Прелесть (Повесть о Hовом Человеке)

Хлумов Владимир

У догоравшего костра стояла только Даша. На ней было все то же старенькое взрослое пальто. Казалось, она его ждала, и только для теплоты ворошила едва тлеющую золу.

– С кем это ты на лошади катался?
– сухо спросила Даша, подворачивая нетронутый еще переплет красочного издания "Эзотерические сны ближнего зарубежья."

Андрей смущенно пожал плечами:

– С Катериной.

– Красивая.

Даша смахнула испачканной рукой жиденькую прядь, и теперь Андрею показалось, что перед ним золушка.

– Когда я ее увидел в первый раз, мне

показалось... впрочем мне всегда кажется что-то еще, кроме того, что я вижу. Вот я смотрю на твое перепачканное лицо и мне кажется перед мной Золушка. Я никак не могу увидеть то, что есть на самом деле, а все время что-нибудь представляю, и получается как бы из головы... Даша по взрослому усмехнулась.

– И что же ты в ней увидел?

– Мне показалось, что она не просто красавица, а символ.

– Символ?
– удивилась Даша.

– Да, так смешно, наверное. Символ будущей России, то есть, может быть, не конкретно, а вообще в смысле надежды. И мне вдруг захотелось быть с этим будущим, то есть, жить и смотреть - как оно все получается, - Андрей смутился,

– Впрочем, теперь понятно, что все мы для чего то созданы и что-нибудь символизируем...

– И что же я символизирую?
– Даша вызывающе посмотрела на Андрея.

– Мне кажется, я тебя уже раньше встречал, только это было во сне.

– В саду камней?
– подсказала Даша и поежилась.

– Да, и в японской электричке.
– Андрей теперь точно вспомнил свой сон, -Ты была с Петей. Видишь, как все устроено хитро, я уверен, что и все остальные видели этот сон, наверное мы все снимся эНЧе.

– эНЧе?
– переспросила Даша.

– Можно просто Че, - Андрей как-то болезненно улыбнулся, - Новому Человеку мы снимся, ты снишься и моя мама, и Вениамин Семенович, и Петька, и даже тот старик в коляске, который считает его своим сыном. Мы играем все в одном спектакле.

– Нет, я не играю, вот в школьном спектакле я играла Соню Мармеладову. Правда, он догадался. Эн Че на кладбище подошел ко мне и сказал: вы мне Соню проститутку напоминаете. Мне так стало стыдно.

Он такой с виду мягкий, вначале соболезнования выражал, а потом прямо так и сказал. И еще попросил за отцом поухаживать. Я, конечно, отказалась, а когда все это случилось, пришлось. Даша, помолчала и добавила:

– А Пете подарил конфету шоколадную. Петька любит сладкое и взял с радостью, расслабился, развернул красивую обертку, а там пусто.

Понимаешь, как в одном старом черно-белом фильме, плохой дядька дарит ребенку обманку. Дарит и смеется, мол, шутка, и там еще паренек в фильме сказал, я запомнила на всю жизнь: "Дядя, вы дурак?". Я именно это "вы" запомнила.

– Нет, он "ты" сказал, - поправил Андрей, - Странно, где ты могла видеть такой старый фильм, я думал их, теперь считают ненужными, эти фильмы шестидесятых.

– Нет, показывают в неудобное время. Ну так вот, эНЧе точно так, как в том фильме, улыбается, а говорит совсем другое.

– Я знаю, - перебил Андрей, - про пустоту я знаю...

– Да, говорит пустота - это лучшее, что можно

подарить ребенку.

– А что Петька?
– заволновался Андрей. Даша улыбнулась.

– Петька сказал, что в пустоте летает топор, купленный на чертовы деньги. А астрономы наблюдают в телескопы восход и заход топора. У Петьки каша в голове, он перепутал Карамазовский топор с Раскольниковским. Но есть еще один, мы купили в качестве реквизита за пятьдесят тысяч, только не обычный наш топор, а новый - похож на индейский томагавк.

– Это не у Петьки в голове каша, а у эНЧе.
– Андрей задумался и ему пришла в голову новая мысль, - Наверное, Новому Человеку в детстве тоже такую конфету подарили и, чтобы исправить положение вещей, он решил пустоту внутри красивой обертки превратить в золото мира.

Даша пошурудила в золе и выкатила из кострища фигуристую, как спутник Марса, картофелину.

– Хочешь есть?

Андрей кивнул головой и поднял с земли аналог небесного тела. Тело было горячим и он стал перебрасывать его из ладони в ладонь и шумно пыхтеть на него морозным паром.

– Да погоди же, пусть остынет, - смеясь, посоветовала Даша, доставая второй спутник.

– Я в детстве астрономией увлекался, - Андрей протянул картошку и так и держал ее, несмотря на боль, - Смотри, картошка похожа на планету.

Еще горячую, новенькую, а мы, как боги, дышим на нее, чтобы на ней пробудилась жизнь.

– Да нет, чтобы съесть, - опять засмеялась Даша.

– Значит Ван Гог рисовал богов, а я-то думаю, почему эти бедные люди кажутся мне такими прекрасными. А мы убили этих людей...

– Не мы, а он.

– Не знаю, ничего не знаю, я сыграл свою роль отменно.

– Перестань, ты единственный, кто сейчас пытается что-то исправить.

– Я, Даша, трус, и от этого все и произошло.

– Это ты про арку?

– Рассказал...
– Андрей попытался сковырнуть черную хрустящую корку.

– Но ты ведь на Ленинском... это же подвиг...

– Именно, понимаешь, подвиги люди совершают из трусости. От неумения помочь.
– Андрей, сказал это просто, глядя в Дашины глаза.
– Если не можешь помочь - сойди с ума. А я даже с ума не сошел, не смог. Не было сил, не знаю, я не мог ни с кем разговаривать, матери два месяца не отвечал на письма, стыдно было. Ведь я у нее один.

– Эх, Умка, Умка...
– только и сказала Даша.

В этот момент из-за спины Ломоносова, где была такая же темень, как на картинах Рембрандта, таинственно поскрипывая, появился старик.

Пожалуй, он был единственным человеком в этом городе, кого не огорчало отсутствие снега. В своей спортивной шапочке с буквой "С" в ромбике он напоминал участника специальных гонок для инвалидов.

Андрей удивился, что не заметил его раньше, следовательно, инвалид все время был здесь рядом. Тот быстро подрулил прямо к молодому человеку и внимательно посмотрел в его лицо. Так историк пытается найти в настоящем отблеск минувшего времени. Он смотрел еще несколько мгновений и потом тихо, но уверено прошептал: