Прощание с Джоулем
Шрифт:
Конечно, эта беснующаяся фронтовая толпа состояла не из одних простаков. Возможно, в ней были и другие бывшие инженеры или искусствоведы, может быть, в ней были бывшие адвокаты, писатели или даже поэты, но фронт уже давно спаял их в единый боевой механизм, он уже давно смешал их в однородную массу фронтовых простаков, обесцветил их огнем своих орудий и пулеметов, обезличил их взрывами и бомбежками.
Ситуация казалась безвыходной, но вдруг Кессу пришло неожиданное озарение, и еще не успев как следует его осознать, не успев как следует его осмыслить, он начал действовать как старый и проверенный военный автомат, как надежная часть боевого механизма.
Сначала сержант выхватил пистолет и три раза выстрелил в воздух, а потом
– Назад, скоты! Или я разнесу ему голову! Назад, кому говорю?! Считаю до одного! Р-рраз!
Все произошло настолько быстро и было такой неожиданностью для большинства окопников, что толпа действительно отпрянула от защитного периметра на шаг или два и даже выпустила из своих лап избитого до полусмерти заградителя, который со стоном и глухим стуком тяжело завалился на землю. Поступок Кесса действительно выглядел страшным преступлением перед неписанными законами фронтового братства, он был почти святотатством - угрожать смертью любимому поисковому псу, который уже спас множество жизней конкретно на вот этом участке фронта, да еще на глазах у целого пехотного батальона, который почти полностью состоял из этих самых спасенных.
Это было нечто новое, по фронтовым понятиям невероятное, немыслимое. Оно точно не укладывалось в представления фронтовиков о естественном, нормальном, человеческом поведении. Это было нечто запредельное, не свойственное видимому для них миру, населенному людьми и животными.
Все эти чувства словно бы мгновенно отпечатались во множестве натуральных и искусственных глаз, которые теперь смотрели на Кесса не только с ненавистью и презрением, но еще и с мистическим страхом, как на некое неведомое им раньше чудовище, как на вынырнувшего невесть откуда демона ада.
В любом случае, Кесс добился своего - толпа ослабила свой напор и даже немного отступила назад, золотые стволы уже не смотрели своими черными зрачками в их лица, они чуть-чуть приопустились, и золотые штыки тоже слегка пригнулись к земле, и золотые гранаты остались лежать в грязных подсумках.
Кесс понимал, что это кратковременный успех, что пройдет минута или две, три и они очнуться, отойдут от шока вызванного его противоестественным, нечеловеческим поступком, а потом бросятся вперед с новой удвоенной силой, и тогда их будет уже не остановить никакими словами. Тогда их сможет остановить только смертельный огонь вертопрадов. Нужно было немедленно что-то сделать. Нужно было не дать им перехватить инициативу. Просто для того, чтобы спасти их всех.
– Всем стоять!
– рявкнул Кесс.
– Или я убью Джоуля прямо на ваших глазах! Мне терять нечего! Опусти винтовку, да ты, ты - лупоглазый, я тебе говорю! Приклад к ноге, смирно! Я кому сказал?
Сержант прижал ствол пистолета к голове Джоуля и тот доверчиво потерся об него, а потом радостно тявкнул и пару раз вильнул хвостом. Все это выглядело настолько дико, что один из поваров не выдержал напряжения момента. Он выскочил из толпы, подошел к Кессу, и плюнул ему под ноги.
– Кесс!
– закричал он истошным голосом.
– Я жалею, что я служил рядом с тобой все эти годы и не распознал тебя! Ты не человек, Кесс, ты чудовище хуже любого квадратного. Мне жаль, что я все это время дышал с тобой одним воздухом и кормил тебя своими бифштексами! Мне жаль, что я не выстрелил тебе в голову.
– Твои бифштексы дрянь, Лу, - спокойно сказал Кесс.
– Мне жаль, что я давился ими все эти годы.
Повар повернулся к толпе и, задыхаясь от возмущения, развел руки в стороны, а потом вогнал в землю по самую рукоятку свой кухонный нож и дико заорал:
– Это - не человек! Братья, все это время между нами жил дьявол, и мы не распознали его! Клянусь Маммонэ, что это так и есть!
Кесс два раза выстрелил повару под ноги и
– Ты все сказал, Лу? Хорошо. А теперь вы разомкнете кольцо, - сказал он как можно спокойнее, - и дадите нам уйти с этой поляны.
– Нет!
– заревела толпа.
– Нет!
– Тихо!
– из толпы вышел Золотой Шум.
– Тихо, братья! Давайте послушаем, что скажет нам это чудовище! Сдается мне, что он блефует как старый бордельный зазывала!
Толпа сразу умолкла, и Кесс понял, что не ошибся на счет ее главаря.
– А скажу я вам вот что, - сержант почесал стволом за ухом у Джоуля и улыбнулся страшной, наполовину искусственной, наполовину натуральной улыбкой, показывая толпе все свои дешевые золотые зубы сразу.
– Если вы не дадите нам уйти, я прикончу эту собаку и ее кровь ляжет на вас. Клянусь Маммонэ, Афродизи, Марзом и всеми другими известными и неизвестными богами - я никогда не желал смерти поисковых псов, такого у меня даже в мыслях не было, но вы меня вынуждаете. Вы не оставляет мне иного выбора. Убийцы вы, а не я!
– Не желал?
– насмешливо спросил Золотой Шум.
– А чего ты желал?
– Только лишь выполнить приказ! Поняли вы, ублюдки?
Толпа снова зашумела, но золотой Шум поднял руку и она тут же умолкла.
– Ты хотел выполнить приказ?
– спросил он.
– А тебе известно, что вчера Золотоножка вызывал не только тебя? Тебе известно, что вчера к нему ходили Кред и Антонго? И они тоже получили от него и приказы, и отпускные вафли? И что же они сделали? А вот что - они потратили все свои вафли на последнее угощение для своих фронтовых братьев, и пили с нами всю ночь, до самого утра. А сегодня утром они пустили себе по золотой пуле в лоб каждый, на наших глазах и почти одновременно. А ты, значит, решил выполнить свой приказ, да Кесс?
– Ты говоришь складно, Шум, - Кесс покивал лакированным козырьком парадной фуражки.
– Очень складно. Но дело в том, что ты не знаешь и половины того, что знаю я. Кред и Антонго поступили мужественно и я уважаю их поступок. Но поступили они так потому, что вчера узнали слишком многое, и их души просто не выдержали этого знания. А я выдержал, вот поэтому я и пришел сегодня за Джоулем.
– Значит, ты у нас - всезнайка?
– под хохот толпы Золотой Шум повернулся к ней лицом, развел руки в стороны и присел, чуть согнув свои искусственные золотые ноги в коленях.
– Может, поделишься с нами своими страшными знаниями? Сейчас как раз самое время это сделать. А иначе мы подумаем, что ты трус, Кесс. Самый обычный трус, обмотанный алюминиевой фольгой окопный трусишка, которого все мы не рассмотрели вовремя, и который пришел теперь за нашей собачкой.
– Я не собираюсь метать перед вами бисер, - толпа снова зашумела, но быстро притихла по знаку Золотого Шума.
– И сейчас я могу сказать вам только одно - вон за тем холмом висят два штурмовых вертопрада с полным боекомплектом. И если я нажму на эту штуку (Кесс разжал ладонь левой руки и показал толпе черную коробку), они через пять секунд будут здесь и смешают всю вашу плоть и все ваше золото с этой вот глиной, которую вы попираете сейчас своими ногами. Но вас, дураков, мне как раз не жалко, не жалко мне и себя, хоть вы и нарекли меня трусом, а Марз свидетель, что я не трус и никогда им не был. И вы это знаете, скоты, отлично знаете. А жаль мне только эту ни в чем не повинную собаку, которая еще так молода, но которая уже столько раз выбегала на линию огня, спасая ваши шкуры, и которая устроила для вас последний бункерный праздник. Как видите, из-за вашего дурацкого бунта, ей не остается ничего другого, как только погибнуть под огнем вертопрадов. Погибнуть в самом расцвете лет и вместе со всеми вами. Ну что? Узнали теперь часть правды? Не слишком ли она для вас тяжела? Не слишком ли хлопотно для вас сделать выбор между собачьими яйцами и собственной шкурой? Думаю, что хлопотно. А что теперь скажите вы?