Прикосновения Зла
Шрифт:
Поморец очнулся в спальне, любезно предоставленной ему Читемо. Сидящая у изголовья клинии, Элиэна положила на горячий лоб Всадника влажную тряпицу и заботливо поправила одеяло.
– Нереус… – простонал Мэйо.
– Тише, господин, – рабыня испуганно обернулась, словно ища поддержки у вставшего из кресла сара Макрина.
– Уходи, – приказал градоначальник. – Я желаю говорить с сыном наедине.
Невольница покорно засеменила прочь. В кубикуле остались два нобиля и сухопарый раб, скрывающий лицо под тканевой маской. Он носил черную одежду
– Как себя чувствуешь? – Макрин сжал вялую ладонь наследника.
– Голова трещит… И перед глазами кружат мухи.
– Это пройдет. Ты упал и стукнулся виском о каменное ограждение.
– Плато… Вскрыл себе вены…
– Я знаю. Постарайся не думать о нем.
Юноша болезненно поморщился:
– Мне надо на службу…
– И речи быть не может! – отрезал сар. – Хремет запретил тебе вставать. Как минимум неделю проведешь дома.
– Я хочу поговорить с Нереусом… Пожалуйста, отец…
– Не принуждай меня к крайностям, – сказал Макрин и добавил чуть тише. – Ты будешь заперт в этой комнате до дня Осенних Роз с новым личным рабом. Андроктонус – прекрасный чтец. Он позаботится о твоем здоровье и развлечет интересной беседой.
– Пусть пососет мой член! – сердито огрызнулся юный нобиль.
– Если это улучшит тебе настроение, – градоначальник повелительно махнул рукой, подзывая сателлита. – Ублажи своего хозяина. Мы увидимся позже, Мэйо.
– Отец!
Макрин вышел. Ожидавший его Читемо плотно прикрыл дверь спальни и вставил в пазы деревянный засов.
Приблизившись к ложу, невольник потянул за край одеяла, и поморский юноша тотчас вцепился в ткань мертвой хваткой:
– Не прикасайся ко мне!
– Вы пожелали оральных удовольствий.
– Запомни, как тебя там… – Мэйо попытался оторвать голову от подушки, но боль швырнула его обратно. – Я – не поклонник мужских ласк.
– Смиренно подчиняюсь, хозяин, – раб замер у клинии, скрестив запястья.
– Твое имя?
– Андроктонус.
– Настоящее имя?
– Запрещено называть.
– Я приказываю.
– Самур.
Юный нобиль усилием воли заставил себя перевернуться на бок:
– Сними тряпку… Покажи… лицо…
– Вам нельзя волноваться, хозяин.
– Делай, что… говорю…
Сателлит откинул капюшон и развязал ремешки, удерживающие маску с тремя небольшими прорезями. Она соскользнула на грудь раба.
Мэйо зажал рот ладонью. Его глаза расширились от ужаса, крик застыл в горле. Всадник хотел вновь провалиться в липкую тьму, но знал, что это не поможет навсегда забыть увиденное.
[1] Навклир (греч. ) – хозяин или начальник корабля.
[2] Стадий (лат. stadium) – мера длины, равная 185 метрам.
[3] Лацерна – парадный плащ, прямоугольный кусок ткани, который закрывал спину и оба плеча, доходил до колен и скалывался спереди. Лацерну делали из дорогой, затканной золотом и серебром ткани.
[4] Солиум (solium) — почетный стул для глав аристократических семейств, которые имели свое постоянное место в храмах, купальнях или в таблинуме.
Глава 11
Глава
История народов есть шкала человеческих бедствий,
деления которой обозначаются революциями.(Франсуа де Шатобриан)
Осенняя ночь выдалась темной, предгрозовой. Юба взял факел у одного из личных рабов и стал подниматься по узкой лестнице, ведущей к смотровой площадке на Астровом холме. Днем отсюда можно было полюбоваться красотами западной части Рон-Руана, но после заката приходилось смотреть, в основном, под ноги. Мулат двигался налегке: он скрывал под теплым плащом кожаную броню и прихватил лишь небольшой обоюдоострый кинжал. Такие клинки с листовидными лезвиями и рукоятями, снабженными конусообразными раструбами, оружейники Таира изготавливали с особого разрешения наместника. Эбиссинец считал, что встреча с переговорщиком может оказаться тщательно подготовленной ловушкой, поэтому старался продумать все до последней мелочи. Лезвие заговоренного колдунами кинжала покрывал маслянистый яд пустынного скорпиона.
Юноша не питал доверия к Исории, супруге Фирма, и подозревал ее в искусном притворстве. Число соратников и сторонников Сефу за последнее время резко уменьшилось. Царевич нервничал и требовал скорейшего выполнения своего приказа, вынудив Юбу вновь назначить свидание жене советника. Оно состоялось вчера и мулат еще помнил сладкий запах белокожей итхальки. Эбиссинский нобиль отдавал предпочтение совсем другим женщинам, но ее почему-то не мог выбросить из головы.
Поднимаясь по ступенькам, Юба некстати вспомнил о своей первой любви – младшей сестре Сефу, красавице Ифинои. Внук чати Таира не сомневался, что, желая породниться с Домом Морган не только по духу, но и по крови, царевич отдаст девушку в жены Мэйо. Если, конечно, рыболюд останется жив и сохранит ясность ума.
Макрин уже неделю держал сына под замком, оправдывая это плохим самочувствием наследника. Солнцеликому удавалось поддерживать связь с нуном через Хремета. В злобе и отчаянье молодой поморец предпринял три попытки к бегству и теперь находился под постоянным наблюдением рабов, приставленных родителем. Юношу насильно опаивали травяными настоями, от которых его клонило в сон. Хремет сообщил Сефу, что подобное «лечение», вероятнее всего, приведет Мэйо к слабоумию и обострению фобий. Царевич отправил Макрину несколько посланий, точного содержания которых Юба не знал, но по гневным взорам Сокола догадался, что в ответ пришли вежливые отказы.
Мулат искренне сочувствовал Мэйо и одновременно завидовал его обескураживающему упорству. Сопоставляя факты, эбиссинец все чаще ловил себя на мысли: может ли поморский Всадник считаться Черным Драконом из пророчества Именанда?
«Змею, что прошел через Воды, суждено испить три кубка яда. Первый, Медный, даст ему белые клыки против заклятых врагов. Второй, Серебряный, наделит крыльями и способностью видеть сокрытое. Третий, Золотой, покроет тело шипами и укажет дорогу Предназначения…»