю.

Дизель обнял меня за плечо, и его теплое дыхание коснулось моего уха:

– Ты правильно сделала, что выбрала хомяка, – подытожил он.

Валери возвратилась в столовую как раз к десерту:

– Это – аллергия, – сказала она, – я думаю, у меня непереносимость лактозы.

– Как же досадно, дорогая! – сказала Бабуля Мазур. – Ведь у нас двухслойный ананасовый пирог с взбитыми сливками на десерт.

Капли пота появились на верхней губе и лбу Валери, и она снова побежала наверх.

– Что характерно, – продолжала бабуля, – она никогда не страдала непереносимостью лактозы раньше. Должно быть, подхватила в Калифорнии.

– Я за печеньем, – сказала мама и пошла на кухню.

Я последовала за ней и застукала, как она залпом опрокинула стакан виски. Она подскочила, когда увидела меня:

– Ты меня напугала!

– Я пришла помочь с печеньем.

– Я только маленький глоточек, – маму передёрнуло, – Рождество ведь.

– Скорее всего, Валери не беременна, – сказала я.

Мама осушила ещё стаканчик, перекрестилась, и вернулась в столовую с печеньем.

– Так-так, – Бабуля Мазур повернулась к Альберту, – а вы дома печёте Рождественское печенье? А ёлка у вас есть?

– Вообще-то ёлки у нас нет, – ответил Клаун, – мы евреи.

Все прекратили жевать, даже мой отец.

– Ты не похож на еврея, – сказала Бабушка, – потому что не носишь ермолку.

Клаун закатил глаза вверх, как будто ища пропавшую ермолку, но так и не нашелся что ответить, вероятно, ещё не весь кислород поступил в его мозг после обморока.

– Как же здоровско! – воскликнула Бабуля. – Если ты женишься на Валери, мы сможем праздновать некоторые еврейские праздники. И мы можем получить набор подсвечников. Я всегда хотела такой. Вот это да! Подождите, я ещё расскажу девочкам в салоне красоты, что у нас будет еврей в семье, они все обзавидуются.

Мой отец по-прежнему сидел в задумчивости. Его дочь могла выйти замуж за еврейского парня. С его точки зрения это было не очень радостное событие. Он ничего не имел против евреев, но все же, может быть малюсенький-почти-несуществующий-шанс того, что Клаун был итальянцем. В схеме мироздания моего отца сначала были итальянцы, а уж затем – остальная часть мира:

– У тебя случайно нет итальянских корней? – наконец спросил папа Альберта.

– Мои бабушка и дедушка немцы, – сказал Клаун.