Прощание с Джоулем
Шрифт:
Городские улицы, по которым быстрой трусцой теперь бежал биорикша постепенно меняли свой облик. Вокруг становилось все больше зелени и все меньше гражданских лиц. Иногда они казались совсем безлюдными, а кусты, низенькие деревья и лианы росли прямо из щелей домов, они словно бы пробивались сквозь бетон и кирпичную кладку ветхих высотных домов докризисной и довоенной постройки, тянулись из этих узких каменных ущелий вперед и ввысь - к высокому и светлому небу. Иногда в каком-нибудь окне отодвигалась пыльная занавеска, и за ней появлялось сморщенное гражданское лицо или в какой-нибудь подворотне мелькала прикрытая грязной холстиной спина, но вокруг стояла такая удивительная тишина, что Кесс сразу подумал - вот такой и должна быть настоящая дорога к настоящему храму. Не фронтовая - узкая, изувеченная разрывами ракет и снарядов полевая тропинка, ведущая к какому-нибудь едва
Джоуль, казалось, как-то уловил или почувствовал настроение сержанта, он очень скоро тоже пришел в себя и успокоился. Теперь его уши снова стояли торчком, глаза сверкали и в них снова появился интерес к окружающему миру, а хвост энергично стучал по кожаной подушке в такт с хлопками тяжелых ступней биорикши по брусчатке.
"Кажется, вторая фаза операции прошла успешно, - с облегчением подумал Кесс.
– Мы почти доехали. Добрались сюда несмотря ни на что. Интересно, что мотивирует квадратных отдавать эти дурацкие приказы? Операция "Диана", надо же было такое придумать. Неужели нами командуют не только какие-то квадратные генералы, но и квадратные генеральши? Неужели капитан Оу прав и эти приказы приходят к ним прямо в снах?"
***
Храм Маммонэ оказался по настоящему большим и действительно старым. А еще он очень внушительно выглядел и был оформлен с большим художественным вкусом. Даже не верилось, что такое сооружение могли придумать и спроектировать какие-то военные архитекторы под руководством мастеров художественной пропаганды из довоенной контрразведки.
Вся лицевая, обращенная к городу часть храма была облицована тяжелыми медными пластинами с очень реалистичными и анатомически правильными изображениями людей и животных. Чтобы рассмотреть покрытые благородным зеленым налетом медные горельефы верхнего уровня, Кессу приходилось высоко задирать голову, придерживать фуражку рукой и сильно напрягать глаза. На горельефах были выдавлены и выбиты сценки из жизни - низенькие пузатые люди шли на них в бой, оказывали друг другу интимные услуги, обменивались какими-то предметами, демонстрировали друг другу непропорционально большие и толстые пачки вафель, пели, плясали, занимались воровством, разбоем, кутежами, пьянством, и делали еще массу хорошо узнаваемых, благодаря замечательному искусству неизвестных скульпторов, вещей. Все эти изображения действительно были выполнены с замечательным мастерством и так искусно, что ни за что на свете нельзя было спутать солдата с криминальным сутенером или базарным воришкой, а проститутку с уличным вафельным менялой. Изображений животных тоже было немало и в сценках они как бы прислуживали людям - возили их на своих спинах, подносили им подстреленную дичь, разминировали дороги, убивали других животных и охраняли от самодовольных толстых грызунов и юрких воришек какие-то посевы, кучи и склады. Одним словом, оформление фронтона могло впечатлить не только бывшего специалиста по античному искусству, но и самого необразованного, полностью равнодушного к любому из двенадцати известных искусств, человеку.
По-видимому, именно этот храм имел в виду капитан Оу, решил Кесс, рассматривая его внешнее убранство. Сейчас медь считалась одним из самых дорогих и благородных металлов, и фронтоны современных храмов уже давно ею не оформлялись. Весь храмовый новодел сейчас сверкал исключительно золотом, которое использовалось для отделки в невероятных количествах. Кесс уже пару раз сталкивался с огромными новыми храмами, состоящими исключительно из этого металла. Если пайка была хорошего качества, то швы на этом золоте совсем не были видны и тогда казалось, что они как бы отлиты одним цельным золотым куском. В солнечные дни на такие фронтоны невозможно было смотреть без густо затемненных очков.
Но здесь было совсем другое дело - зеленая медь отлично гармонировала с живой зеленью, что выбивалось из всех щелей и пор фронтальной стены, и как бы струилась по ней веселыми зелеными водопадами. Особенно хороши были молодые лианы, глаз на них словно бы отдыхал.
– Ну что, собака?
– спросил Кесс у Джоуля, окончив осмотр фронтона.
– Сходим в гости к Маммонэ? Сегодня у нас с тобой такой день, что это не помешает.
Джоуль радостно тявкнул и начал быстро перебирать
Широкая лестница сначала привела их под высокий и длинный портик, стены которого тоже были украшены медными горельефами со сценами из бытия священной триады, которое до краев было заполнено различными божественными хлопотами, за ним оказался длинный и узкий зал теперь уже с живописными росписями на ту же тему, сразу за которым был еще один круглый зал совсем без горельефов и росписи.
Это был так называемый "очистительный зал" в котором каждому прихожанину или просителю как бы предлагалось очистить свой разум от повседневных быстрых мыслей, скоротечных надежд, мимолетных желаний и всего остального, что так мешает любому человеку правильно подготовиться к встрече с вечным и неизменным.
Из зала вели три выхода, над которыми висели тяжелые бронзовые плиты. Над центральным выходом висела самая большая медная плита с надписью "МММПНё" и знаком "Ь", над левым - плита с надписью "FRШDIZI" и знаком "в", а над правым - "МRZ" и "Щ".
Кесс лишь на мгновенье задержал взгляд на этих плитах, и сразу уверенно шагнул в центральный проход.
За проходом располагалось огромное гулкое помещение с высоким куполообразным потолком, настолько высоким, что его верхняя точка была едва различимой в свете многочисленных светильников и факелов. В центре огромной залы возвышалась колоссальная медная статуя Маммонэ в образе сидящего тучного мужчины с как бы распростертой над миром правой дланью. Длань была обращена щепотью вверх, ее указательный и большой пальцы были соединены каноническим кольцом потирания, а остальные персты были развернуты широким благословляющим веером. Маммонэ был завернут в просторную тогу и сидел на широком и прочном жертвеннике - каноническом изображении Марза. Афродизи в образе канонической хрупкой девушки сидела на левом колене Маммонэ и улыбающийся древний бог заботливо придерживал ее левой дланью. Из-за тяжелого тройного подбородка его улыбка казалась тоже как бы тройной и тяжелой. Кесс снова задрал голову вверх и придавил сползающую фуражку левой рукой. Ему очень хотелось рассмотреть эту замечательную скульптуру во всех подробностях.
С первого взгляда он понял, что перед ним настоящее древнее произведение искусства, причем исполненное в подлинном, очень подробном каноническом стиле и с невероятным мастерством. Сейчас такого уже не делали. Даже высокий островерхий колпачок Афродизи был на своем месте, и ее продолговатые двойные крылышки были развернуты над поддерживающей дланью Маммонэ под правильным, приблизительно в шестьдесят градусов, углом. Буква "М" на жертвеннике располагалась точно в центре между ногами Маммонэ и была украшена двумя короткими скрещенными мечами, которые как бы парили над полем очень искусно выдавленных крошечных черепов. Повинуясь старому военному рефлексу, Кесс поклонился сначала жертвеннику и этой тяжелой букве, а только потом Маммонэ и Афродизи.
Благодаря мастерству неизвестного скульптора и качеству древней отливки священная триада выглядела как единое существо.
"Да, сейчас такое уже не встретишь, - думал Кесс, всматриваясь в скульптуру и открывая для себя все новые и новые подробности и детали, - сейчас каждый художественный агитатор-лепила отливает что попало, причем в этом грязном золоте, жалея потратить на свое произведение даже грамм благородной меди, олова или бронзы".
Это была чистая правда, Кесс уже пару раз видел изображение Маммонэ в виде бегущего золотого Гермесия, а несчастную Афродизи и вовсе изображали кому и как это было угодно и она постоянно оказывалась то в образе старой грудастой феи со смешными короткими крылышками, то в виде худющей волчицы с семью неправдоподобно большими сосцами. Одним из таких новоделов было изображение Дианы-охотницы во время охоты на каких-то двуногих то ли оленей, то ли фавнов, причем, гладко и чисто выбритых и абсолютно безрогих.
Одного только Марза современные лепилы все еще боялись трогать и даже в храмах самой новой постройки он все еще представал в своем классическом виде массивного жертвенного седла, правда, иногда без скрещенных под буквой "М" мечей, и без черепов, а иногда уже и без самой буквы, но такое еще можно было стерпеть. Особенно если ты бывший искусствовед, специалист по античной культуре и еще помнишь, как Марза изображали настоящие древние скульпторы. Впрочем, вот это конкретное изображение говорило, что даже среди художественных пропагандистов раньше попадались настоящие мастера своего дела, почти что эдакие лисиппы. "Чего уж там, - подумал Кесс.
– Других у нас все равно уже не будет".