Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Уж не хотите ли вы сказать, что тот слабоумный мужлан, которого вы сменили?..
— Нет-нет, — перебил офицера охранник. — Им нужны помоложе и посимпатичней, вроде меня. Конечно, отбирают они нас по фотографиям. Мой же сменщик — исключение из правила, что имеет свое объяснение: он платит этим особам юани из денег, вырученных им от продажи забытых вещей. Порой я думаю, а остается ли ему хоть что-нибудь?
— Я с трудом понимаю вас, штатских.
— Позвольте внести коррективы, полковник: в истинном Китае я — капитан гоминьдановской армии.
Джейсон был ошарашен заявлением молодого человека. То, что он услышал, было невероятно… «В истинном Китае я — капитан гоминьдановской армии»!.. Истинный Китай?.. Тайвань?.. Боже мой, неужто уже
Все это казалось невероятным, чреватым страшными потрясениями. Он должен действовать быстро и, не размышляя пока ни о чем, сосредоточить все свое внимание на новых, возникающих внезапно перед ним задачах.
Джейсон взглянул на светящийся циферблат. Было 8.54. Для осуществления задуманного оставалось совсем мало времени. Подождав, пока офицер на велосипеде отъедет, он двинулся осторожно к ограде. Подойдя к ней, вытащил из кармана фонарик и дважды осветил ее, желая увидеть, что же она из себя представляет. Изгородь была довольно высокой — не менее двенадцати футов, причем верхняя часть ее загибалась под углом наружу, как у внутренней тюремной ограды, и была обвита колючей проволокой, укрепленной на параллельно натянутых стальных тросах. Джейсон опустил руку в задний карман за кусачками, соединил их рукоятки и вытащил. Опробовав их в темноте левой рукой, он поднес инструмент к ближайшему переплетению проволоки над самой землей.
Если бы Дэвид Уэбб не был не вполне нормальным, а Джейсон Борн — безрассудно храбрым, эту работу никогда бы не удалось завершить. Ограда отличалась от обычных решеток. Металл здесь оказался намного прочнее, чем в тех ограждениях, за которыми держат закоренелых преступников. И для того, чтобы проделать в ней лаз, требовалось приложить немало усилий. Джейсону приходилось манипулировать кусачками и так и эдак, прежде чем ему удавалось захватить и перерезать металл.
Борн снова посмотрел на ярко светившийся часовой циферблат: было уже 9.06. Упираясь ногами в землю и нажимая плечом на вырезанный им в сетчатой решетке прямоугольник высотой в два фута, он с превеликим трудом отогнул его по ту сторону ограды, прополз сквозь образовавшееся отверстие и, обливаясь потом и тяжело дыша, прижался к земле. Времени совсем не осталось; часы показывали 9.08.
Джейсон поднялся и, нетвердо держась на ногах, помотал головой, чтобы прийти в себя. Затем, касаясь рукой ограды, двинулся вправо, пока не добрался до угла, у которого располагалась стоянка. Залитые светом прожекторов ворота находились слева, в двухстах футах от него.
И вот появился первый автомобиль — лимузин, произведенный в Советском Союзе в конце шестидесятых. Описав полукруг, он въехал на стоянку, где встал прямо напротив будки. Из машины вышли шесть человек и зашагали нога в ногу туда, где, очевидно, проходила главная тропа птичьего заповедника. Вскоре их полностью скрыла тьма, и лишь огоньки фонариков, освещавших им путь, указывали их местонахождение. Джейсон внимательно наблюдал за ними: ему предстояло чуть позже тоже выйти на эту тропу.
Три минуты спустя, точно по расписанию, в ворота вкатила вторая машина и остановилась рядом с «ЗИЛом». Пока водитель разговаривал с сидевшим рядом с ним пассажиром, трое мужчин, сидевшие сзади, поднялись и вышли. А секундой позже к ним присоединились и те двое. Едва сдерживая охватившее его волнение, Борн пристально вглядывался в одного из них — высокого, стройного человека, обогнувшего кошачьей поступью сзади автомобиль, чтобы подойти к шоферу. Это был убийца! Вслед за учиненным им беспорядком в аэропорту Кай-Так — тщательно продуманная ловушка в Бэйдцзине, необходимость которой для самозванца диктовалась провалом его плана в Гонконге. Кто бы за ним ни охотился, его следовало как можно быстрее
Инстинкт, питаемый въедливыми до боли воспоминаниями о «Медузе», точно предсказал все Джейсону Борну. После того, как устроители западни в мавзолее Мао потерпели сокрушительный крах, а святилище подверглось осквернению, которое, узнай об этом общественность, потрясло бы республику, элитный клан заговорщиков вынужден срочно, с соблюдением строжайшей тайны, перестроить свои ряды незаметно для остальных сановных особ. Критическое положение, в котором оказалась вся эта публика, предписывало ей незамедлительно выработать план дальнейших действий.
Важнейшей предпосылкой успеха участников антигосударственного заговора являлась секретность. Где бы ни проходили их встречи, они проявляли крайнюю осторожность, чтобы не выдать себя… «В истинном Китае я — капитан гоминьдановской армии»… Боже, неужели такое возможно?
Секретность… Но зачем? Ради потерянного царства?.. Что бы там ни было, лучшего места для тайных сборищ, чем девственная территория идиллического государственного птичьего заповедника со стоянкой для правительственных машин, бдительно охраняемой гоминьдановскими стражами из Тайваня, право же, не найти. Рожденная отчаянием стратегия привела Борна к невероятному по значимости открытию… «Но у тебя нет времени! Не суй нос не свое дело! Тебе нужен только он!»
Восемнадцатью минутами позже все шесть машин стояли на месте. Прибывшие позже заговорщики, покинув стоянку, присоединились к своим сообщникам где-то в укрытом мглою лесу заповедника. Наконец, спустя двадцать одну минуту после прибытия лимузина, советского производства, в ворота с грохотом въехал грузовик и, развернувшись, занял самое крайнее место на парковочной площадке, не далее тридцати футов от Джейсона. Не веря своим глазам, он наблюдал, как из кузова с брезентовым верхом выталкивали мужчин и женщин с кляпами из обрывков одежды во рту. Несчастные, упав на бетонированное покрытие стоянки, катились по нему, стеная от боли или мыча в безуспешной попытке громогласно выразить свое возмущение. Потом, когда дверца в очередной раз распахнулась, Борн увидел, как один из пленников, изгибая стройное мускулистое тело, налетел энергично на двух охранников, пытавшихся увернуться от его наскоков. Но борьба была неравной, и героя сбросили в конце концов вниз, на покрытую гравием площадку. Это был европеец… У Борна сжалось сердце. Он узнал д’Анжу! Даже при отсвете далеких прожекторов от Джейсона не укрылось, что лицо Эха было разбито, а глаза опухли, француз заставил себя огромным усилием встать, и, хотя его левая нога то и дело подгибалась, он не дал своим мучителям повода для насмешек, продолжая демонстративно стоять.
Да шевелись же ты, черт возьми! Сделай хоть что-нибудь!.. Но что?.. В «Медузе» у нас были условные знаки… Какие же?.. О Боже, что это были за знаки? И как подавали мы их?.. Ах да, в ход пускались камни, палки… И гравий!.. Брось что-нибудь, чтобы привлечь внимание д’Анжу, и прочь отсюда! Как можно дальше. А затем действуй четко и стремительно, доведи дело до конца!
Джейсон опустился на колени в тени в углу изгороди, набрал горсть гравия и бросил через головы узников, с трудом поднимавшихся на ноги. Последовало дробное постукивание по крышам машин, сопровождаемое придушенными вскриками пленников. Борн снова швырнул камешки — на этот раз покрупнее. Охранник, стоявший рядом с д’Анжу, взглянул на скатывавшийся с автомобилей гравий, но тут его внимание было отвлечено женщиной, кинувшейся к воротам. Он бросился за ней, схватил ее за волосы и швырнул к остальным. Джейсон набрал еще пригоршню камней.