Прощание с Джоулем
Шрифт:
– А что это на ваших нашло прошлой ночью?
– вдруг вспомнил Кесс.
– С чего это они решили прорывать нашу оборону?
– Да все этот проклятый чай, - кондуктор-сержант обильно сплюнул на пол и тщательно растер плевок сапогом.
– Я вот давно не нюхаю и до сих пор жив-здоров. И почти без золота - так пара пальцев на правой ноге и все.
"Дверью автобуса, наверное, прищемило, - с фронтовой злостью подумал Кесс.
– Или дверью какого-нибудь борделя".
– Осколок случайный, - продолжал сержант-кондуктор, - неожиданно прилетел прямо на остановку, представляешь? А фронтовых разве кто удержит от этого проклятого чая?
– Свежая поставка?
– Ага. Причем огромная - сразу за полгода. Эти полгода они или пухли, или на вашем чае сидели,
– Хотели поделиться с нами свежим чаем?
– Кто их теперь разберет?
– рассудительно заметил сержант-кондуктор.
– Фронтовиков этих. Ты вот сам фронтовик, а меня спрашиваешь.
– Правду ты сказал, кондуктор, - сквозь зубы заметил Кесс.
– Чистую и незамутненную правду. Ты только что изрек истину.
– А в чем она - истина?
– довольно захрюкал сержант-кондуктор, вскрывая жестянку с компотом.
– Я думаю - в чае.
– И наш чай лучше, - подвел черту сержант-кондуктор, прикладываясь к банке.
– Вот и вся истина. Вся, что ни на есть, до последней вафли.
Кесс не успел ничего сказать, так как вдруг раздался сильный шум работающих винтов и салон начал вибрировать крупной дрожью. А потом слева от автобуса завис штурмовой вертопрад с полным навесным боекомплектом. Он развернулся всеми своими ракетами к автобусу и некоторое время летел боком, поднимая винтами тучи пыли и каких-то ошметков. Кесс разглядел под вторым защитным колпаком лицо пилота в темных очках на половину лица и приложился ладонью к густо затонированному стеклу, стараясь привлечь его внимание. Пилот быстро заметил Кесса и показал ему на пальцах, на этом фронтовом языке мнимых глухонемых, которому все желающие выжить очень быстро выучиваются на любом фронте: "Дальше следовать не могу, возвращаюсь на базу". И сержант просигналил ему в ответ "Благодарю за поддержку". Пилот два раза кивнул очками и ветропрад свечой ушел в небо, а салон тут же перестал вибрировать и его прохладная гражданская тишина сразу вернулась обратно.
– Так вот как ты до остановки добрался, - сказал сержант-кондуктор, стряхивая с кителя капли компота.
– А еще подумал - как же это он смог уцелеть? А ты - вон как.
– А ты как думал, - довольно заметил Кесс.
И еще он тогда подумал - какие хорошие ребята эти летчики. Небесные летуны, летяги. Летчики всегда или полностью натуральные или их просто нет. Ведь бой у них длится какие-то секунды. Вот ты только что пил кофе и курил сигару, а потом - воздушная тревога и ты уже бежишь к своему вертопраду по смоченной весенним дождиком бетонке. Взлет, неудачный маневр, а через минуту тебя уже нет нигде. Или ты есть. Или-или. Правду говорят, что они летают прямо под парадизом. Чуть дал газу или потянул на себя ручку и ты уже там. И никаких тебе госпиталей, никаких протезов, никаких имплантов. Не то что мы - гребаная пехтура, подумал Кесс.
– Это правильно, что они улетели, - сержант-кондуктор снова припал губами к своему компоту.
– Дальше начинается мирная зона. Собьют сразу и запросы делать не станут.
– Не то что мы - гребаная пехтура, - вслед своим мыслям добавил Кесс.
– Говори за себя, - недовольно нахмурившись, сказал сержант-кондуктор.
– Мы - автобусники, народ особый.
Кесс подумал, что ему, наверное, попалась банка просроченного прогорклого капота и не стал продолжать этот разговор.
***
Постепенно дорога становилась все лучше и чище, на отдельных участках колеса автобуса цепляли уже и за настоящий гладкий асфальт, а количество разбитой техники быстро уменьшалось. Теперь это были главным образом тяжелые золотые танки с тусклыми красными драконами на башнях. Все танки были без видимых повреждений и стояли вдоль обеих обочин ровными колоннами по четыре машины в ряд, как на параде. Скорее всего, их оставили состоявшие из настоящих, стопроцентных трусов экипажи красноголовых в самом начале наступления, так тогда подумалось Кессу.
Сержант-кондуктор уже допил
Время от времени мимом окон пролетали легкие танкетки полевой и дорожной жандармерии, но ни одна из них так и не подала условный сигнал на остановку и досмотр одинокого военного автобуса. Наоборот, сидящие на броне жандармы каждый раз отворачивали свои квадратные усатые лица от высоких автобусных окон, как бы давая понять, что им нет до них никакого дела, и что у них полно других, куда более важных хлопот.
Когда автобус легонько качнулся и встал перед полосатым шлагбаумом, сержант-кондуктор торопливо спрятал свою банку в высокий автобусный холодильник, а потом еще раз подмигнул Джоулю и вытер губы большим клетчатым платком. Это была последняя дорожная проверка документов, после которой начиналась прифронтовая мирная зона красноголовых. Дальше было чисто до самого U-218. Такие проверки были простой формальностью, так как с военных автобусов взятки были всегда гладки и это отлично понимали мобильные отряды дорожных жандармов. К тому же связываться с вооруженными военными отпускниками или самовольщиками было себе дороже и их обычно пропускали без досмотра, но сегодня был не тот случай. Сегодня Кесс был единственным пассажиром, и это резко меняло дело.
Когда дверь автобуса с шипением отъехала в сторону, в салон вошли сразу два жандарма в синих мундирах, туго перетянутых белыми портупеями. Они были одинакового роста, одинакового квадратного телосложения и даже усы на их одинаковых рожах были одного фасона. Прямо близнецы-братья по нелегкому жандармскому делу, подумал Кесс, вынимая и разворачивая сопроводительные документы, интересно, что они хотят здесь сегодня найти? Ведь видно же, что это военный транспорт, а не какой-нибудь кочующий по фронтовой полосе бордель на колесах, от пола до потолка забитый припрятанным в разных неожиданных местах приятными сюрпризами - нюхательным чаем, разнообразными спиртными напитками, румяными проститутками и мятыми вафлями. Такое и досмотреть лишний раз приятно, а здесь...
Один из жандармов быстро осмотрел салон и сразу утратил к происходящему интерес. Он развалился на переднем сидении, опустил тяжелый короткоствольный пулемет на колени и даже закрыл глаза, как бы давая понять всем присутствующим, что все это ему уже давно надоело, и что пусть оно все идет от него куда подальше вместе со своими сопроводительными документами, тяжелым запахом жареного гнилого мяса, какими-то отпускниками, собаками и всеми остальными прелестями. Этот усатый жандарм как бы давал понять окружающему миру, что он устал, очень устал от него и поэтому должен хоть немного и прямо сейчас отдохнуть от его досмотров, сопроводительных документов, да и от всего остального тоже.