Проект «Убийца»
Шрифт:
Удар в живот призвал к повиновению. Свиная голова лучилась ореолом, словно нимбом над головой по дурной насмешке.
Нечто холодное прошлось по горячей коже. Нож соскребал корочки воска, ковырял их как гнойные раны. Тонкой линией струились алые узоры вдоль грудь. Как хирургические пунктиры. Как кельтские узоры. Такие не выведешь ни одним хлыстом.
– Порежь её!
– Больше крови!
– Я следующий!
Гости заклекотали новым оргазмом. Они орошали и истязали жертвенного агнца их пороков, искупающего людские грехи – как свои, так и чужие.
Сколько прошло времени? Полчаса? Час? Сутки? Арлин измеряла время количеством членов в
Раскалённый воздух мерцал пурпурной пудрой, будто перемолотые снежинки в апокалиптическую зиму.
Бурный ликующий рёв клокотал и бурлил, будто забытый на плите чайник. Под восторженные крики болельщиков ей спустили в рот. Она давилась, выплёвывала перемешанную со спермой слюну себе на лицо, отворачивалась от следующего провонявшего потом и чужим задом члена.
Секс не приносил ей удовольствие. Никогда. Он ассоциировался только с насилием и грязной похотью. Права была мама, когда говорил, что все мужики грязные, обросшие похотью животные, которым интересна только дырка между её ног. Мужчина женщине не друг. Или поимеют её, или она поимеет его. Третьего не дано.
Можно ли было отнести к третьему её положение бесправной игрушки. Распятая, обнажённая, связанная, с распростёртыми руками и ногами по углам стола, окровавленная, орошённая спермой, с отклеившимися ресницами и размазанной помадой вокруг губ. Пустота в теле и нож в душе. Вязкая жидкость внутри и вокруг.
К столу подошли две женщины, чьи тела украшали кожаные ремни бандажа, открывающие на обозрение гениталии. По бокам тканевые вставки с шипами, на руках кожаные перчатки, а лица скрывали чёрные маски, украшенные перьями. Они вновь отстегнули зафиксированные ноги и подняли, как можно шире разведя и зафиксировав ремнями из потолка. Из-за застеленных слезами и спермой глаз Арлин не видела, откуда тянется эта виселица. Да и не успела: тело пронзило одновременно две разрывающие пополам боли. Глаза, полные ужаса и страха, расширились, и скупая слезинка скатилась по испачканной спермой щеке. В ней двигались одновременно резкими, быстрыми и отрывистыми толчками. Ноги свело судорогой, живот скручивало от тупой распирающей боли. Добродушно улыбающаяся маска, из-под которой вырывались похотливые, тошнотворно громкие стоны, раскачивалась под другой маской.
Мастер не мог так с ней поступить. Это заговор. Попытка опорочить его имя. Так уже однажды было. Но он спас её. Спасёт и в этот. Ведь так? Арлин скандировала про себя одновременно с масками. Но если с их глаголющих уст срывалось раболепие и фанатизм, то с её – слепая верность, надежда и мольба.
Кляпа во рту не было. Они жаждали её душераздирающих криков – они их получили. На усладу себе и во славу Мастера.
Арлин задыхалась от всхлипов и криков, давно сбившись со счету, сколько человек побывало в её влагалище, анусе и рту. Только она облегчённо вздыхала, почувствовав пустоту внутри себя, как её снова сажали на кол. Низ живота раздирало. Соски пробили длинными иглами, а после прицепили к ним зажимы. Ей отвешивали звонкие пощёчины, когда крики переходили в раздражающий визг.
Когда сознание угасало вместе с рассудком, приходили они – две блудницы, красивые как розы с шипами по бокам.
Её грубо перевернули лицом вниз. Грудь сдавило о ледяной металл. Только Арлин попытала счастье в виде небольшого сопротивления, как её вновь зафиксировали. Вся вакханалия сопровождалась возбуждёнными разъярёнными криками, напоминающими вопли первобытных людей. Они забавлялись её мучениями, получали хтонический кайф, выпуская демонов наружу, искусно таившихся до заката солнца.
– «Мастер праздником велит,Кровь в висках уже стучит.Мастер вина разольёт,И тот час прольётся кровь».Строчки сами всплывали в сознании. Арлин пыталась вспомнить его лицо, в ужасе осознав, что за полгода его размыло эфемерным ликом. Виной тому, наверняка, служил наркотик. Она помнит. Помнит его как вчерашний день. Скоро дверь откроется и её спасут. Чёрная мантия скользнёт по полу, и он – дитя тьмы, вышедший из лона нуара, возьмёт её на руки и унесёт прочь.
В насмешку её мыслям прокатился пошлый смешок в перезвон со шлепками о кровоточащие ягодицы. Помещение окутал высокий девчачий крик. Сила духа оставила её. Арлин впервые заорала во всё горло, чувствуя, как медленно раздирают её анус и лоно. Одновременно нечто длинное, толстое и твёрдое, не похожее на мужской фаллос, проникало в неё. Арлин забилась в конвульсиях. Из прокусанной губы стекала кровь, рот заполнило металлическим солёным привкусом.
– Пожалуйста, отпустите меня! – это была первая фраза, произнесённая на столе чудес.
И она вызвала очередную порцию гогота и улюлюканья.
Чтобы это ни было, оно двигалось с ненормальной скоростью. Не в силах терпеть Арлин орала как скотина на бойне. Две пары рук разинули её челюсть, вернув фиксатор, следом в её рот проник толстый смазанный спермой член.
Слёзы застелили пеленой. Хоровод из масок смыкался кольцом вокруг стола, как безумная карусель второго круга ада. Их Минос [27] был сговорчив и лоялен. Для них Арлин была звездой, к которой так неустанно тянулись потерянные метеориты. Они хотели оставить на ней свой след – свои изощрённые кратеры, как на теле, так и в душе.
27
Второй круг ада Данте охраняет Минос – несговорчивый судья проклятых. Страстных любовников и прелюбодеев в этом круге ада наказывают кручением и истязанием бурей.
Арлин теряла сознание, наконец, провалившись в глубокое забвение. Она не знала, сколько пробыла без сознания, но пробуждение вернуло в лоно искупления.
Холодное острие когтей прошлось по спине, сдирая нежную кожу. Член покинул её рот, и Арлин выплюнула сперму, упав в неё лицом. Она скребла ногтями по металлу, как когти, выводящие кровавые узоры на живом девственно-белом холсте. Они дошли до копчика и резко вонзились в мягкую плоть под истошный вопль и возбуждённые одобряющие возгласы.