Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
— Не говорите ничего боле. Мн извстенъ характеръ моей жены. Богу извстно, что я страдалъ довольно! сказалъ генералъ, повсивъ голову,
— Не-уже-ли вы намрены совсмъ ей уступить? Я говорила Мэку вчера: „Мэкъ, не-уже-ли онъ намренъ уступить ей совсмъ? Въ Военномъ списк лтъ имени человка храбре Чарльза Бэйниса, а моя сестра Элиза совершенно управляетъ имъ“. Нтъ, если вы захотите поставить на своёмъ, я знаю по опытности, что Элиза уступитъ. Вдь вамъ извстно, Бэйнисъ, что у насъ много было ссоръ.
— Конечно, я знаю, сознался съ улыбкой генералъ.
— Иногда она одерживала верхъ, а иногда и я, Бэйнисъ! Но я никогда не уступала, какъ вы,
— Полно, полно! Я думаю вы доказывали мн часто, что я подъ башмакомъ у моей жены, сказалъ генералъ.
— И вы уступаете не только за себя, но жертвуете вашей милой дочерью, бдной страдалицей…
— Молодой человкъ нищій! вскричали генералъ, закусивъ губы.
— Чмъ были вы, чмъ былъ Мэкъ, когда мы внчались? Кром жалованья у насъ было немного? Мы жили какъ могли, любя другъ друга, слава Богу! А вотъ теперь мы никому ничего не должны, а у меня еще сейчасъ будетъ и новая шляпка!
— У васъ доброе сердце, Эмили! сказалъ генералъ.
— И у васъ доброе сердце, Чарльзъ, и я намрена обратиться къ нему и предлагаю…
— Что?
— Я предлагаю…
Но тутъ они попали въ такую толпу, что намъ уже никакъ нельзя было слышать ихъ разговоръ.
Но разговоръ Бэйниса съ его свояченицей можно угадать изъ того разговора, который происходилъ потомъ между Шарлоттой и ея тёткой. Шарлотта не вышла къ обду: она была слишкомъ слаба. Хорошій бульонъ и крылышко цыплёнка подали ей въ ея комнату, гд она лежала цлый день. За десертомъ, однако, мистриссъ Мэк-Гиртеръ взяла прекрасную кисть винограда и румяный персикъ и отнесла это къ племянниц. Свиданіе ихъ слдуетъ описать подробно, хотя оно происходило безъ свидтелей.
Съ того самаго вечера, когда происходила ссора, Шарлотта знала, что тётка на ея сторон. Взгляды мистриссъ Мэк-Гиртеръ и выраженіе ея добраго, пригожаго лица, говорило двушк о сочувствіи. Миссъ Шарлотта уже не блднла, не бросала сердитыхъ взглядовъ, а могла даже сказать шутя:
— Какой чудный виноградъ! Вы врно сняли его съ вашей шляпки!
— Что же это не не съла твоего цыплёнка, моя милая? Какая добрая эта баронесса! Я люблю ей. Какіе прекрасные обды она даётъ; не понимаю какъ она можетъ за эти деньги?
— Она была очень-очень добра во мн; я люблю её всмъ сердцемъ! вскричала Шарлотта.
— Бдняжечка! у насъ у всхъ есть свои испытанія, а твои начались, душа моя!
— Да, тётушка.
— Моя милая, когда мы ходили съ твоимъ папа покупать шляпку, мы имли большой разговоръ о теб.
— Обо мн, тётушка?
— Онъ не хотлъ взять мама, онъ хотлъ идти со мной одной. Я догадываюсь, что онъ хочетъ поговорить о теб; и какъ ты думаешь, что онъ сказалъ? Милая моя, ты была слишкомъ здсь взволнована. Вы съ своей мама, вроятно, будете въ несогласіи нсколько времени. Она будетъ таскать тебя по баламъ и вечерамъ и представлять теб изящныхъ кавалеровъ.
— О! я ихъ ненавижу! вскричала Шарлотта.
Бдный Гели Уальсингэмъ! чмъ онъ заслужилъ ненависть?
— Не мн говорить дочери про мать. Но ты знаешь, у твоей мама своя манера. Она захочетъ, чтобы ты ей повиновалась; она не дастъ теб покоя; она всё будетъ твердить своё. Ты знаешь, какъ она говоритъ о… объ одномъ молодомъ человк? Если она увидитъ его, она будетъ съ нимъ груба. Твоя мама можетъ бывать иногда груба — это я должна сказать о моей родной сестр. Пока ты останешься здсь…
— О, тётушка! тётушка! не увозите меня отсюда! не
— Милая моя, ты боишься своей старухи-тётки и твоего дядю Мэка, который такъ добръ и всегда любилъ тебя? У маіора Мэк-Гиртера есть своя воля, но я, разумется, не намекаю ни на кого. Мы знаемъ какъ удивительно поступилъ одинъ человкъ съ вашимъ семействомъ, а съ этимъ человкомъ поступили самымъ неблагодарнымъ образомъ, хотя, разумется, я не намекаю ни на кого. Если ты отдала свое сердце величайшему благодтелю твоего отца, не-уже-ли ты думаешь, что я или дядя Мэкъ будемъ ссориться съ тобою за это? Когда Элиза вышла за Бэйниса, онъ былъ бднымъ офицеромъ тогда, моя милая, а у моей сестры не было ни богатства, и красоты: разв она, не поступила противъ желанія нашего отца? Но она говорила, что она совершеннолтняя, что она можетъ поступать какъ хочетъ, и заставила Бэйниса жениться на себ. Почему ты боишься пріхать къ намъ, душечка? Ты здсь ближе къ одному человку, но разв ты можешь видться съ нимъ? Твоя мама не пуститъ тебя изъ дома, а будетъ слдовать за тобою какъ тнь. Ты можешь писать къ нему… Не говори мн, дитя! Разв я сама не была молода; и когда у Мэка вышли непріятности съ папа, разв Мэкъ не писалъ ко мн, хотя онъ терпть не можетъ писать письма. Твой бдный ддушка такъ на меня разсердился разъ, когда нашолъ у меня письмо, что приколотилъ меня своимъ хлыстомъ — меня, взрослую уже двушку!
Шарлотта, у которой былъ превесёлый характеръ, въ другое время расхохоталась бы надъ этимъ признаніемь, но теперь она была слишкомъ взволнована приглашеніемъ тётки оставить Парижъ. Оставить Парижъ! лишиться возможности видть своего друга, своего защитника! Если его не было съ нею, то онъ былъ по-крайней-мр близь нея — да, всегда близь нея. Въ ту ужасную ночь, когда она была въ отчаяніи, разв ея защитникъ не явился выручать её? О! милйшій и храбрйшій! о нжнйшій и врнйшій!
— Ты меня не слушаешь, бдное дитя! сказала тётушка Мэкъ, ласково смотря на племянницу. Послушай еще разъ.
И, свъ на кушетку возл Шарлотты, тётушка Эмили прежде поцаловала полненькія щочки двушки, а потомъ начала шептать ей на ухо,
Никогда никакое лекарство не было такъ дйствительно, какъ тотъ чудный бальзамъ который тётушка Эмили вливала въ ухо племянниц. Какой нжный румянецъ выступилъ на щекахъ, и нжныя губки вскричали: „О милая, милая тётушка!“ а потомъ начала цаловать доброе лицо тётки. Когда вы дете? Завтра, тетушка, n'est ce pas? О! z совсмъ здорова! Я сейчасъ пойду укладываться, вскричала молодая двушка. — Doucement. Папа знаетъ объ этомъ план. Онъ даже самъ предложилъ его.
— Милый, добрый папа! воскликнула миссъ Шарлотта.
— Но если ты будешь показыватъ большое нетерпніе, мама, можетъ быть, не согласится. Сохрани Богъ, чтобы я совтовала дочери притворяться, но при настоящихъ обстоятельствахъ, душенька… По-крайней-мр я признаюсь, что случилось между Микомъ и мной. Я не боялась хлыста папа! я знала, что онъ не больно прибьётъ. А Бэйнисъ не прибьётъ даже мухи! Онъ очень жалетъ о томъ, что надлалъ онъ — онъ сказалъ мн это, когда мы выходили изъ лавки. Мы встртили одного человка возл Биржи. Какъ онъ былъ грустенъ, но и какъ красивъ. Я поклонилась ему и послала поцалуй рукою. Папа не могъ пожать ему руки, потому-что нёсъ ною старую шляпу. Какая у него большая борода! Онъ походилъ на раненаго льва. «Ахъ, сказала я твоему папа, это вы ранили его, Чарльзъ Бэйнисъ». «Я знаю это, сказалъ твой папа, и не могу спать ночью, а все думаю объ этомъ».