Прощальный ужин
Шрифт:
Потом, после разговора с Надеждой Павловной, звонок деду Леве.
Разговор с отцом всегда носил деловой характер, а поэтому был краток.
— Папочка! — говорила Марина. — Не можешь ли ты одолжить мне хоть немного денег? Я бы и сама приехала за ними, но мне очень некогда. Я пришлю Наташу. Много ль надо? Ну, хотя бы рублей сто пятьдесят. У нас назревают серьезные события. Какие? Это разговор не для телефона. Приеду как-нибудь, расскажу. Значит, можно присылать Нату? Спасибо!
В заключение звонок тетушке Серафиме, сестре отца, тоже относительно денег и тоже с многозначительными намеками на скорые перемены.
— Позвони ему, — сказала Надежда Павловна, — и попроси у него денег на подвенечное платье.
Марине такой заход очень понравился. Она тут же позвонила на Масловку.
— Глеб! — Теперь она уже не волновалась при этом имени. — Не можешь ли ты прислать нам с Наташенькой денег пораньше, не в середине месяца, как всегда, а в начале? Почему такая срочность? Видишь ли, у нас непредвиденные расходы.
— Какие, если не секрет?
— Нужно справить свадебное платье!
— Для кого? — удивленно спросил Маковеев.
— Для меня, разумеется.
— А-а. Значит, ты выходишь замуж?
— Да.
— Поздравляю! И кто же избранник твоего сердца?
— Как ни странно, твой хороший друг.
— Он художник?
— О, нет! Художников с меня достаточно! Он твой герой.
— Олег?!
— Он самый.
— Ну что ж, будь счастлива.
— Спасибо!
Марина положила трубку. Она даже не напомнила ему еще раз об алиментах. Разговор о деньгах был лишь предлогом. Ей хотелось позлорадствовать: вот, мол, ты бросил меня, а друг твой делает меня своей избранницей. Марина была довольна разговором с Маковеевым. Она очень хорошо представляла себе, как вытянулось от удивления лицо Глеба, когда он услыхал новость.
— Траля-ля-ля-ля! — Марина запрыгала от радости.
В квартире давно был наведен порядок: натерты полы, выстираны занавески и коврики, висевшие на стенах. Теперь Марина побежала на кухню и сняла портрет Олега; полотно изрядно запылилось, от газа и копоти краски несколько пожухли. Она протерла портрет ваткой, смоченной в подсолнечном масле; аккуратно сняла пыль с лица, рук, с красных всполохов горящей степи, и портрет вновь заблестел, словно только что написанный.
Марина вставила портрет в раму, которую отыскала в кладовке, и повесила его в гостиную на самое видное место — над столом. Она еще любовалась портретом, как вдруг кто-то позвонил. Марина открыла дверь. На пороге стоял Анатолий. Студент, как всегда, снял стоптанные свои ботинки и потоптался в прихожей, осматриваясь. Он сразу же заметил перемену, но ничего не сказал. И Марина ничего не сказала. Она по-обычному провела Анатолия на кухню, но почему-то не спешила накормить его. Не спешила вовсе не из корыстных соображений. Просто она никак не могла остановиться. Она продолжала бегать из кухни в комнаты и, наоборот, из комнат в кухню, довершая кое-какие недоделки. Судя по всему, студент уже обо всем догадывался. Он посидел-посидел и, видя, что хозяйке не до него, засобирался уходить.
— Я провожу тебя. Мне надо сказать тебе кое-что. — Марина набросила на себя плащ и приоткрыла дверь в комнату дочери. — Наташенька, я ухожу.
— Ты надолго, мамочка? — Наташа делала уроки за столом и теперь обернулась к матери.
— Нет-нет!
Марина уже захлопнула за собой дверь, как навстречу ей из лифта — пожилая женщина, доставщица телеграмм.
Олег торопил события. Не было такого дня, чтобы он не прислал телеграммы, одна другой трогательнее. Доставщики уже знали Марину в лицо, и она их.
— Вам опять «срочная», — сказала женщина, протягивая ей бумагу, сложенную голубой полосой наружу.
— А, спасибо!
Марина огрызком карандаша, который предложила ей доставщица, расписалась в потрепанной книжке, сунула в карман плаща сложенную вдвое бумажку, и, опережая женщину, они побежали вниз.
Было не очень поздно, и огни на улицах еще не горели. На углу возле нового кинотеатра постояли, пропуская автобус, и, переждав, перешли на другую сторону Песчаной. Они очутились в парке. Парк был старый, неухоженный. Липы еще не распустились, но трава уже зеленела и вовсю пахло весной.
Марина решила первой начать объяснение.
— Толик! — сказал она, беря его под руку. — Я хочу тебя попросить об одном одолжении. Могу я на тебя положиться?
— Да!
— Прошу тебя, не звони мне больше, не встречай меня у метро и вообще забудь меня.
— Почему?
— Так надо.
— Но для этого должна быть причина!
— Да. Ко мне приезжают родственники.
— Надолго?
— Надолго.
— Ну, хорошо. Летом я уеду на практику. Но до каникул еще много времени. Теперь тепло. Мы можем встречаться где угодно. Я знаю чудное место в Жаворонках! Будем ездить за город.
— Нет, нет!
— Значит, разлюбила?
— При чем тут разлюбила?
— Тогда говори все прямо! — Анатолий остановился, пристально поглядел на нее.
— Ну, хорошо! — Марина разом переменилась. — Я встретила человека, который… ну, как это говорится, предлагает мне руку и сердце.
— О! — рассмеялся Анатолий. — Да мужики все предлагают руку и сердце! Пока обхаживают.
— Но ты вот не предлагаешь?
— Просто, я порядочный, потому и не вру.
— Ну нет! — Марина потупила взгляд. — Это товарищ моего мужа. Я знаю его давно. Он хороший человек.
Студент молчал. Они стояли в стороне от дорожки. Под старой липой. Фонарей тут не было, и Марина не видела его лица.
— Мне не хочется расставаться с тобой, — продолжала она. — Но я о себе не думаю, я думаю о Наташе. Для нее лучше, если у меня будет семья. Пойми меня! Я не говорю — ради любви ко мне. Но хотя бы ради уважения, прошу, не преследуй, не ищи встреч. Ладно?
— Попробую.
— Я хочу, чтобы мы расстались друзьями.
Он молча пожал ее руку и шагнул на дорожку. Марина бросилась за ним, обняла сзади, поцеловала. Анатолий не ответил на ее поцелуй. Едва Марина сняла руки с его плеч, он скрылся в темноте.
Постояв, Марина не спеша побрела домой. В кино окончился сеанс, на аллеях парка то и дело встречались парочки. Парни и девушки шли, взявшись за руки, они смеялись, им было весело.
В лифте Марина вспомнила про телеграмму.
«Вылетаю пятого, — прочитала она. — Рейс сто тринадцатый. Прибытие Внуково семнадцать тридцать. Обнимаю».
Марина машинально скомкала бланк и сунула его в карман.
17