Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
— Вамъ не надо читать. Тамъ только было сказано то, что вы знаете теперь,
Въ окн дилижанса говоритъ:
— О, Филиппъ! О, мой…
Мои что? Вы ни можете слышать слова, потому что срыхъ нормандскихъ лошадей съ такимъ ржаніемъ, криками и ругательствами ямщики подводятъ къ дилижансу, что не удивительно, если вы не разслыхали, не вамъ и не мн суждено дло это слышать; но можетъ бытъ вы угадаете смыслъ словъ. Можетъ быть вы вспомните, что въ старые, старые годы слышали такой шопотъ, въ то время, когда пвчія птички въ вашей рощ напвали эту псенку очень пріятно и свободно. Но это, милостивая государыня, написано въ феврал. Птички улетли, втви голы, садовникъ смёлъ листья съ аллеи и вс это было прошлаго года, вы понимаете? Минуты дв Филиппъ стоялъ у дилижанса и разговаривалъ съ Шарлоттой въ окно, и головы ихъ были совершенно близки. О чомъ шепчутся эти губы? Ямщики мшаютъ вамъ слышать, и изъ гостинницы Чорнаго Льва выходятъ пассажиры; тётушка Мэкъ еще жуётъ большой кусокъ хлба съ масломъ. Шарлотта ничего не хочетъ, милая тетушка благодарствуйте. Надюсь, что она пріютилась въ уголокъ и сладко заснула. Дорогою дилижансы-близнецы прозжаютъ мимо одинъ другаго. Можетъ быть, Шарлотта выглядываетъ
Я былъ въ Тур только въ прошломъ году и потому не смю распространяться о жизни мистера Фирмина къ Тур, чтобы не сдлать топографическихъ ошибокъ. Я читалъ въ одномъ роман описаніе Тура. Этотъ романъ написалъ какой-то Вальтеръ Скоттъ, героемъ этого романа Квентинъ Дорвардъ, а героиней Изабелла де-Кроа. Она сидитъ и поётъ: «Ахъ, графъ Гай, часъ близокъ». Довольно хорошенькая баллада, но какое невдніе, любезный сэръ! Какое описаніе Тура, Литтиха въ этой лживой исторіи! Да, лживое и безтолковое; я помню, что и сожаллъ, не потому, что это описаніе не походило на Туръ, а потому что Туръ не походилъ на описаніе.
Итакъ Квентинъ Фирминъ остановился въ гостинниц Фазанъ, а Изабелла Бэйнисъ поселилась у дяди, сира Мэка-Гиртера; и я думаю, что мистеръ Фирминъ имлъ не больше денегъ въ своёмъ карман, какъ мистеръ Дорвардъ, исторію котораго шотландскій романистъ разсказывалъ сорокъ лтъ тому назадъ. Я не могу общать, что нашъ молодой англійскій авантюристъ женится на благородной наслдниц обширнаго имнія и выйдетъ съ арденскимъ вепремъ на поединокъ; такой вепрь, сударыни, не является въ нашихъ современныхъ салонныхъ исторіяхъ. Другихъ вепрей, не дикихъ, есть множество. Они бодаютъ васъ въ клубахъ. Они схватываютъ васъ и прислоняютъ къ фонарнымъ столбамъ на улицахъ. Они набгаютъ на васъ въ паркахъ [28] . Я видлъ какъ они посл обда раздираютъ клыками, подбрасываютъ наверхъ все общество. Этихъ вепрей нашъ молодой авантюристъ могъ встртить, какъ это случается со многими рыцарями. Кто отъ нихъ избавится? Я помню какъ одинъ знаменитый человкъ говорилъ со мною объ этихъ вепряхъ часа два сряду, О! ты глупйшій знаменитый человкъ! Ты не зналъ, что у тебя самого есть клыки, грива и хвостъ! Мн сдаётся, что на свт есть множество такихъ вепрей. Я увренъ, что маіоръ и мистриссъ Мэк-Гиртеръ не были блестящи въ разговор. Что длали бы мы съ вами, еслибы мы послушали турской болтовни? Какъ пасторъ любилъ играть въ карты и ходилъ въ кофейную, какіе нелпо-расточительные обды давали Попджои, какъ мистриссъ Флайтсъ съ этимъ, маіоромъ карабинернаго полка ужъ слишкомъ…
28
Тутъ игра словъ: Boar — вепрь и Boar — скучный человкъ. Прим. Перев.
— Какъ я могъ выносить этихъ людей? спрашивалъ себя Филиппъ, когда говорилъ объ этомъ впослдствіи, а онъ любилъ объ этомъ говорить. — Какъ я могъ ихъ терпть, говорю я? Мэкъ человкъ добрый, но я зналъ, что онъ ужасно скученъ. Ну, а я любила его. Я любилъ его старыя исторіи. Я любилъ его старые дурные обды; кстати, турское вино не дурно, сэръ. Мистриссъ Макъ вы никогда не видали, моя добрая мистриссъ Пенденисъ. Но будьте уврены, что она не понравилась бы вамъ. А мн она нравилась. Мн нравился ея домъ, хотя онъ былъ сыръ, въ сыромъ саду, въ которомъ бывали скучные люди. Мн и теперь было бы пріятно взглянуть на этотъ старый домъ. Я совершенно счастливъ съ моей женой, но я никогда удаляюсь отъ нея, чтобы съ наслажденіемъ пережить опять прежніе, старые дни. Не имя ничего на свт кром жалованья, которое было ненадежно и издержано заране; не имя никакихъ особенныхъ плановъ на будущее время — ей-богу, сэръ, какъ я смлъ быть такъ счастливъ? Какіе мы были идіоты, душа моя, будучи такъ счастливы! Глупы мы были, что обвнчались. Не говори! Осмлились бы мы повнчаться теперь, имя въ кошельк на три мсяца содержанія? Насъ надо бы посадить въ домъ сумасшедшихъ; вотъ единственное мсто годившееся для насъ. Мы были нищими, мистриссъ Шарлотта, и вы знаете это очень хорошо!
— О, да! Мы поступили очень дурно, не правда ли, мои душечки! отвчаетъ мистриссъ Шарлотта и принимается цаловать двухъ малютокъ, играющихъ въ ея комнат, какъ будто эти малютки имютъ какое-нибудь отношеніе къ аргументу Филиппа, что тотъ человкъ, который не иметъ средствъ содержать жену, не иметъ право жениться.
Итакъ на берегахъ Лоары, когда у Филиппа было только нсколько франковъ въ карман и онъ былъ принуждёнъ строго ограничивать свои издержки въ гостинниц Золотаго фазана, онъ провелъ дв недли такого счастья, какое я съ своей стороны желаю всмъ молодымъ людямъ, читающимъ его правдивую исторію. Хотя онъ былъ бденъ и лъ и пилъ скромно въ гостинниц, служанки, слуги, хозяйка Золотаго Фазана были такъ вжливы къ нему — да, такъ вжливы, какъ къ старой, страдавшей подагрой маркиз Карабасъ, которая остановилась тутъ по дорог на югъ, заняла большія комнаты, сердилась на свою квартиру, обдъ, завтракъ, ругала хозяйку на плохомъ французскомъ язык и заплатила по счоту не иначе, какъ по принужденію. Счотъ Филиппа былъ невеликъ, но онъ заплатилъ по нёмъ весело. Слугамъ онъ далъ немного, но онъ былъ ласковъ и они знали, что онъ бденъ. Онъ былъ ласковъ, я полагаю, потому что онъ былъ счастливъ. Я зналъ, что этотъ джентльмэнъ бывалъ невжливъ; я слышалъ какъ онъ бранилъ и стращалъ хозяина гостинницы и слугъ такъ свирпо, какъ сама маркиза Карабасъ. Но теперь Филиппъ Медвдь былъ самый кроткій изъ медвдей, потому что его вожакомъ была Шарлотта.
Прочь сомннія и непріятности, глупая гордость и мрачныя заботы! Филиппу достанетъ денегъ на дв недли, въ продолженіе которыхъ Томъ Глэзиръ общалъ писать за Филиппа письма въ Пэлль-Мэлльскую газету. Вс умыслы Франціи и Испаніи не доставляли этому лнивому корреспонденту ни малйшей заботы. Утромъ его занимала миссъ Бэйнисъ и днемъ миссъ Бэйнисъ. Въ шесть часовъ обдъ и Шарлотта; въ девять Шарлотта и чай.
— Однако любовь не портить его аппетита, правильно замтилъ майоръ Мэк-Гиртеръ.
Дйствительно, у Филиппа былъ отличный аппетитъ; здоровье цвло
— Я дошолъ до того, сэръ, разсказывалъ Филиппъ съ своей обычной энергіей, описывая этотъ періодъ величайшаго счастья своей жизни своему біографу: — что я воротился въ Парижъ на наружномъ мст дилижанса и не имлъ денегъ, чтобы пообдать на дорог. Но я купилъ сосиску, сэръ — и дохалъ до моей квартиры съ двумя су въ карман.
Итакъ Филиппъ и Шарлотта заключили въ Тур договоръ. Обвнчаться безъ согласія папа? О, никогда! Выйти замужъ за другаго, а не за Филиппа? О, никогда — никогда! Если она проживётъ сто лтъ, и когда слдовательно Филиппу будетъ сто-десять лтъ, не будетъ у ней другаго мужа! Тётушка Мэкъ, хотя можетъ быть не очень образованная дама, была доброй и ласковой тёткой. Она заразилась въ меньшей степени горячкой этихъ молодыхъ людей. Она немногое могла оставить посл своей смерти и родственники Мэка получатъ всё, что онъ усплъ сберечь, посл его смерти. Но Шарлотта получитъ ея гранаты, чайникъ и индійскую шаль — это она будетъ имть [29] . Съ многими благословеніями эта восторженная старушка простилась съ своимъ будущимъ племянникомъ, когда онъ воротился въ Парижъ. Хлопай своимъ бичомъ, ямщикъ! Катись скоре, дилижансъ! Я радъ, что мы вытащили мистера Фирмина изъ этого опаснаго мста. Ничего не можетъ быть для меня пріятне сентиментальныхъ описаній. Я могъ бы написать сотни страницъ о Филипп и Шарлотт. Но суровое чувство долга мшаетъ. Моя скромная муза прикладываетъ палецъ къ губамъ и шепчетъ: «Шш… не говорите объ этомъ дл!» Ахъ, мои достойные друзья, вы не знаете, какое у этихъ циниковъ доброе сердце! Еслибы вы могли нечаянно прійти къ Діогену, вы наврно нашли бы его читающимъ сентиментальные романы и плачущимъ въ своёмъ бочонк. Филиппъ оставить свою возлюбленную и воротится въ своему длу, а мы не будемъ ни слова больше говорить о слезахъ, общаніяхъ, восторгахъ, разставаньи. Но, пожалуйста, читатель, вообрази нашего молодаго человка такимъ бднымъ, что когда дилижансъ остановился обдать въ Орлеан, онъ могъ только купить копеечный хлбъ и сосиску. Когда онъ дохалъ до гостинницы Пуссенъ, ему подали ужинъ, который онъ сълъ съ такимъ аппетитомъ, что вс въ столовой съ восторгомъ смотрли на него. Онъ былъ очень веселъ. Онъ нисколько не скрывалъ своей бдности, не скрывалъ, что не могъ заплатить за свой обдъ. Многіе изъ постителей гостинницы Пуссенъ знали, что значитъ быть бднымъ. Части и часто обдали они въ кредитъ, но хозяинъ гостинницы зналъ своихъ постителей. Они были бдные, но честные люди. Они платили ему наконецъ и каждый могъ помочь своему ближнему въ нужд.
29
Я съ сожалніемъ долженъ сказать, что я узналъ, что посл смерти майорши Мэк-Гиртеръ нашли, что она общала эти сокровища письменно нсколькимъ роднымъ ея мужа, и много споровъ возникло вслдствіе того. Но нашей исторіи нтъ никакого дла до этого.
Посл возвращенія своего въ Парижъ, Филиппъ нсколько времени не хотлъ ходить въ Элисейскія Поля. Они были для него Элисейскими Полями только въ обществ Шарлотты. Онъ принялся за свою корреспонденцію въ газет, что занимало одинъ день въ недлю, а остальные шесть дней, да и въ седьмой также, онъ покрывалъ огромные листы почтовой бумаги замчаніями о разныхъ предметахъ, адресованными къ миссъ Бэйнисъ въ квартир майора Мэка. На этихъ листахъ бумаги Филиппъ могъ говорить такъ долго, такъ громко, такъ пылко, такъ краснорчиво съ миссъ Бэйнисъ, но она никогда не уставала слушать, а онъ продолжать. Онъ до завтрака начиналъ сообщать свои сновиднія и свои утреннія ощущенія своей возлюбленной. Въ полдень онъ высказывалъ ей свое мнніе объ утреннихъ газетахъ. Его письмо было всё исписано обыкновенно къ тому часу, какъ отправлялась почта, такъ что его выраженія любви и врности помщались въ разныхъ странныхъ уголкахъ, гд, безъ сомннія, для миссъ Бэйнисъ было восхитительнымъ трудомъ отыскивать этихъ маленькихъ купидончиковъ, которыхъ ея возлюбленный посылалъ къ ней. «Я нашолъ это мстечко неисписаннымъ. Вы знаете, что я въ нёмъ напишу? О! Шарлотта, я…» и проч. Моя прелестная молодая двица, вы угадаете когда-нибудь это остальное и будете получать такія милыя, восхитительныя, вздорныя письма и отвчать на нихъ съ тмъ изящнымъ приличіемъ, которое, и не сомнваюсь миссъ Бэйнисъ выказала въ своихъ отвтахъ.
Посл нсколькихъ недль этой восхитительной переписки, когда въ Париж настала зима и за втвяхъ висла сосульки, какъ это случилось, что прошло три дня, а почтальонъ не принёсъ письмеца хорошо знакомаго почерка для мосьё, мосьё Филиппа Фирмина. Четыре дня, а письма нтъ. О, мученіе! не-уже-ли она больна? Не-уже-ли дядя и тетка возстали противъ нея и запретили ей писать? О, горе, горесть, бшенство! Ревность же нашему другу неизвстна. Въ его великое сердце никогда не входило сомнніе въ любви его возлюбленной. Но прошло даже пять дней, а письма всё не было изъ Тура. Гостинница Пуссенъ была въ волненіи. Я сказалъ, что когда нашъ другъ очень сильно чувствовалъ какую-нибудь страсть, то онъ непремнно говорилъ о ней. Разв Дон-Кихотъ пропускалъ случаи объявлять свту, что Дульцинея дель-Тобозо несравненнйшая изъ женщинъ? Разв Антаръ не закричалъ въ битв: «я любовникъ Идлы»? Нашъ рыцарь всмъ въ гостинницъ разсказалъ о своихъ длахъ. Вс знали о его положеніи — вс, живописецъ, поэтъ, офицеръ на половинномъ жалованьи, трактирщикъ, хозяйка, даже маленькій слуга, обыкновенно приходившій сказать:
— Почтальонъ прошолъ — письма нтъ сегодня.
Нтъ никакого сомннія, что политическое письмо Филиппа сдлалось при подобныхъ обстоятельствахъ очень печально и мрачно. Однажды, когда онъ сидлъ за своимъ письменнымъ столомъ и грызъ усы, маленькій Анатоль вошолъ къ нему и закричалъ:
— Опять эта дама, мосьё Филиппъ!
И врная, бдительная, дятельная баронесса С. опять явилась въ комнату Филиппа. Онъ покраснлъ и со стыдомъ повсилъ голову.
«Неблагодарный я скотъ» подумалъ онъ: «Я воротился боле недли тому назадъ и ни разу не подумалъ объ этой доброй, ласковой душ, которая помогала мн. Я ужасный эгоистъ. Любовь всегда такова».