Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
Свернув налево, Борн, не спуская глаз с дерева, у которого стоял в непринужденной позе самозванец, направился вниз по склону древней лощины. Оратор продолжал лицедействовать в соответствии с новой стратегией взаимоотношений между ним и его паствой. Вместо того чтобы приступить к казни еще одной женщины, он выражал свои сожаления по поводу неизбежной, обусловленной независящими от него обстоятельствами кончины последней жертвы его фанатизма, ибо понимал, что никакие земные причины не могли смягчить жуткого впечатления, произведенного только что совершенным убийством на мужчин, коим дали жизнь их матери — такие же женщины, как и та, что ушла из жизни на их глазах. Палач всячески пытался отвлечь внимание аудитории от изуродованного уже после
— Дитя мое, я не вижу причин, по которым могла бы ты проливать эти горячие слезы и испытывать страх, — произнес палач чуть ли не отеческим тоном. — Мы всегда хотели тебе только добра. Этим-то и объясняется, что мы давали тебе не по возрасту серьезные поручения и доверяли недоступные твоему пониманию тайны. Молодежь часто говорит, когда следовало бы молчать. Тебя видели в компании двух братьев из Гонконга, но это были не наши братья. Они работают на опозорившую себя Британскую империю, на правительство, неспособное на достойные свершения, катящееся вниз по наклонной дорожке и распродающее нашу родину-мать нашим мучителям. Они одарили тебя безделушками, хорошенькими ювелирными изделиями, губной помадой и французской парфюмерией из Коулуна. Теперь скажи, дитя, а что ты дала им взамен?
Девушка неистово затрясла головой. Он захлебывалась рвотой, слезы заливали ее лицо.
— Ее рука была под столом, между ногами мужчины в кафе на Гуанькьюм! — прозвучал обвиняющий глас.
— Это одна из тех свиней, что работают на англичан! — выкрикнул кто-то еще из толпы.
— Люди часто по молодости лет совершают необдуманные поступки, — изрек кровавый пастырь, глядя на тех, кто только что высказался. Его глаза свирепо сверкали, словно требуя тишины. — В наших сердцах, несомненно, найдется место для милосердия по отношению к столь юному существу, если, конечно, эта девушка, проявившая крайнее легкомыслие, не повинна в предательстве.
— Она была у ворот Кяньмынь!..
— Но на площади Тяньаньминь ее не было. Я лично убедился в этом! — крикнул мужчина с мечом. — У вас неверные сведения. Единственный вопрос, который еще предстоит нам выяснить, довольно простой… Дитя мое, ты ничего не говорила им о нас? И в случае, если бы ты что рассказала, не могли ли они передать твои слова нашим врагам здесь или на юге?
Девушка, свалившись на землю, извивалась всем телом и, отрицая подобное предположение, качала неистово головой.
— Я допускаю, как это сделал бы твой отец, что в предательстве ты не повинна, однако то, что ты вела себя весьма безрассудно, этого, дитя мое, отрицать не могу. Ты ведешь себя слишком вольно со своими друзьями и к тому же питаешь страсть к безделушкам. Но ведь то, что не служит нашему делу, может представлять собою определенную опасность. Не забывай об этом!
Юная девушка была взята под опеку тучным, самодовольным средних лет мужчиной, склонным, судя по выражению его лица, навязывать другим свою волю, а в часы досуга предаваться медитации. Несомненно, это была исключительно влиятельная особа, хотя сам он старался не подчеркивать своего социального статуса. Так как вопрос с девушкой был исчерпан, новоявленный опекун увел куда-то юную сирену, узнавшую секреты высших бейдцзинских сановников, требовавших себе на потеху молоденьких девочек, поскольку верили, в частности, в то, что плотские забавы содействуют продлению их жизни.
Затем перед судьей предстали сразу двое из трех остававшихся в живых пленников-китайцев. До сведения жаждавшей
Но, как оказалось затем, это все — лишь цветочки, ягодки были впереди. О других, куда более тяжких провинностях злосчастной парочки поведал достопочтеннейшей публике сам судья, заявивший в монотонной манере:
— Вы неоднократно ездили на юг, в Коулун. Бывали там не реже одного-двух раз в месяц. И пользовались неизменно аэропортом Кай-Так. — Фанатик, указывая на подсудимого слева, перешел внезапно на крик: — Ты прилетел назад сегодня в полдень! И прошлой ночью был в Коулуне!.. Да-да, прошлой ночью!.. Ты находился в Кай-Таке! Но прошлой ночью нас предали! И именно в Кай-Таке! — Палач подошел с угрожающим видом к стоявшим на коленях, оцепеневшим от ужаса мужчинам и произнес тоном опечаленного и вместе с тем рассерженного патриарха: — Вы — братья не только по крови, но и по преступной деятельности! Вот уже несколько недель, как нам стало все известно. Ненасытная жадность сгубила вас! Вы мечтали о том, чтобы ваше богатство множилось, словно крысы в прогнившей канализации, и потому вступили в сговор с преступной триадой в Гонконге. При этом вы проявили подлинную предприимчивость и великое трудолюбие! И одновременно крайнее невежество и непростительную глупость! Неужто вы думали, что нам неизвестны какие-то триады и прочие тайные общества и что они ничего не знают о нас? Может, вы полагали, что наши интересы никогда и ни в чем не совпадают? И что они испытывают меньшее отвращение по отношению к предателям, чем мы?
Обвиняемые ползали на коленях по грязи, тряся головами с мольбою во взоре. Судья подошел к тому из них, что был слева, и так резко выдернул кляп у него изо рта, что грубая ткань до крови разодрала ему губу.
— Мы никого не выдавали, великий господин! — завопил несчастный в отчаянии. — Я никого не выдавал! Да, я был в Кай-Таке, но стоял там в толпе. Я хотел лишь посмотреть, господин, как там будет все происходить! Мне было просто интересно!
— С кем в аэропорту разговаривал ты?
— Ни с кем, великий господин!.. Ах да, я разговаривал с клерком. Подтвердил ему, что на следующее утро я улетаю назад. И это все, клянусь духами наших предков! Ни мой младший брат, ни я, господин, ни в чем не виноваты!
— Ну а теперь поговорим о деньгах. Как насчет тех сумм, что вы прикарманили?
— Мы ничего не крали, великий господин! Клянусь вам! Мы, гордясь своей сопричастностью к святому делу, всем сердцем верили в то, что сможем использовать эти деньги на благо истинного Китая! Что каждый юань, заработанный нами, приблизит час победы!
Их ответы взорвали толпу. Слова несчастных были встречены ехидными возгласами, гневными воплями и свистом.
Судья вновь поднял руки, требуя тишины, и возмущенные голоса моментально затихли.
— Позвольте сказать вам кое-что, — заговорил он, тщательно строя фразы. — Наши ряды растут. И тех, кто затаил в душе измену, мы заранее предупреждаем, что не простим никого, кто предаст нас. Наше дело правое и чистое, и даже сама мысль об измене крамольна по сути своей… Разрешите вот еще на что обратить внимание. Из присутствующих здесь никому не известно, кто мы и где служим: в министерстве ли или в органах государственной безопасности. Мы — нигде и в то же время — повсюду! Каждого, кто колеблется и сомневается, ждет смерть! Что же касается этих паршивых псов, то мы выслушали и «за» и «против». И вам решать их судьбу, дети мои!