Прощальный ужин
Шрифт:
Марина задержалась перед раскрытым шкафом, раздумывая, во что переодеться. Она сняла было с плечиков пеньюар, но, вспомнив, что сейчас надо становиться к плите, готовить ужин, передумала. Пеньюар был мешковат и длинен малость, как и положено быть домашней одежде, а чистить картошку и переворачивать котлеты, жарившиеся на плите, в шелковом одеянье не очень-то удобно. Марина решила надеть халат, в нем привычнее. Сняв с плечиков халат, она направилась в ванную переодеваться.
Спустя некоторое время, когда Марина вышла из ванной, Олег уже сидел на кухне и, поджидая ее, курил. Пепельницу, которая была на телевизионном столике, он не
На этот раз, конечно, все было по-другому. Заметив непорядок, Марина фыркнула, но сдержалась, ничего не сказала, стала чистить картошку.
Марина чистила картошку, а Олег, заложив ногу за могу, курил, пуская дым колечками.
Он молчал. И она молчала.
Почистив картошку, Марина положила ее в кастрюлю, помыла, налила с краями воды и повернулась к плите, чтобы зажечь газ. Глянула, спичек на месте не было. Тогда она поставила кастрюлю, взяла со стола баночку, полную окурков, выбросила окурки в мусоропровод и, ставя ее на место, сказала:
— Давай так договоримся, Олег, когда куришь, открывай форточку. А то дышать нечем.
— Пум! Пум! — обронил Олег, но все-таки встал, открыл форточку.
Марина зажгла газ и, поставив кастрюлю на плиту, пошла вон из кухни. Олег преградил ей дорогу, обнял, привлек к себе.
— Ты чего дуешься, старушка? — сказал он. — Тебе жалко дров, которые я повыбрасывал?
— Ну что ты? — Марина тряхнула русыми локонами.
— Ты только погляди сюда! — он провел Марину в Наташину комнату.
На тахте, где спала девочка, горой высились новые одеяла тончайшего пуха и подушки в атласных наволочках.
— О, какое чудо! — Марина в радостном порыве обняла его, поцеловала.
— Я думаю, мы поступим так, — заговорил Олег сдержанно. — Месячишко поживем тихо. Потом сыграем свадьбу. Ты возьмешь отпуск, и мы махнем на юг. Вдвоем! Согласна?
— Согласна!
— Будем считать, что инцидент исчерпан.
20
Так началась их совместная жизнь, пока что тихая, скрытая от других. До свадьбы оставалось еще много времени, поэтому каждый старался использовать это оставшееся время по-своему. Марина считала, что это время надо потратить на то, чтобы о ее счастье узнало как можно больше знакомых. Каждое воскресенье она устраивала интимные приемы — своеобразные смотрины. Марину можно понять — самолюбие ее было удовлетворено. Как же! Глеб, дурак, бросил, а вот нашелся человек, который, даже мало зная ее, полюбил, сделал официальное предложение. Они скоро поженятся. Сразу же после свадьбы отправятся на юг; свой медовый месяц они проведут в каком-нибудь тихом приморском городке. Они пока не решили, в Крыму
Олег сидел при этом, слушал; иногда улыбался, иногда согласно кивал головой. Он сохранял важный вид, как и подобает быть человеку в его положении. Он был задумчив. И думы его, если пересказать их грубо, сводились вот к чему: «Жизнь — штука все-таки интересная! — рассуждал Олег. — К сожалению, она очень коротка, поэтому надо успеть пожить вволю — легко, сладко, вольготно».
Где-то их интересы, интересы Марины и Олега, сходились. Поэтому каждое воскресенье устраивались приемы с вином, тортами и фруктами.
Как и было условлено, первые смотрины — для матери. К этому визиту Марина готовилась особенно тщательно. Ей хотелось, чтобы все обошлось хорошо и чтобы Олег непременно понравился Надежде Павловне. Подготовка к приему велась дня три. Разумеется, все хлопоты легли на плечи Марины. Надо было купить вина, закуски; надо было продумать, кому во что одеться. Особой обработке подвергалась Наташа: не дай бог, если повторится что-либо подобное тому, что случилось за столом в первый день! С дочерью проводились беседы о том, как она должна себя вести за столом, что говорить. Марина не настаивала, чтобы Наташа все время обращалась к Олегу, как к отцу. С этим спешить не надо. Но где-то в самый разгар ужина, как бы оговорившись, хоть раз дочь должна обронить это слово «папа», чтобы Надежда Павловна поняла, что Наташа приняла дядю Олега.
Девочка обещала сделать все так, как просила мать.
Чтобы не затевать обеда, гостей пригласили на шесть вечера. К этому времени Надежда Павловна и ее новый муж Аким Акимович, или, попросту, Акимушка, пообедают, отдохнут малость и вместо прогулки явятся к ним на чай. Разумеется, Надежда Павловна получила самые строгие наставления от дочери, в каком часу она должна приехать; при этом в разговоре не упущена была и лишняя возможность похвалить будущего супруга, «Мамочка, приезжай! — говорила Марина. — Ты будешь удивлена, Олег все сам накупил и приготовил. Я ни к чему не прикасалась».
Стол и в самом деле получился богатый. Были и шампанское, и торт, и отличные конфеты. Марина приготовила салат, напекла пирогов с мясом, которые обожает мать. В кувшинах стоял черносливовый компот — это специально для Акимушки, у него неважно с желудком.
Марина ставила цветы в вазочку, когда в прихожей позвонили. Открывать дверь бабушке было не столько обязанностью Наташи, сколько ее слабостью. Надежда Павловна никогда не приходила без подарков. А Наташа любила подарки. Поэтому, заслышав звонок, девочка поспешно выбежала из своей комнаты, отвела защелку английского замка и в ту же минуту повисла на шее у бабушки.
— Бабуля!
Надежда Павловна — полная, крепко сбитая, в просторном пальто, в широких туфлях, шитых на заказ. На голове шляпа с пером. Бабушка носит очки в тонкой золотой оправе и, несмотря на свой пенсионный возраст, не в меру подвижна и шумлива.
— Ах, внучка! Ах, дорогуша моя! Дай я тебя поцелую, мой пупсик! — говорила Надежда Павловна, передавая внучке целлофановый пакет с набором сладостей.
Взяв подарок, Наташа подставила щеку. Бабушка поцеловала ее.
— Как ты выросла! — восторженно повторяла Надежда Павловна. — Как выросла! Какая ты стала большая, милочка ты моя!