Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Я думаю это мои личные отношения, и они не могут быть предметом обсу…
– Ты несовершеннолетняя, поэтому у тебя не может быть никаких личных отношений, Ребекка. – В голосе Элайджи звякнул лёд. – Как твои опекуны мы имеем право знать.
– Именно так.
Бекс попятилась, хлопая ресницами. Она просто не представляла, что её, взрослого, разумного человека, допрашивают как юниорку двое мужчин. И о чём допрашивают?! Гнев бросился в лицо, и блондинка сделала шаг вперёд по направлению к Николаусу.
– Дорогой мой братец, ты что-то запамятовал. Совершеннолетие наступает в восемнадцать. К моим годам ты уже сделал Керолайн ребёнка, а перед свадьбой,
– А ты, Эл... Может, милочке Кимберли к тридцати и катит, – рывком обернувшись, пока средний брат хватал ртом воздух, она подошла к Элайдже, облокотившись кулачками о стол: – но разве не ты в своё время мысленно переимел мисс Пирс во всех позах? Можешь играть в покер фейс с кем угодно, но не со мной. Я видела, как ты зажимал её на свадьбе, что в церкви вообще-то недопустимо. Точнее это видели все, включая Джорджа, и никогда не поверю, что ты не представляешь, что у неё между ног. Ей было семнадцать, а тебе даже не двадцать пять как Нику.
Повисло оглушительное молчание. Природная холодность Бекс к воздыхателям в школе убаюкала внимание старших братьев, они перестали волноваться о том, что кто-то покуситься на их ребёнка, и тем паче самой девушки коснётся трепет первой любви, да и просто позабыли о том, что являются опекунами красавицы, ограничивались подтруниванием над её кавалерами, и теперь сообщение о замужестве стало ударом, к которому ни Элайджа, ни тем более Клаус не были готовы. Сначала, узнав о свадьбе они бледнели, краснели и зеленели в разных степенях – блондин-Николаус явственнее, более смуглый Элайджа меньше, – потом пили залпом, что под руку попадётся, потом высказали всё, что думают о Сальваторе и уме их сестры не стесняясь в выражениях, но в итоге всё же взяли себя в руки. Если это можно было так назвать.
И всё же в претензиях Бекка перегнула палку – оба брата онемели не от аргументов – от вновь нахлынувшей ярости. В приливе мстительности девушка влезла, куда не стоило совать нос и в грубейшей форме. Элайджа начал первый:
– Я не собираюсь отчиты…
– Вы оба просто ханжи!
– Мы оба старше тебя, поэтому не смей говорить с нами в таком тоне, – голос Клауса сел, а это не предвещало ничего хорошего, – до двадцати одного года ты состоишь на нашем попечении, и, Ребекка, с сегодняшнего дня ты под домашним арестом. Ступай в свою комнату.
– Серьёзно, что ли? – И без того раздавленная их реакцией Бекс гневно расхохоталась. – Может, в угол поставите? Или на чечевицу, замаливать грехи? Кто же будет меня контролировать? Неужели ты, Эл?
– Я. У тебя сейчас возможность дать себе шанс, сестрёнка. Используй её с умом.
– Почему я должна что-то использовать? – Она вскинула подбородок. – Я выйду замуж за Деймона. Это решено.
– Закончишь институт, выходи за кого захочешь, – с пафосом сообщил старую как мир фразу всех ретивых мамаш и папаш старший брат. – А пока будь добра учиться.
– Одно другому не помеха. Я не вижу смысла ждать ещё пять лет, – фыркнула Бекс.
– Бл*, Ребекка! – Кулак Клауса впечатался в журнальный столик, с него посыпались журналы, стекло украсилось кровавыми пятнами, но вскочивший мужчина этого не заметил, подойдя к девушке: – У тебя отсохли мозги?! Сальваторе не тот мужчина, и ты не в том возрасте! По сумме он переимел половину баб в Англии. Что ещё не доходит?!
– А когда будет «тот» возраст?! Кто «тот» мужчина?!
–
– Нет, не будет! Потому что их не существует для вас! Кто бы ко мне не подошёл, ты всегда их… – разрыдавшись, Бекка вылетела из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.
Наступила молчание. Подойдя к бару, Николаус щедро полил рану виски из ближайшей бутылки и после глотнул из неё же, грязно выругавшись. Элайджа закурил.
– Она не понимает, что пока не готова к семейной жизни, – хмуро заметил Элайджа, уставившись на столешницу и судорожно глотая горький дым. В отличие от побагровевших от злости Клауса и Бекс, во втором раунде он остался невозмутим. Впрочем, только внешне – уровень злобности от этого был не меньше, но он всё же жалел о своём порыве из-за душевного покоя сестры. – Сальваторе, сука…
– Он тебе звонил? – поджал губы младший брат, отказавшись от сигареты. В отличие от Эла, Николаус готов был рвать и метать, и жалости к проштрафившейся сестре не испытывал.
– Звонил. Завтра прилетает в Лондон.
– Мне хочется его убить.
– Мне тоже.
В своей спальне, свернувшись в клубок, плакала Ребекка. Деймон просил её обождать с разговором с братьями до его возвращения в Лондон, но он забыл – разве может ждать девятнадцатилетняя девушка, окрылённая счастьем? Возможно, будь она хитрее и расчётливее по отношению к Элайдже и Николаусу, Бекс была бы хоть как-то подготовлена к сцене в кабинете, но когда дело доходило до отношений в семье младшая Майклсон оставалась самой простодушной, и даже скорее наивной из всех Майклсонов, поэтому получив от Деймона самое восхитительное в мире кольцо, и проводив его в аэропорт, она продержала их тайну всего четыре дня. На пятый, вернувшись домой между занятиями и случайно услышав голоса братьев в кабинете, Ребекка не устояла – ворвалась в комнату и одним духом выложила им новости.
Но никогда она не могла предположить, что братья отреагируют так ненормально на её желание устроить свою жизнь. Этого не мог предположить даже Сальваторе, неплохо знавший семейство, не могла понять Керолайн, впервые в жизни вздрогнувшая от слепой ярости, с которой муж разнёс кабинет, придя домой, и сами Элайджа и Николаус, которые считали себя цивилизованными людьми, совсем не склонными к диктату.
У любой медали есть обратная сторона, и она почти всегда неприглядна. Семья Майклсонов была сплочённой до крайней степени, достойной восхищения всех их знакомых, больше не знавших в жизни подобных примеров. Живя отдельно и в разных домах, братья и Ребекка находились в постоянном контакте друг с другом, общей была не только корпорация, но, казалось, Майклсоны и дышали одним только им понятным составом воздуха. Только вот теперь с эгоизмом, достойным эпитета «фанатичный», забыв о логике, поиске компромисса или хотя бы элементарной вежливости, старшие представители этой фамилии боялись отдать кому-то девочку, которую вырастили. Особенно сильной боязнь была теперь.
Четыре месяца назад. Франция. Предгорье.
Небольшой домик стоял на краю посёлка, отделённый от улицы большим садом, а с других сторон окружённый лесополосой. Мрачновато, но снявшие его девушки были, во-первых, не из робких, а во-вторых, городок N. находился на расстоянии получаса езды на автомобиле.
– Тут может быть неплохо, – заметила Мария, встряхивая мокрыми волосами и одновременно расправляя полевые цветы в вазе, – отоспимся заодно.
– И ещё ушифса мошно, – Ребекка, напихавшая в рот сыра, купленного ими на местном рынке, развешивала их мокрые купальники.