Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Емельянов Ю. В.

После начала Второй мировой войны экономика Эсто­нии, Латвии и Литвы оказалась в бедственном положении из-за почти полного закрытия Балтийского моря для тор­гового судоходства. Многие внешнеторговые связи При­балтики были прерваны. Промышленность трех стран ока­залась без сырья.

К этому времени зависимость латвийского хозяйства от импорта составляла: в химической промышленности — 94%, шелковой — 98%, шерстяной — 70%, трикотажной — 99%, стекольной — 71%, резиновой — 84%, суперфосфат­ной — 100%, в производстве велосипедов — 100%. Не­хватка сырья привела к тому, что предприятия химической промышленности были переведены на трехдневную, а за­тем на двухдневную рабочую неделю.

Встал вопрос о резком сокращении

промышленного производства и городского населения. 17 декабря 1939 года латвийская газета «Рите» писала: «Одним из средств приспособления, который может дать много в смысле экономии, может быть переезд рижан в деревню или в ма­ленькие провинциальные города к родным и знакомым, которые не связаны со столицей. Это в значительной сте­пени облегчило бы трудности в отношении городских квартир и в обеспечении дровами, уменьшило бы потреб­ление газа и электричества».

Более реальным представлялось решение экономиче­ских проблем трех республик с помощью развития отноше­ний с СССР. 18 октября 1939 года А.И. Микояном и послом Латвии в СССР Ф. Коцынем в Москве было подписано со- ветско-латвийское соглашение о развитии экономиче­ских отношений. Историк Дризул писал: «Латвийскую промышленность ждали бы в будущем еще большие за­труднения, если бы не торговое соглашение с СССР. По нему латвийская промышленность получила необходи­мое ей сырье из СССР, благодаря чему вышла из кризи­са, в который была ввергнута начавшейся мировой вой­ной». Соглашение, в частности, предусматривало предо­ставление Латвии транзита ее товаров по железным дорогам СССР и Беломоро-Балтийскому каналу, а также через порты Черного моря.

Эти выгоды были очевидны многим в Прибалтике. Главное же — большинство людей воспринимали ввод со­ветских войск как средство спасти себя от участи населе­ния Польши. В октябре в Таллине, Риге, Каунасе и других городах происходили многотысячные демонстрации тру­дящихся, приветствовавших заключение договоров с СССР. Такие же демонстрации состоялись при вступлении советских войск в Эстонию, Латвию и Литву.

21 октября 1939 года К.Н. Никитин сообщал в НКИД СССР о нескольких инициативах со стороны как правите­льственных, так и общественных организаций, направлен­ных на демонстрацию улучшения эстонско-советских от­ношений. Министр иностранных дел Пийп сообщал К.Н. Никитину об организации «концерт-акта», на котором должны были выступить министр и советский полпред. (На это было дано согласие.) Полпред просил указаний НКИДа в связи с просьбой эстонского профсоюза строи­тельных рабочих организовать прием в рабочем доме для команд кораблей, заходящих в Таллин, и ответно посетить советские корабли на таллинском рейде. Он просил также рассмотреть просьбу эстонского профсоюза текстильщи­ков принять делегацию на Октябрьские торжества.

Однако НКИД оценивал скромные просьбы эстонских профсоюзов в контексте событий в Европе, вызывавших растущее беспокойство советского руководства. «Стран­ная война» продолжалась, а боевые действия и политиче­ские акции Англии и Франции приобретали все более странный характер.

В конце сентября возобновились тайные переговоры между Лондоном и Берлином. Гитлер заявлял посреднику в этих переговорах шведскому предпринимателю Далери- усу: «Если англичане хотят мира, они могут его получить за две недели, не потеряв при этом лица». О возможности заключения мира активно писали в германских газетах и говорили по германскому радио.

В этой обстановке советское руководство стремилось не давать никому повода для обвинений в нарушении до­говоров, подписанных со странами Прибалтики, и в по­пытках укрепить советское влияние в этом регионе. В от­вет на письмо К.Н. Никитина в НКИД 23 октября из Москвы пришла резкая по тону телеграмма В.М. Молотова следу­ющего содержания: «Нашей политики в Эстонии

в связи с советско-эстонским пактом о взаимопомощи Вы не поня­ли... Видно, что Вас ветром понесло по линии настроений советизации Эстонии, чго в корне противоречит нашей политике. Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощ­рение этих настроений насчет советизации Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам. Вы таким неправильным поведением сбиваете с толку и эстонцев вроде Пийпа (министр иностранных дел Эстонии. — Авт.),который думает, видимо, что ему теперь необходимо го­ворить просоветские речи 7 ноября. Вы должны заботить­ся только о том, чтобы наши люди, и в том числе наши во­енные в Эстонии, в точности и добросовестно выполняли пакт взаимопомощи и принцип невмешательства в дела Эстонии, и обеспечить такое же отношение к пакту со сто­роны Эстонии».

Не менее категоричными были и указания наркома обороны К.Е. Ворошилова, который в своем приказе от 25 октября 1939 года предписывал «принять все необходи­мые меры для того, чтобы весь личный состав наших час­тей, находящихся в Эстонии, от рядового красноармейца до высшего начсостава точно и добросовестно выполнял каждый пункт пакта о взаимопомощи и ни в коем случае не вмешивался бы во внутренние дела Эстонской республи­ки». В приказе утверждалось, что «различные антисовет­ские провокаторы будут пытаться и уже пытаются изобра­зить вступление наших частей в Эстонию как начало ее со­ветизации».

В этой связи нарком приказывал: «Настроения и разго­воры о «советизации», если бы они имели место среди во­еннослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Эстонии... Всякие по­пытки военнослужащего, независимо от его положения, прикинуться «архилевым» и вести коммунистическую про­паганду, хотя бы среди отдельных лиц эстонского населе­ния, будут рассматриваться как антисоветский акт, на­правленный на дискредитацию договора о взаимопомощи с Эстонией. Всех лиц, мнящих себя левыми и сверхлевы­ми и пытающихся в какой-либо форме вмешиваться во внутренние дела Эстонской республики, рассматривать как играющих на руку антисоветским провокаторам и злейшим врагам социализма и строжайше наказывать».

Советские войска строго соблюдали всевозможные правила, регламентирующие их отношения с местным на­селением. Об этом свидетельствует эпизод из воспоми­наний Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова: «Как командующий Ленинградским округом я отвечал за безо­пасность баз в Эстонии. В одном месте срочно требова­лось обеспечить неприкосновенность участка. Я вступил в контакт с правительством Эстонии, взял у него необходи­мое разрешение, затем получил согласие эстонского по­мещика, собственника данного земельного участка, и приказал построить укрепления.

И вот на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) во время мо­его доклада о положении на новых базах Молотов упрек­нул меня за «неуместную инициативу». Я пытался возра­жать, но он не слушал. Мне было не по себе, однако тут взял слово Сталин и, посмеиваясь, заметил Молотову: «А почему твой Наркомат опаздывает? Армия не может ждать, пока твои люди расшевелятся. А с Мерецковым уже ничего не поделаешь. Не срывать же готовые укрепле­ния». На этом вопрос был исчерпан».

Советские войска, которые без соответствующих меж­дународных соглашений не имели права даже договори­ться с местным помещиком о строительстве насыпи для артбатареи, не предпринимали ничего для вмешательства во внутренние дела. Введение войск не нарушило эконо­мической жизни. Авторитарные режимы сохранялись в не­прикосновенности. Коммунистические партии и ряд дру­гих демократических организаций были по-прежнему за­прещены. Тысячи коммунистов и демократов продолжали находиться в тюрьмах.