Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
Суровый вердикт: виновны и по первому пункту, и по второму — был вынесен единодушно. И тут же определили и наказание: один из братьев должен быть предан смерти. Того же, кому будет суждено остаться в живых, доставят на юг, в Гонконг, с тем, чтобы он вернул присвоенные деньги. Приговор подлежал исполнению в соответствии с древним обрядом «йи занг ли», что означает буквально: «один умрет». Осужденные получили по одинаковому ножу с зазубринами. Ареной схватки служил круг диаметром в десять шагов. Братья встали друг против друга, и жестокий ритуал начался: один из них сделал отчаянный выпад, другой же, отступив в сторону, рассек ему лезвием лицо.
Воспользовавшись смертельной схваткой, сопровождавшейся бурными, дикими воплями толпы, Борн решил ускорить
Француз и еще не представший пред грозным судьей пленный китаец расположились под неусыпным надзором охранников чуть правее кровавой арены. Под крики зрителей, одни из которых выкрикивали оскорбления в адрес злосчастных гладиаторов, в то время как остальные подбадривали их, Джейсон продвинулся немного вперед. Оба брата были в крови, и, хотя один нанес ножом смертоносный удар, другой еще не сдавался. Борн, оказавшись в восьми-девяти футах от д’Анжу, ощупал землю вокруг и обнаружил валявшуюся ветку. При новом взрыве рева обезумевшей своры он, оборвав на ней все листья, разломал ее на несколько частей. Приготовив таким образом удобные для бросания палочки, Джейсон прицелился и швырнул первую понизу. Она упала недалеко от француза. Зато вторая угодила Эху сзади прямо в ногу. Д’Анжу кивнул дважды, давая понять, что он знает о присутствии Дельты, а потом выкинул странную вещь: начал медленно двигать головой вперед и назад, подавая какой-то знак. Затем его левая нога неожиданно подломилась, и он упал на землю. Охранник, стоявший справа, грубо поднял его и вновь уставился на боровшихся братьев. Осторожно повернув голову влево, Эхо задержал свой взгляд на самозванце, который отошел от дерева, чтобы понаблюдать за поединком, потом посмотрел на маньяка с мечом. И снова упал, но на этот раз встал на ноги сам, не дожидаясь, когда охранник поднимет его. И подвигал худыми плечами.
Борн сжался и, вздохнув тяжело, позволил себе на короткий миг закрыть глаза. Он понял, что хотел сказать ему француз. Эхо, уже вычеркнув себя из игры, говорил Дельте, чтобы он, следуя за самозванцем, убил по пути «евангелистского» изувера. Д’Анжу, зверски избитый палками, был слишком слаб, чтобы надеяться вырваться из рук своих стражей и убежать. Он только бы стал помехой для Дельты, главной целью которого должен быть самозванец… Ради Мари… Конец Эха был предрешен, но он поможет Дельте в последний свой час разделаться с палачом-маньяком — фанатиком, который отнимет сейчас у него его жизнь.
Толпа взревела и тут же умолкла. Борн резко повернул голову влево, чтобы узнать, что случилось. И то, что предстало его взору, как, впрочем, и все, что довелось ему наблюдать на этой поляне смерти, вызвало у него тошноту. Палач-проповедник вонзил церемониальный меч в шею одного из братьев и вытащил его только после того, как окровавленный труп грузно повалился на землю.
— Врача! — приказал, подняв голову, мастер кровавых дел.
— Сейчас, господин! — отозвались из толпы.
— Осмотри оставшегося в живых, — обратился человек с мечом к говорившему. — Приложи все усилия, чтобы подлечить его: ведь нам предстоит еще доставить этого предателя на юг. Если бы я не прервал вовремя поединок, то мы имели бы сейчас двух мертвецов вместо одного и наши денежки плакали бы. Семьи этих братьев, тесно связанные между собой, не один год вынашивали гнусные планы, но древний обряд «йи занг ли» — «один умрет» — позволил нам покончить с этим раз и навсегда! Труп швырните вместе с другими телами в болото в усладу пернатым хищникам.
— Слушаемся, господин!
Как только мертвое тело было убрано с места сражения, и к раненому подошел мужчина с черной медицинской сумкой, из-за отбрасывавших густую тень деревьев по
Вытирая свой меч чистой шелковой тряпкой, судья кивнул в сторону двух остававшихся в живых пленников.
Борн наблюдал вне себя от изумления, как стоявший рядом с д’Анжу китаец спокойно освободился от пут, стягивавших его руки, и потянулся к затылку, чтобы развязать тряпку, закрывавшую ему рот, из которого ранее вырывались лишь приглушенные горестные стенания. Подойдя к вождю изуверов-фанатиков, он произнес громко, обращаясь к нему и его единомышленникам и указывая на Эхо:
— В совершенстве владея китайским языком, он тем не менее ничего не сказал, ничего не раскрыл. Возможностей же поговорить со мной до того, как мы сели в грузовик и нам заткнули и завязали рты, было у него предостаточно. Я и потом, освободившись тайком от остальных от кляпа, предлагал ему сделать то же самое и рассказать мне обо всем. Но он наотрез отказался. Он упрям и храбр, хотя и служит неправому делу. Я уверен, ему известно то, что нас интересует. Но не думаю, что узнаем от него хоть что-то.
— Тун ку! Тун ку! — раздались из толпы дикие выкрики сторонников смертной казни.
— Фен хун гуй! — вопили другие, требуя особо изощренной пытки — удаления гениталий у жителя Запада.
— Он стар и слаб телом: чуть что, сразу же лишится сознания, как это уже бывало с ним раньше, — возразил китаец, разыгравший из себя узника. — Поэтому с позволения нашего господина я хотел бы, учитывая реальную обстановку, предложить кое-что.
— Мы готовы выслушать тебя, если то, что ты собираешься сказать, может помочь нашему делу, — произнес человек с мечом.
— Мы обещали ему свободу в обмен на те сведения, которыми он располагает, но он не поверил нам, поскольку слишком долгое время общался с марксистами. А ведь в случае, а если бы этот упрямец, проявив сговорчивость, помог нам в нашем святом деле, я бы отвез его в бэйдцзинский аэропорт и, используя свои связи, достал ему билет на ближайший же рейс в Кай-Так. Мне не составит труда провести нашего потенциального союзника без всякой проверки через иммиграционный отдел. От него же требуется только одно: до того, как он получит билет, рассказать нам то, что представляет для нас определенный интерес. Что может быть выше взаимного доверия? С его помощью мы проникли бы в стан наших врагов, если же что-то в моем предложении представляется ему унизительным для него, то пусть он так и скажет сейчас об этом всем нам. Он видел и слышал больше, чем кто-либо другой, уходивший от нас живым. Со временем мы могли бы действовать с ним вместе, но для этого прежде всего необходимо уже упоминавшееся мною доверие.
Судья вгляделся внимательно в лицо провокатора, потом перевел взор на д’Анжу. Тот стоял прямо, посматривая вокруг опухшими глазами и слушая безучастно, что говорилось тут. Повернувшись к самозванцу, стоявшему, как и прежде, у дерева, палач заговорил неожиданно по-английски:
— Вы только что выслушали предложение пощадить этого мелкого исполнителя, если он скажет нам, где можно найти его товарища. Вы согласны с этим?
— Нет! Француз будет лгать вам! — отозвался тот резко на чистом английском, выходя вперед.
— С какой целью? — спросил фанатик. — Мы даруем ему жизнь, предоставим свободу. У него нет никого из близких, и вообще его мало кто интересует, о чем свидетельствует его досье.
— Я не уверен в этом, — заявил англичанин. — У него есть друг, вместе с которым он служил в диверсионном отряде «Медуза». Он неоднократно рассказывал мне о нем. У них там были еще какие-то условные знаки — своего рода код. Короче, правды от него не дождаться.
— Пресловутая «Медуза» была сформирована из отбросов общества — из людей, способных убить родных своих братьев, если бы только это спасло их собственную жизнь.