Прощание с Джоулем
Шрифт:
Кесс уже начал было читать "Маммонэ наш", как вдруг ситуация изменилась самым драматическим образом. Он и группа Зу как раз выходили на довольно большую поляну, которая образовалась здесь после недавнего массированного артобстрела, была совсем недавно выжжена в зарослях тропического кустарника бушевавшим здесь пламенем и еще не успела зарасти свежей тропической растительностью.
Когда они подходили к условному центру этой поляны, утреннюю тишину разорвал жуткий многоголосый вопль, который донесся до их ушей сразу со всех сторон, а потом из нетронутых огнем зарослей к ним бросились вооруженные до зубов окопники.
– Занять круговую оборону!
– закричал лейтенант Зу, выдергивая из кобуры тяжелый армейский револьвер.
– Сформировать защитный периметр!
Заградители едва успели выстроится вокруг Кесса, Зу и Джоуля, а их
Как это всегда бывало с ним в смертельно опасных ситуациях, Кесс не стушевался и не запаниковал, а наоборот - начал мыслить быстро и четко. Он сразу понял, что вокруг собрался чуть ли не весь четвертый батальон в полном составе. Даже повара, которые только что и с таким невозмутимым видом нарезали мясо, теперь размахивали своими страшными ножами в первых рядах атакующих. Даже все окопные трусы не остались в стороне от этого дела - в задних рядах сержант заметил рядового Беренца и еще парочку самых отъявленных окопных трусов. Интересно, проложили они сегодня свое обмундирование алюминиевой фольгой, подумал Кесс. Уж, наверное, проложили, это как пить дать, как же без этого? Двойным слоем, наверное, проложили. Всю ночь, наверное, прокладывали, наворачивали ее на свои торсы, ягодицы, руки и ноги.
Выходило, что не один он не спал сегодня ночью, не один он мучился тяжелыми размышлениями. Но они все не только мучились, но и составляли планы на сегодняшнее утро, планы нападения на него - Кесса. И теперь следовало признать, что все у них вышло, все получилось как надо. С фронтовиками шутки плохи, это он знал, понимал отлично, особенно когда дело касается их фронтовых любимцев.
Кесс быстро оценил обстановку и сразу понял, что ситуация безнадежна. Это был конец. Боги взвесили его на своих титановых весах и признали слишком легким для своего заступничества, видимо так обстояли дела. Ну с Маммонэ все было ясно, не слишком-то он привечал его, особенно в последнее время, не слишком он уважал его вафли. С Афродизи тоже все было более-менее понятно - Кесс уже и не помнил, когда в последний раз ублажал ее жриц в прифронтовых борделях. Но вот Марз? С Марзом у него все было хорошо, уж он-то мог бы за него сейчас заступиться, но почему-то не стал. А почему, собственно? Что он такого сделал, в чем он провинился перед стариной Марзом?
Как только Кесс подумал о Марзе, он сразу вспомнил о радиомаяке, который спокойно лежал у него в кармане и ждал своего часа. И было похоже на то, что этот час уже наступил. Неужели все кончится здесь именно так, как это было бы весьма угодно именно Марзу? Неужели он воспользуется этим маяком и вызовет вертопрады прикрытия? Которые за пару минут превратят всю эту толпу в смешанную с землей кроваво-золотистую массу. В том числе они смешают с грязью и его, и Джоуля, и лейтенанта Зу и всех его заградителей. А ведь там - в этой беснующейся золотой толпе было много его старых, хороших и добрых знакомцев, много приятелей, почти друзей. А сколько раз они выручали друг друга в бою? Сколько "Бункерной Особой" распили вместе, сколько гнилого мяса переварили вместе их надежные фронтовые желудки, сколько чая втянули в себя их ноздри? Ни одна штабная крыса не сможет этого подсчитать.
На фронте каждый отдельный человек ничего не значит, в одиночку он просто не жилец. Только спаявшись, сплавившись в единый
Вдруг Кесс вспомнил кое-что про состоящие из живых людей фронтовые механизмы. Уж он-то знал и отлично понимал, что у любого такого механизма должен, просто обязан быть живой командный центр - командир, начальник или главарь, или еще кто-нибудь в этом роде. Без такого центра боевые механизмы просто не работают. И у этой толпы тоже должен был быть такой центр. Центр, который все это обдумал, спланировал, подготовил, организовал. Нужно только его обнаружить, а обнаружив, нужно найти способ воздействовать на него с целью спасения всех присутствующих на этой поляне. Всех этих участников примитивной фронтовой пьески, всех этих безыскусных актеров пошлого военного балагана.
Осознав это, Кесс начал всматриваться в бушующее золотое море окопников, пытаясь определить кто ими командует. Сначала он видел только живые и искусственные, наполненные решимостью и яростью глаза, разверстые в яростном вопле рты, дрожащие на спусковых крючках золотые пальцы. Пока Кесс искал глазами командный центр, ситуация на поляне достигла апогея - четыре заградителя уже валялись в пыли с окровавленными лицами, а их винтовки уже пошли по рукам разъяренных фронтовиков, лейтенант Зу уже не командовал остальными заградителями, а сам стал частью защитного периметра и теперь изо всех сил сдерживал натиск толпы. Его берет уже набухал кровью, и он смотрел на Кесса красными от напряжения глазами и что-то кричал ему, но из-за шума толпы сержант ничего не мог разобрать. Впрочем, все было понятно и так - скорее всего Зу призывал его немедленно вызвать штурмовые вертопрады.
Джоуль тоже пришел в сильное возбуждение. Он словно бы почуял что-то недоброе и теперь буквально рвался с поводка, хрипел и лаял, загребал лапами, рыл когтями поверхность этого вмиг сошедшего с ума, ставшего неприветливым и опасным, мира.
А потом Кесс увидел его - командира, вожака. Сначала его взгляд скользнул по абсолютно спокойному лицу и двинулся дальше, но почти сразу же вернулся назад и буквально впился в это спокойное лицо. Через секунду Кесс уже отлично разглядел и узнал командира разъяренной толпы. Это был Золотой Шум, сержант саперов, его давнишний хороший знакомый, старый приятель, почти фронтовой друг. Все это было между ними еще вчера, когда оба они были частями единого боевого механизма, а сегодня между ними было вот что - беснующаяся, жаждущая своей и чужой крови, разъяренная своими собственными криками, своими собственными намерениями, толпа.
Золотой Шум не был ни простаком, ни дураком и Кесс это знал отлично. В прошлой жизни он был инженером-ядерщиком, а сам Кесс был искусствоведом, специалистом по античной культуре. Если бы накануне у них выдалась возможность поговорить в спокойной обстановке, за бутылкой "Бункерной Особой" или за парой пакетиков нюхательного чаю, то сейчас все могло бы сложиться иначе. Кесс мог бы изложить Шуму особенности сложившейся ситуации, рассказать ему о теории погибшего товарища капитана Оу, или рассказать о еще какой-нибудь теории, или найти другие аргументы и это точно бы помогло им обоим найти какой-нибудь выход. Бывший искусствовед обязательно нашел бы общий язык с бывшим инженером-ядерщиком, обязательно. Но кто еще вчера мог знать, что независящие от них обстоятельства сложатся сегодня именно таким вот образом? Кто мог знать, что именно Золотой Шум возглавит этот дурацкий бунт, это поднятое непонятно против кого и чего восстание фронтовых идиотов? И как ему было докричаться до Золотого Шума сейчас - через головы беснующихся фронтовых простаков. Всех этих бывших плотников, слесарей, фермеров, торговцев, грузчиков и еще Маммонэ знает кого.