Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
Но это только вопросъ вкуса. Мистриссъ Мёгфордъ, напримръ, нарядилась въ зелёное атласное платье и въ розовый тюрбанъ когда другія дамы были въ срыхъ платьяхъ. Короткость между нашими семействами разстроилась тотчасъ посл свадьбы Филиппа; я съ сожалніемъ долженъ сказать, что мистриссъ Мёгфордъ считала насъ скупыми, а она терпть не могла такихъ людей.
Новобрачную расцаловали. Она ухала съ новобрачнымъ; съ ними не было ни лакея, ни горничной. Путь счастливой четы лежалъ на Кэнтербёри, Филькестонъ, Булонь, Амьенъ, Парижъ, а можетъ быть и на Италію, если у нихъ достанетъ денегъ. Пока типографщикъ и самъ Мёгфордъ взялись исполнять обязанность Филиппа по газет. Сколько было у новобрачныхъ въ кошельк на эту поздку? Это не наше дло. Но обладая молодостью, здоровьемъ, счастьемъ, любовью, наши молодые друзья, я думаю, не могутъ быть недовольны. Прощайте, Богъ да благословитъ васъ} Шарлотта и Филиппъ! Я сказалъ, какъ я нашоль мою жену плакавшую въ пустой комнатк ея фаворитки. Признаюсь, я самъ былъ несчастливъ. Я не находилъ утшенія въ клубахъ, и послдній романъ не могъ привлечь моего вниманія. Я видлъ глаза Филиппа и слышалъ нжный голосъ Шарлотты.
Съ нетерпніемъ ожидали мы писемъ отъ молодыхъ. Наконецъ прибыло письмо и такъ какъ въ нёмъ нтъ секретовъ, то я привожу его вполн:
Амьенъ, пятница. Парижъ, суббота.
«Дорогіе друзья (вы для насъ дорогіе
„Подумайте: мистриссъ Брандонъ связала мн кошелёкъ, который подарила мн, когда мы ухали съ милаго, милаго Королевскаго сквэра, а когда я раскрыла кошелёкъ, и нашла въ нёмъ пять совереновъ! Филиппъ произнёсь ругательство (какъ онъ всегда длаетъ когда растрогается) и сказалъ, что эта женщина ангелъ и что мы должны сохранить эти соверены и никогда ихъ не мнять. Ахъ, какъ я рада, что у моего мужа есть такіе друзья! Я буду любить всхъ, кто любитъ его — васъ больше всхъ. Не черезъ васъ ли досталась мн это благородное сердце? Филиппъ говоритъ, что небо дало такое великое сердце мистриссъ Брандонъ, что она должна имть и высокій разумъ. Если любовь къ Филиппу значитъ мудрость, я знаю кого-то кто будетъ очень мудръ.
„Филиппъ сказалъ, что если я не тороплюсь видться съ мама, то мы можемъ провести цлый день въ Амьен. Мы были въ собор. О! какъ я молилась, чтобъ небо дало мн силы посвятить Филиппу всю мою жизнь, любить его всегда, ухаживать за нимъ въ болзни, утшать въ горести. Я буду учиться, не для того, чтобы сравниться съ нимъ умомъ — на это могутъ надяться немногія женщины — но чтобъ я могла лучше понимать его и быть для него подругой боле его достойной. Желала бы я знать, много ли на свт такихъ талантливыхъ мущинъ какъ наши мужья? хотя Филиппъ такъ скроменъ, что говоритъ будто онъ совсмъ не талантливъ. А и знаю, что онъ талантливъ и выше многихъ другихъ. Я ничего не говорила, но я всё слушала на Королевскомъ сквэр; и нкоторые бывавшіе у васъ и много о себ воображавшіе казались мн дерзки, суетны и ничтожны, а другіе казались принцами. Мои Филиппъ принцъ. Ахъ, милый другъ! не должна ли я думать съ признательностью, что я сдлалась женою настоящаго джентльмэна! Добрый, храбрый, благородный Филиппъ! Честный и великодушный, неспособный къ обману.
Мы написали къ мама и къ доброй баронесс, что мы демъ. Мама находитъ, что у мадамъ Валантиноа еще дороже чмъ у баронессы. Она говоритъ, что она узнала, что настоящее имя мадамъ Валантиноа — Корнишонъ, что у ней ужасная репутація и что у ней въ дом плутуютъ въ экартэ. Она хочетъ оставить мадамъ Валантиноа, какъ только дтей, у которыхъ корь, можно будетъ перевезти. Она не велла мн здить въ ней, къ Валантиноа, и принесла Филиппу 12 фунтовъ стерл. 10 шилл. пятифранковыми монетами, которыя она положила передъ нимъ на столъ и сказала, что это первая четверть моего дохода. Еще срокъ не насталъ. «Но неужели вы думаете, что я захочу быль обязана такому человку какъ вы!» Филиппъ пожалъ плечами и спряталъ свёртокъ съ серебряными монетами въ ящикъ. Онъ не сказалъ ни слова, но разумется, я видла, что ему было непріятно. «- Что мы сдлаемъ съ твоимъ богатствомъ, Шарлотта? сказалъ онъ, когда ушла мама. Мы истратили часть этихъ денегъ въ ресторан Вери, куда мы взяли и добрую баронессу. Ахъ, какъ эта женщина была добра во мн! Ахъ, какъ я страдала въ этомъ дом, когда мама хотла разлучить меня съ Филиппомъ! Мы прошли мимо и видли окна той комнаты, гд разыгралась та страшная, страшная трагедія. Филиппъ погрозилъ кулакомъ зелёнымъ сторамъ. «- Великій Боже! сказалъ онъ: — какъ я тогда страдалъ! Я не злопамятенъ, я никому не хочу мстить, но я никогда не могу простить, никогда!» Часто мн представляется во сн эта ужасная трагедія, какъ его отнимаютъ у меня и мн кажется, что я умираю! Когда я была у васъ, я часто боялась ложиться спать, чтобы не видать этого ужаснаго сна, и клала его письмо подъ изголовье, чтобы ощупывать его ночью. А теперь! Никто не можетъ насъ разлучить — о, никто! до самой смерти!
«Онъ водилъ меня на свою прежнюю квартиру и мы подарили мальчику, натирающему полы, пять франковъ изъ моихъ денегъ. Потомъ мы пошли въ кофейную напротивъ Биржи, гд Филиппъ писалъ письма, а потомъ въ Палэ-Рояль, гд насъ ждала баронесса, а потомъ въ театръ, а потомъ къ Тортони сть мороженое. А потомъ пшкомъ домой подъ сотнею милліоновъ блестящихъ звздъ, по аллеямъ Элисейскихъ Полей, по которымъ Филиппъ къ намъ приходилъ, мимо фонтановъ, сіявшихъ подъ серебристой луной. Ахъ, Лора! желала бы я знать была ли серебристая луна такъ счастлива, какъ ваша любящая и признательная
«Ш. Ф.»
P. S. (Рукою Филиппа Фирмина).
«Мои любезные друзья. — Я тамъ счастливъ, что это походитъ на сновидніе. Я смотрлъ какъ Шарлотта писала, писала цлый часъ, и спрашивалъ себя и думалъ: „правда ли это?“ Наконецъ я убдился въ истин, смотря на бумагу и на подчоркиваемыя ею слова. Мои любезные друзья, что я сдлалъ въ жизни, за что мн подарили ангела? Одно время сердце моё было чорно и мстительно, она явилась и спасла меня. Любовь этого созданія очищаетъ меня и… и я думаю, что это все. Я думаю, что мн только хотлось сказать, что я счастливйшій человкъ въ Европ. Когда мы къ вамъ будемъ писать, куда намъ адресовать къ вамъ письма? Мы сами не знаемъ куда мы подемъ. Намъ писемъ не нужно. Но мы тмъ не мене признательны нашимъ милымъ, добрымъ друзьямъ и насъ зовутъ
„Ф. и Ш. Ф.“
Глава XXXIII
ОПИСЫВАЕТЪ ПОЛОЖЕНІЕ НЕИНТЕРЕСНОЕ, НО НЕОЖИДАННОЕ
Мы можемъ надяться, что мистеръ и мистриссъ Фирминъ сдлали пріятную поздку; но мы
Филиппъ, имя работу въ двухъ мстахъ, уврялъ, что онъ иметъ довольно, что онъ даже можетъ откладывать. Въ это-то время Ридли, академикъ, написалъ свою малую картину — разумется, вы её помните: "Портретъ дамы". Онъ романтически привязался къ жилиц втораго этажа, не давалъ у себя шумныхъ праздниковъ, не курилъ, чтобы не безпокоитъ её. Не желаетъ ли мистриссъ Фирминъ дать вечеръ? Его мастерская и гостиная къ ея услугамъ. Онъ приносилъ ей подарки и билеты на ложи. Онъ былъ ея невольникомъ. А она платила ему за это романическіе обожаніе снисходительнымъ пожатіемъ нжной, маленькой ручки и ласковымъ взглядомъ нжныхъ глазъ, чмъ живописецъ долженъ былъ оставаться доволенъ. Низенькаго роста и нескладный станомъ, Ридли натурально считалъ себя отстраненнымъ отъ брака и любви и съ завистью смотрлъ на эдемъ, въ который ему запрещено было входить. У Шарлотты не было и двухъ пенсовъ, а былъ маленькій дворъ. Друзья Филиппа имли обыкновеніе преклоняться передъ ней. Изящные джентльмэны, знавшіе его въ университет и забывшіе его или считавшіе его грубымъ и самонадяннымъ, теперь вдругъ вспомнили о нёмъ и у его молодой жены были совершенно модныя собранія за ея чаемъ. Всмъ мущинамъ нравилась она, а женщины говорили, что мистрисъ Фирминъ была добродушная, совершенно безвредная женщина, довольно хорошенькая, именно такая, какихъ любятъ муцины.
Да, мистриссъ Фирминъ имла успхъ. Но у ней еще ни было пріятельницъ, она была слишкомъ бдна, чтобъ бывать въ свт; но у ней были мистриссъ Пенденнисъ, мистриссъ Брандонъ, мистриссъ Мёгфордъ, знаменитая колясочка которой безпрестанно привозила лакомства для новобрачной изъ Гампстида и которая восхищалась отборнымъ обществомъ, которое она встрчала у мистриссъ Фирминъ.
— Карточка лорда Тингэмбери! скажите пожалуйста, мистриссъ Брандонъ!
Такими безыскусственными фразами мистриссъ Мёгфордъ выражала свой восторгъ въ первое время, когда Шарлотта пользовалась еще ея благорасположеніемъ. Я долженъ признаться, что наступили обстоятельства мене пріятныя.
— О, Лора! я дрожу при мысли какъ я счастлива! постоянно ворковала наша птичка. — Знаете ли, что Филиппъ никогда не бранитъ меня? Если бы онъ сказалъ хоть одно грубое слово, мн кажется, а бы умерла, между тмъ какъ мама ворчитъ, ворчитъ бывало съ утра до ночи, а мн и горя мало.
Вотъ что выходитъ изъ несправедливой брани. Спасительное лекарство теряетъ своё дйствіе. Паціентъ спокойно принимаетъ лекарство, которое напугаетъ или убьётъ непривычнаго. Мистриссъ Бэйнисъ продолжала писать бранчивыя письма, и я не поручусь, что Шарлотта читала ихъ вс. Мистриссъ Бэйнисъ вызывалась прізжать и заботиться о Филипп, когда настанетъ одно интересное событіе. Но мистриссъ Брандонъ была уже приглашена на этотъ случай, а Шарлотта тамъ испугалась прізда матери, что Филиппъ написалъ къ мистриссъ Бэйнисъ и коротко и положительно просилъ не прізжать. Вы помните картину Ридли "Колыбсль", которая доставила много гиней мистеру Ридли. Сама мать не такъ пристально изучала своего ребёнка, какъ изучалъ Ридли черты, позы, взгляды первенца Шарлотты и Филиппа Фирминъ. Жена моя очень разсердилась на то, что я забылъ, сынъ или дочь прежде родились у Фирминовь, и говоритъ, что я скоро забуду имена своихъ собственныхъ дтей. Кажется, помнится мн теперь, черезъ такое долгое время, что сынъ у нихъ старшій, ихъ мальчикъ такой высокій, гораздо выше — не мальчикъ? ну такъ стало быть…
— Утёнокъ, перебиваетъ съ насмшкой моя жена.
Это и знаю наврно, что молодая мать была очень мила, съ розовыми щеками и сіяющими глазами, когда она наклонялась надъ своимъ младенцемъ. Ридли говоритъ, что въ глазахъ молодыхъ матерей есть что-то небесное въ это время; онъ даже увряетъ, что тигрица въ зоологическомъ саду кажется прекрасна и кротка, когда наклоняетъ свою чорную морду къ своимъ дтенышамъ. О, сила чувства! въ какое положеніе привела ты мистриссъ Фирминъ Ридли! Въ глазахъ молодой матери былъ блескъ, а на щекахъ ея розы и жемчугъ, которые непремнно должны были очаровать живописца. Онъ даже снималъ сапоги въ своей мастерской, чтобъ не безпокоить своимъ скрипомъ молодую мать. Онъ накупилъ для ребёнка разныхъ подарковъ. Филлипъ уходилъ въ клубъ и къ своей газет, какъ ему было приказано, но Ридли нельзя было прогнать изъ Тернгофской улицы, такъ что мистриссъ Брандонъ смялась надъ нимъ — просто смялась надъ нимъ.
Но всё это время Филиппъ и его жена продолжали пользоваться расположеніемъ мистера и мистриссъ Мегфардъ и были приглашены этой достойной четой вмст съ ихъ малюткой въ ихъ виллу въ Гемпстид, гд перемна воздуха могла принести пользу милому малютк и его милой мама. Въ маленькомъ пространств достойный мистеръ Мёгфордъ умлъ собрать кучу разныхъ разностей. У него былъ садъ, звринецъ, оранжерея, конюшни, корова, молочная и онъ не мало гордился своими сокровищами. Онъ любилъ и хвалилъ всё своё. Никто не восхищался такъ своимъ портвейномъ, какъ Мёгфордъ, но расхваливалъ такъ своё масло и домашній хлбъ. Онъ наслаждался своимъ счастьемъ, онъ цнилъ своё собственное достоинство. Онъ любилъ говорить о томъ времени, когда онъ былъ мальчишкой на лондонскихъ улицахъ, а теперь…
— Попробуйте этотъ портвейнъ и скажите, есть ли лучше у лорда мэра, говаривалъ онъ своимъ гостямъ.
Постоянно думать о своёмъ счастьи и сомнваться въ нёмъ, но значитъ ли это истинное счастье? Воспвать гимнъ самому себ, не очаровательное ли удовольствіе для самого себя, и вс обдавшіе за столомъ Мёгфорда непремнно слышали эту музыку. Я съ сожалніемъ долженъ сказать, что Филиппу эта музыка не нравилась. Онъ ужасно скучалъ въ Гэмпстид, а когда мистеръ Филиппъ скучалъ, то онъ былъ не совсмъ пріятнымъ собесдникомъ. Онъ звалъ вамъ въ лицо, онъ прямо противорчилъ вамъ. Онъ говорилъ, что баранина жестка, что вино пить нельзя, что такого-то оратора черезчуръ превозносятъ, а такой-то политикъ дуракъ. Мёгфордъ и его гость сражались посл обда, чуть не доходили до бранныхъ словъ.
— Что это, Мёгфордъ? о чомь вы ссоритесь въ столовой? спрашиваетъ мистриссъ Мёгфордъ.
— О чомъ мы ссоримся? это только господинъ помощникъ редактора фыркаетъ, говоритъ хозяинъ съ раскраснвшимся лицомъ.- Moё вино для него нехорошо, а теперь онъ положиъ ноги на стулъ и заснулъ у меня подъ носомъ. Дерзкій онъ человкъ, мистриссь Мёгфордъ, въ этомъ спора нтъ.
Тутъ бдная Шарлотта тихо выходитъ отъ своего малютки и заиграетъ что-нибудь на фортепіяно, успокоивая поднимающійся гнвъ.