Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
Никто больше не произнес ни слова. Прожектора освещали площадку. В особняке пылал огонь.
Съежившись, с видом побитого ребенка Дэвид Уэбб поднял голову. Слезы катились по его щекам. Медленно, с трудом поднялся он на ноги и кинулся в объятия своей жены.
Глава 33
Они находились в размещенном в засекреченном особняке центре связи — в помещении с белыми стенами, казавшемся лабораторией из фантастического научно-исследовательского комплекса далекого будущего. Столы слева занимали компьютеры в белых корпусах — десятки узких темных прямоугольных ртов с отсутствующими кое-где зубами. Их экраны высвечивали люминесцентные зеленые цифры, непрерывно менявшиеся с неизменной частотой. Там же находились средства приема и передачи информации попроще и, следовательно, менее засекреченные. Справа на белом
Вдали от этой священной комнаты гонконгские пожарные заливали водой огонь в законспирированном особняке, а полиция успокаивала перепуганных обитателей соседних вилл на пике Виктория. Многие жители были убеждены, что усадьба, ставшая вторым Армагеддоном [213] , подверглась внезапному нападению со стороны сил зла, проникших сюда с территории континентального Китая. Власти же уверяли, что виновником ужасных событий явился лишившийся рассудка преступник, павший в схватке с правительственными подразделениями особого назначения. Скептически настроенные обыватели престижного района не были удовлетворены подобными разъяснениями. Время работало не на них, мир был не таким, каким бы хотели они его видеть, поэтому они требовали доказательств, подтверждавших правдивость сделанных официальными лицами заявлений. Кончилось все тем, что им представили уложенный на носилки труп убийцы, открыв при этом для всеобщего обозрения часть его изрешеченного пулями окровавленного тела. Лишь после этого, расспросив обо всем, что касалось их личной безопасности, почтенные граждане разошлись наконец по своим столь же почтенным обителям.
213
Армагеддон — место, где, согласно Библии, произошло сражение между силами добра и зла.
Устроившись в белых пластиковых креслах, персонажи трагикомедии, будто роботы, ожидали сигнала к началу. Ни у кого из них не хватало мужества или сил открыть заседание. Усталость и ужас, испытываемый ими перед насильственной смертью, отметили своей печатью их лица — все, кроме одного. Потемневшее от переутомления лицо человека, составлявшего исключение, прорезали глубокие линии, но в глазах не было пустого страха: они выражали лишь бесспорное признание реальной обстановки, сбившей его с толку. Несколько минут назад смерть для него не только ничего не значила, но и была предпочтительнее жизни. И сейчас, пребывая в смятенных чувствах и ощущая, как жена сжимает ему руку, он испытывал гнев, поднимавшийся где-то в отдаленнейших уголках его разума и усиливавшийся с каждым мгновением, словно гром надвигающейся на озеро летней грозы.
— Кто сделал это с нами? — спросил Дэвид Уэбб чуть ли не шепотом.
— Я, — ответил Хевиленд, сидевший в конце прямоугольного стола, и, медленно наклонившись вперед, выдержал стойко убийственный взгляд Уэбба. — Если бы меня судили, я бы сослался, в надежде заслужить снисхождение за совершенные мною постыдные деяния, на кое-какие смягчающие мою вину обстоятельства.
— А именно? — поинтересовался Дэвид с хмурым выражением лица.
— Прежде всего, я упомянул бы в свое оправдание о кризисной обстановке, сложившейся к сегодняшнему дню, — произнес дипломат. — И, кроме того, не преминул бы сказать несколько слов и о вас.
— Поясните, пожалуйста, свою мысль, — попросил Алекс Конклин, устроившийся напротив Хевиленда, — Уэбб и Мари находились по левую руку от разведчика, а Моррис Панов и Эдвард — по правую, — и добавил с ехидцей: — Только ничего не забудьте.
— Я и не собираюсь ничего забывать, — заверил его посол, все еще глядя на Дэвида. — Налицо и кризис, и угроза катастрофы. В Пекине группой глубоко законспирированных фанатиков организован заговор во главе с особой столь высокого ранга в правительственной иерархии и к тому же считающейся выдающимся философом, что вывести его на чистую воду практически невозможно. Никто не поверит в то, что он на самом деле не тот, за кого выдает себя. Каждый, кто попытается сообщить о нем правду, станет парией. Хуже того, любая попытка разоблачить его может привести к тому,
Когда Хевиленд умолк, в комнате наступила мертвая тишина. Собравшиеся лишь обменивались молча взглядами.
— Нельзя недооценивать фанатиков из гоминьдана, — проговорил наконец Дэвид безжизненным, бесстрастным тоном. — Эти маньяки уже на протяжении сорока лет используют воинственный клич «Китай против Китая».
— В течение длительного время они этим кличем и ограничивались, мистер Уэбб. Разглагольствовали, пустозвонили, но никаких реальных действий, никаких активных акций не предпринимали и стратегического плана как такового не имели. — Хевиленд, сцепив свои руки, лежавшие на столе, глубоко вздохнул. — Но сейчас у них появился план. Выработанная после немалых раздумий стратегия столь сложна и запутана, что эти авантюристы уверовали в успех своего предприятия. Но конечно же у них ничего не выйдет. Если бы им удалось осуществить свои замыслы, то мир испытал бы такие потрясения, которых нам уже не пережить. Во всяком случае, для Дальнего Востока это обернулось бы катастрофой.
— Вы не сказали мне ровным счетом ничего, чего я не знал бы и сам. Эти маньяки проникли на высшие государственные и партийные посты. Но, несмотря на то, что их ряды, возможно, растут, они всего-навсего секта лунатиков. И если вся эта братия того же пошиба, что и фанатик-садист, чье кровавое представление мне самому довелось лицезреть, то все они будут в конце концов повешены на площади Тяньаньминь. Сцену расправы над ними покажут по телевидению, и даже противники смертной казни одобрят подобную меру. Человек же, о котором я говорил, — это самый настоящий мясник, пусть и претендующий на роль мессии. Но мясники не могут быть государственными деятелями: их не принимают всерьез.
— А что вы скажете по поводу герра Гитлера, пришедшего к власти в тридцать третьем году? — произнес Хевиленд. — И совсем уж недавно, каких-то несколько лет назад, та же карта выпала и аятолле Хомейни. Как я полагаю, вы не знаете, кто в действительности является лидером этих экстремистов. Иного и быть не могло: эта особа не собирается выставлять себя напоказ. Позвольте заверить вас, что мы имеем дело с государственным деятелем, пользующимся немалым влиянием. Но реализовать свои амбициозные планы он намерен не в Пекине, а в Гонконге.
— Я видел и слышал такое, чего мне никогда не забыть… Чтобы нанести удар по этим заговорщикам, я вам не нужен, да и не был нужен никогда! Разоблачите их! Подбросьте соответствующую информацию Центральному Комитету Компартии Китая и уведомите телефонограммой тайваньское руководство о том, что происходит: времена меняются, и там теперь так же не хотят войны, как и в Пекине.
Посол смотрел изучающе на бывшего бойца из отряда «Медуза», и, слушая Дэвида, он понял, что во время пребывания в Пекине Уэбб многое что узнал, чтобы самому делать выводы, однако той информации, которой обладал Борн, было недостаточно, чтобы разобраться в сути заговора вокруг Гонконга.
— Слишком поздно делать то, что вы предлагаете нам. Силы противника приведены в состояние боевой готовности. Предатели проникли в высшие эшелоны государственной власти в Китае. Презренные, как именуют их в Пекине, националисты, обвиняемые в тайном сговоре с финансовыми кругами Запада, активизируют свою деятельность. В общем, обстановка такова, что даже верные последователи Дэн Сяопина не смогут признать в открытую существование подобной тайной оппозиции, поскольку, по их представлениям, это нанесло бы удар по гордости Пекина и привело бы к потере Китаем лица на международной арене. Никому ведь не хочется выступать в роли обманутого супруга. Мы бы поступили точно так же, если бы узнали о том, что «Дженерал моторс», «Ай-Би-Эм» или нью-йоркская фондовая биржа управляются предателями из американцев, прошедших соответствующую подготовку в Советском Союзе и направляющих миллиардные средства на осуществление проектов, которые ничего не дадут нашей нации.