Принц без королевства
Шрифт:
У него были грубые руки садовника, а никак не пианиста.
Это был Зефиро.
За его спиной открылась дверь.
— Месье?
Он не обернулся. Какой-то мужчина с опухшим со сна лицом только что вышел из читальни.
— Месье!
— Что вам угодно? — отозвался Зефиро.
— Мы уже прилетели?
Зефиро обернулся. Человек держал в руке газету.
— Сомневаюсь. Полет продлится три дня.
— Это вы потушили мою лампу?
— Нет. Вам бы следовало идти спать.
— Где мы сейчас?
Мужчина направился
— Вы знаете кого-нибудь из пассажиров? — спросила она Пюппе.
— Практически никого. Вы заметили тех двоих, которые притворяются, что не смотрят на вас?
— Нет.
— И вы не замечаете, что здесь все смотрят на вас?
— Нет.
— Женщина в курительной комнате — все равно что негр в немецком дирижабле. Это выглядит так же странно.
Жозеф Пюппе разбудил любопытство Этель. Она слушала его очень внимательно.
— Например, эти двое, которые смотрят на вас чаще других: я уже долго за ними наблюдаю.
— И кто же они такие?
— Представляются норвежцами.
Она окинула их быстрым взглядом. Пюппе почти докурил сигару.
— Вы хорошо знаете Норвегию? — спросил он.
— Нет.
— Я тоже. А жаль. Впрочем, и они не знают.
— Как это?
— Думаю, они никогда не были в Норвегии.
— Почему?
— Потому что они говорят по-русски.
Он отмахнулся от дымного облака, как будто перелистнул страницу. Этель сосредоточенно слушала.
— Я измолотил одного русского в девятнадцатом году на ринге в Бельгии. Клянусь вам, он говорил на том же самом языке, что и они.
— Измолотили?
— Да, сделал из него отбивную.
Зефиро четыре раза негромко постучал в переборку каюты. Дверь открылась. Они с Эскиролем сжали друг друга в объятиях.
— Ненормальный! — сказал Эскироль. — Ты понятия не имеешь, на что нас толкаешь.
— Но ведь мы с тобой поклялись.
Оба помнили о проекте «Виолетта», родившемся в рощице близ деревни Фальба. Тогда, в разгар войны, четверо друзей дали друг другу клятву. Итальянский капеллан, немецкий летчик, французский доктор и стрелок-пехотинец с Берега Слоновой Кости.
— Виктор Волк здесь?
— Вальп здесь, — поправил его Эскироль.
Зефиро кивнул.
— Мне наплевать, как его сегодня зовут.
— Он в своей каюте, внизу. Двое телохранителей по очереди сидят при нем. Он вообще не выходит. Еду ему приносят в каюту.
— А что Эккенер?
— Думаю, все прошло не так уж плохо. Сущий анекдот. Вальп пожал ему руку. Могло быть и хуже, ты ведь отказался посвятить Эккенера в наш план.
— Он бы не стал играть в нашу игру.
— Кто знает, Зефиро…
— Виктор прячется в той большой каюте в глубине гондолы?
— Да. Одна семья с тремя детьми очень хотела занять эту каюту, но я ее отвоевал. Все остальные в его коридоре свободны.
— А как насчет стюарда?
— Ему запрещено входить
— Хорошо.
Эскироль посмотрел Зефиро прямо в глаза.
— Когда это произойдет? — спросил он.
— В последнюю ночь, перед приземлением. Где Жозеф?
— С твоей стороны было неразумно выдавать его за воротилу, промышляющего тяжелым вооружением. Это безумие.
— Ты мог предложить кого-то другого?
— Пюппе хорошо известен своей миротворческой деятельностью.
— Где он? — снова спросил Зефиро.
— Он следит за вторым телохранителем в курительной комнате. Теперь, когда ты вылез из рояля, я могу отпустить старину Пюппе.
Эскироль пошел к двери.
— Принеси мне поесть, — попросил Зефиро.
Он растянулся на полу и закрыл глаза.
— Ты не хочешь лечь в постель?
— Я монах, Эскироль. Я сплю либо на полу, либо в рояле.
Увидев в дверях курительной Эскироля, Пюппе встал.
— Кажется, за мной пришли.
Он взял руку Этель и склонился так низко, что коснулся ее лбом.
— Спокойной ночи, мадемуазель.
Некоторые пассажиры смотрели на них осуждающе.
Пюппе был в восторге. Он знал, что прошлым летом великий немецкий боксер Макс Шмелинг, уложивший в двенадцатом раунде негра из Алабамы Джо Луиса, возвращался в Германию на этом же самом «Гинденбурге». Для нацистов его триумфальное возвращение стало символом превосходства арийской расы.
Пюппе, улыбаясь, слегка поклонился присутствующим и вышел.
Этель оставалась в курительной еще несколько минут и успела рассмотреть обоих норвежцев. Теперь они демонстративно повернулись к ней спиной. Она заметила, что они принесли напитки с собой: в их металлических фляжках могло быть только молоко, так брезгливо они морщились при каждом глотке.
Первый был здоровенный бородатый детина с бритой головой. Он все время молчал. Второй заметно нервничал и курил одну сигарету за другой, скручивая их на колене и набивая светлым табаком. Он что-то тихо говорил своему товарищу, и тот согласно кивал при каждой паузе.
Проходя мимо них к двери, Этель заметила, что на горлышках обеих фляжек выгравирован медведь с оскаленной пастью.
С утра поднялся северо-западный ветер. Капитан Прусс решил взять курс на Северную Атлантику. Таким образом, дирижабль шел против ветра. Предстоял очень сложный полет, но пассажиры об этом даже не подозревали. «Гинденбург» уже не раз показал свою надежность при любой погоде. Но капитану Пруссу не удалось скрыть озабоченность от экипажа. Он не засиживался за обедом и проводил много времени в своей рубке. Дирижабль опаздывал. Прусс знал, что среди пассажиров обратного рейса будет немало англичан, которые рассчитывают прибыть в Европу на следующей неделе, чтобы увидеть коронацию Георга VI. Опоздание было крайне нежелательным.