Приговоренный к изгнанию
Шрифт:
Стражники вместо чумных масок носили на лице платки, закрывавшие нижнюю часть лица, тоже с зачарованием здоровья. Все остальные горожане ходили без зачарований, и только на некоторых еще ощущался след растаявшего заклинания защиты. Откуда-то из переулка доносились чей-то плач и дикий, неудержимый хохот.
Торговку хлебом Рик узнал сразу. Сейчас, в темном платье и чепце с траурной черной лентой, она вовсе не выглядела решительной и боевитой. Время от времени вытирая глаза и высмаркиваясь, женщина стояла, без конца качая головой в такт своим невеселым
Когда Рик подъехал к ее прилавку, торговка уставилась на него невидящим взглядом.
– Ну, здравствуй! Ты меня еще помнишь?
Женщина непонимающе захлопала глазами.
– Господин?..
– Минувшей весной к тебе подошел бродяга и взял хлеб, за который обещал заплатить позже, — пояснил Рик, потянувшись к поясу за кошельком.
Торговка ахнула — и грузно упала лицом в пыль.
– - Простите меня, господин! Я не знала!..
– Не знала чего? – спросил он, высыпая на ладонь имперы. – И поднимись уже, одежду перепачкаешь.
Она неуверенно поднялась на ноги, испуганно и недоверчиво поглядывая на Рика.
– Сколько стоил твой хлеб?..
– Нисколько, мой господин! Нисколько! – забормотала торговка.
– Тогда я сам оценю его в один серебряный импер.
Торговка трясущейся рукой взяла монету – весь товар, выложенный у нее на прилавке, стоил дешевле.
Та заплакала, прижав мятый платок к лицу.
– Благослови вас свет, господин! Благослови свет!..
– Отчего у вас только торговцы и стражники защищаются начертаниями, если в городе болезнь? – спросил он у торговки.
– Начертания дорого стоят, господин, – проговорила женщина, поднимая на всадника заплаканные глаза. – Жрецы продают их по три серебряных...
– Продают что? – не сразу понял Рик.
– Начертания... Одежды, платки...
– Харрата шадр, да сколько сколько же еще дурноты в этих людях!.. – выдохнул Рик. Взглянув на женщину, он осенил ее начертанием чистоты – руны вспыхнули на ее платье, чепце и даже на платке в ее руках – яркие, искрящиеся, не идущие ни в какое сравнение даже с бледными символами на одеждах жрецов.
– И мне господин! И мне! – воскликнул стоявший рядом торговец, смиренно падая на колени. – Пожалейте!..
Рик со вздохом окинул взглядом оживившийся рынок.
– Встаньте все как-нибудь покучней, чтобы мне сто раз рукой не махать...
Люди рванулись к нему от своих прилавков, задевая корзины с товаром и пихая друг друга. Десятки взглядов устремились на него с надеждой. Рик создал одно заклинание – огромное, размашистое, покрывшее сразу всех. И почувствовал, как кровь застучала в висках: зачарование чистоты, наложенное сразу на стольких людей, требовало не меньше энергии, чем хороший тренировочный бой. Стон облегчения прошел по толпе, крики благодарности заглушили зловещие вопли с улицы.
Рик свернул в сторону ремесленных кварталов. Здесь едко воняло нечистотами, а вскоре он увидел, как стражники пытаются куда-то увести крупного рослого мужчину. Растянувшись поперек дороги, тот безумно хохотал
– Твою ж... – брезгливо выдохнул Бруно, пряча глаза, но взгляд против воли прилипал к жуткому зрелищу.
– Черная пляска, – проговорил Клыкастый, сплевывая в сторону. – Дрянь, от которой люди с ума сходят и гниют заживо.
– Куда вы их теперь везете? – спросила Берта у стражников.
Те нехотя обернулись.
– На Соборную площадь. Там больных держат, – бросил один из них.
Они опять ухватились за больного мужчину, приподняли его – но тот отчаянно дернулся – и упал на мостовую, не переставая хохотать. Сбоку на голове из разбитого места засочилась кровь.
– Да чтож вы, – выругался Рик, спешиваясь.
– Да не трогай ты его! – воскликнул Бруно.
– Я помогу, – буркнул Клыкастый.
Вдвоем они подхватили беднягу под мышки и под колени и уложили на телегу.
– Спасибо, – искренне поблагодарил один из стражников.
– Ездят тут... – пробубнил себе под нос второй, дергая под уздцы лошадь, трогая с места телегу.
– Может, заглянем на Соборную?.. – предложила Берта.
Рик молча кивнул, вернулся в седло.
Бруно все смотрел вслед уезжающей телеге.
– Слышьте, а может, ну его?.. – неуверенно проговорил парень. – Ну жуть же жуткая...
И тут за спиной они услышали топот ног и женский крик.
– Господин! Господин!..
Все обернулись, и увидели бегущих к ним мужчину в одежде, перепачканной глиной, и женщину, тащившую за собой мальчишку лет десяти и золотисто-рыжую девочку едва ли старше трех.
– Смилуйтесь!.. – продолжала причитать дрожащим голосом женщина, а мужчина, опустив голову, принялся отвешивать детям подзатыльники, чтобы поклонились.
– Там, на рынке, сказали... – смущенно проговорил гончар. – Про начертание...
– А, понял, – отозвался Рик, делая размашистый жест рукой. Невидимый щит накрыл все семейство разом, одежды вспыхнули символами – такие будут работать не один месяц. Женщина разрыдалась, ее ноги подкосились и она сползла на мостовую, закрыв руками лицо.
– Спаси вас свет... – забормотал мужчина, пытаясь помочь ей встать. – Спаси вас всех!
– Пасиба! – звонко воскликнула девчушка, широко улыбнувшись. Вывернувшись из-под руки отца, она бесстрашно подбежала к его лошади – На! – крикнула она и засмеялась, протягивая ему что-то на ладошке. Отец испуганно метнулся к девочке, по видимому, опасаясь того, как высокородные господа отреагируют на такую дерзость со стороны ребенка – но не успел.