Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Пока я не знаю, что тебе делать в Гонконге, но ситуация может и измениться. Боюсь, Лин сейчас в такой ярости, что постарается, копнув поглубже старое колониальное законодательство, посадить меня под домашний арест… Да, вот еще что. На улице Раннего Цветения имеется обувной магазин. Тебе стоило бы наведаться туда: а вдруг там найдутся рекомендованные врачом туфли? Я, само собой, составлю тебе компанию.
Подумав немного, Мари спросила:
— Кэтрин, откуда ты, прожив всю жизнь на Западе, так хорошо знаешь это место? И чья это квартира?
— Друзей, — ответила Стейплс, не вдаваясь в подробности. — Никто из них не пользуется ею подолгу, так что я имею возможность, когда есть желание, уединяться в ней время от
Больше Кэтрин ничего не сказала, давая понять, что это не тема для разговора. И, хотя они проболтали чуть ли не всю ночь, для Мари вопрос о квартире так и остался открытым.
Надев брюки, белую блузку и безразмерные туфли, с которыми, впрочем, пришлось повозиться, Мари осторожно спустилась по лестнице. Идя по шумной, многолюдной улице, она замечала на себе взгляды прохожих, что было совсем некстати. Но повернуть назад и снова засесть в квартире, хотя мысли об этом и возникали у нее в голове, было сейчас сверх ее сил! Несколько минут, проведенные ею на свободе, вне стен тесного, скучного помещения, подействовали на нее возбуждающе. Медленно, ощущая боль в ногах, брела она среди толпы, зачарованная яркими красками, сутолокой и нескончаемым говором. Здесь, как и в Гонконге, здания были увешаны разноцветными рекламами, и у лавчонок и в магазинах с гостеприимно распахнутыми дверями покупатели энергично торговались с продавцами. Это был своеобразный слепок с колонии, вынесенный на сопредельную с ней территорию.
Зайдя довольно далеко, Мари обнаружила недостроенную дорогу. Работы были приостановлены на время, поскольку на обочине тихо ржавели оставшиеся без присмотра дорожные машины. По обе стороны насыпи виднелись надписи на китайском. Осторожно ступая, она спустилась по крутому склону вниз, на пустынную прибрежную полосу, и, усевшись на камни, стала наблюдать за судами, плывшими из порта Тьюн-Муна, навстречу которым шли другие суда — из Китайской Народной Республики. Первые были обычными рыболовными судами, о чем свидетельствовали сети, свисавшие с носа и планширов [122] , а из Китая двигались чинно в основном небольшие сухогрузы с палубами, сплошь заставленными ящиками. Дополняли картину стройные патрульные катера с развевающимися флагами КНР. Черные пушки зловеще таращились во все стороны. Возле них, глядя в бинокли, стояли неподвижно одетые в униформу люди. Всякий раз, когда военные корабли проплывали мимо рыболовных судов, рыбаки начинали отчаянно жестикулировать. Моряки кричали им что-то в ответ и, развернувшись, уходили прочь.
122
Планшир — брус, проходящий по верхнему краю бортов шлюпки, а у больших судов — поверх фальшборта (легкой обшивки борта судна выше верхней палубы).
Все это игра, подумала Мари. Север упорно отстаивает свое право контролировать эту территорию, а Юг протестует против нарушения границ его рыболовных зон. Первый обладает мощнейшей бронетехникой и дисциплинированным войском, последний — сетями да стойкостью. Но ни один из них так и не вышел из борьбы победителем.
— Цин чжань! [123] — прозвучал далеко позади мужской голос.
— Шей! [124] — раздалось ему вслед. — Ни цзай чжэр чань а? [125]
123
Стойте! (кит.)
124
Кто? (кит.)
125
Что
Мари обернулась. Двое мужчин сбегали по дорожной насыпи вниз, по направлению к ней, и громко кричали, чего-то требуя от нее. Когда они, парни лет двадцати в военной форме, приблизились, она осторожно встала на ноги.
— Бу синг! [126] — рявкнул солдат, что повыше, и, глядя назад, в сторону недостроенной дороги, велел своему напарнику взять женщину.
Тот тотчас схватил Мари сзади за руки.
— Что вы делаете? — закричала Мари, отбиваясь. — Кто вы?
126
Не пойдет! (кит.)
— Леди говорит по-английски, — заметил первый и добавил гордо и чуть ли не дружелюбно: — И я тоже говорю по-английски. Я работал ювелиром в Коулуне.
Умолкнув, он опять посмотрел вверх.
— Скажи своему приятелю, чтобы он прочь убрал от меня свои руки.
— Леди не может указывать мне, что я должен делать. Это я даю указания леди. — Солдат подошел ближе, его глаза остановились на бугорках скрытой под блузкой груди Мари. — Это запретная дорога, и берег также запретный. Разве леди не видела надписей?
— Я не читаю по-китайски. Очень сожалею, что так получилось. Ну а сейчас я должна идти. Скажите же ему, чтобы он оставил меня. — Почувствовав, что молодой человек, стоявший сзади, прижимается к ней, она закричала: — Прекратите сейчас же!
Но ответом ей были лишь негромкий смех у ее уха и теплое дыхание на шее.
— Разве леди не поджидала здесь лодку с преступниками, бежавшими из Китайской Народной Республики? Не подавала сигнала им? — Китаец повыше поднес свои руки к блузке Мари и коснулся пальцами пуговиц. — Не прячет ли она тут рацию или сигнальное устройство? Знать это — наша прямая обязанность. Полиция рассчитывает на нас.
— Пошел к черту! Убери свои руки!
Мари неистово вырывалась, пиная стоявшего перед ней солдата ногой. Второй парень дернул ее на себя, первый схватил ее за ноги. Когда ее повалили на спину на каменистый грунт, китаец повыше сорвал с нее блузку и лифчик и принялся поглаживать ее груди. Она кричала и билась и снова кричала. И так до тех пор, пока насильник, ударив ее по лицу, не ткнул с силой двумя пальцами в горло, лишив ее голоса. Повторялись кошмары Цюриха — попытка изнасилования и покушение на ее жизнь на набережной Гизан.
Солдаты, зажимая ей рот руками, затащили Мари в высокую траву и бросили на землю. Один из них лег голым животом на ее лицо, другой начал стаскивать с нее брюки. Такое уже было в Цюрихе, только там, в Швейцарии, стоял холод, здесь же, на Востоке, и жарко и влажно, Лиммат заменила другая река, значительно шире и с пустынными берегами, а вместо одной твари тут оказалось целые две.
Китаец повыше, не в силах сломить сопротивление своей жертвы, был взбешен, но попыток овладеть ею не оставлял. Парень, лежавший на ее лице, расстегнул свои брюки и запустил туда руку… У Мари было такое ощущение, словно весь мир сошел с ума. Она вонзила зубы в плоть этого зверя. Хлынула кровь.
Парень, взвыв от боли, отпустил ее руки. Мари ударила его с такой силой, что он, отлетев в сторону, согнулся от боли, держась за живот. Затем она врезала тому, что повыше, коленом ниже пояса и вцепилась ногтями в потное лицо с ошалевшими от страсти и злобы глазами. Поскольку голос к тому времени уже вернулся к ней, она кричала и визжала что было мочи. Солдат, держась одною рукой за пах, другою пытался закрыть ей рот. Чувствуя, что теряет сознание, Мари решила еще раз позвать на помощь и вонзила ногти в лицо насильника. Тот отдернул на секунду руку от ее рта, и она, воспользовавшись этим, успела крикнуть: