Проще, чем анатомия
Шрифт:
Раиса взвесила в руке оружие. Небольшая, в сущности, штука, только тяжелая. Но из нее - убивают. Убила она утром того немца у мотоцикла, или только подстрелила, а управились с ним после? Кто теперь разберет! Только вот как же наган чистят? Чем бы его оттереть? Тряпку какую раздобыть или что? Раиса попробовала хотя бы отчистить оружие от налипшей земли. Наверное, надо его разобрать... Как это с винтовкой делать, она знает. Ну, затвор вынимать умеет, разбирать его в тире не позволяли. А вот с наганом как?
– Что же ты с ним, девонька, делаешь?
– немолодой уже старшина с рыжими усами подсел к костерку.
– Это же все-таки оружие, а
Он спокойно, не торопясь, расстелил у костра плащ-палатку.
– Дай-ка. Вот, погляди, ничего тут хитрого. Только новехонький он у тебя, тугой.
Старшина откинул какой-то крючок у барабана и патроны и гильзы посыпались на новенькую плащ-палатку. Оказывается, шомпол у нагана закреплен под стволом. Не забыть бы!
– Ты, милая, спуск не дотягивала. Гляди, у тебя стреляные и нестреляные вперемешку.
“Вот оно что! А я-то думала, патроны кончились, - сообразила Раиса.
– Так, значит разрядить его совсем нетрудно. Наверное, заряжают так же. Вот где только патроны раздобыть? У меня всего два осталось. ”Но узнать про патроны и про то, как же все-таки оружие чистят, Раиса не успела. Прибежала Валя и позвала к раненым. Лейтенанту совсем плохо, тому, у которого нога в шине Дитерихса.
Морфий еще оставался... Но мало. Две ампулы - на всех. Считай - нету. А сколько добираться до своих, даже командир не знает. “Делайте, что считаете возможным, товарищ военфельдшер!” Легко сказать! Возможного, сколько ни бейся, Раиса совсем ничего не видела. Тут не она нужна, а врач! Хирург, с инструментами. Был, да не уберегли… А составом из полутора фельдшеров (Валю справедливо можно разве что за половину считать) тут ничегошеньки не сделаешь! Разве что, накормить, повязку поправить (сменить ее в такой антисанитарной обстановке Раиса решилась бы только в самом крайнем случае) - и все.
Помочь было нечем. Теперь окончательно стало ясно: лейтенант умирает. Даже если они через сутки доберутся каким-то чудом до госпиталя, его едва ли смогут спасти. Гангрена. Температура, похоже, под сорок, пульс плох. В карточке - “слепое ранение верхней трети бедра с переломом кости”. Странно, должны были написать, какой именно. Или так положено, чтобы лишней канцелярии не разводить? И пометка о срочной эвакуации. А где она, срочная? Где хоть кто-нибудь, кто может помочь?!
В сумерках поднялись и шли до рассвета. Раиса даже не пыталась представить, сколько километров они так отмахали. К тому времени, как скомандовали привал, она едва переставляла ноги. На каждой - словно по утюгу привязано. От усталости и голода кружилась голова. Продуктов у отряда почти не осталось. Что было, отдали раненым. Здоровые держались на упрямстве. Из довольствия - одни сухари. Свой Раиса приберегла, и откусывала по кусочку. Она помнила, что значит голодать, но сейчас, после тяжкого перехода, шатало. Впрочем, и бойцы, она заметила, вымотались. Только командир держался. Пока не обошел весь свой отряд, лично проверив всех часовых, даже не присел.
Валю Раиса отправила отдыхать. После такого перехода она еле на ногах держалась. “Сменишь меня через два часа, иди”.
Лейтенант посерел с лица, глаза запали. Он больше не жаловался на боль, даже есть не просил, говорил, что не хочется. Только пить. Расположение духа при этом, сохранял спокойное, даже непонятно бодрое. Раиса подумала сперва, что перед ними старается держаться, командир все-таки!
– Умаялись с непривычки, товарищ военфельдшер?
– лейтенант улыбнулся, но серые
– Понимаю, тяжко приходится. Но ничего, повоюем еще! Нам недолго уж пробираться осталось. Не может быть, чтобы враг далеко вперед сунулся! Он от тылов своих отрываться не будет, иначе сразу нос прищемят. Глядишь, завтра уже дома будем!
Это “дома” звучало сейчас в устах военного человека так нелепо и странно. Раиса вспомнила хмурое лицо их командира. Вспомнила, как совещался он в сумерках с двумя другими бойцами, видимо теми, кому больше всех доверял. И про себя прикидывала, что скитаться им хорошо, если неделю. А тогда дело плохо. Не просто плохо, а считай безнадежно!
– Будем, конечно, - проговорила она, стараясь казаться бодрой.
– Вы как себя чувствуете?
– - Сейчас получше вроде, вы не волнуйтесь! Уже не больно, вчера еще дергало, спасу нет, а сейчас вроде отпустило. Будь какой-никакой костыль, пожалуй, что попробовал бы идти. Неловко, что все я на вас еду.
“Господи, да что он говорит?!
– ужаснулась Раиса.
– Какое там идти, как? Глаза трезвые, а речи, будто стакан хватанул! Даже под морфием такого не бывает.” И тут же сама вспомнила и поняла, что все это значит: интоксикация. Раненый насмерть отравлен инфекцией, и мозг, вместо того, чтобы бить тревогу, отказался от борьбы и перестал реагировать на боль…
– Говорите, лучше, а что же не ели ничего? Дайте-ка руку.
Она попробовала подсчитать пульс. Жилка забилась под пальцами часто и неровно, зыбкая тревожная нить, пережать ее совсем легко. Дрожит нитка, вот-вот оборвется. Вместе с жизнью.
Умирающие от сепсиса сохраняют ясное сознание до самого конца. Лейтенант утешал Раису, говорил, что завтра днем, крайний срок - к вечеру, они должны выйти к своим. Он помнит эти места, может ходить здесь хоть без карты. Все будет в порядке! Быть не может, чтобы Красная Армия не остановила врага. Немцев выгонят еще до зимы, в этом он полностью уверен.
Его измученные товарищи спали. Свернувшись под чьей-то плащ-палаткой дремала Валя.
– Звать-то вас как?
– спросил вдруг лейтенант.
– А то все по званию, да по званию...
– Раиса.
– Рая… Хорошее имя, теплое. Что, товарищ Рая, отгулял я? Нет, вы не думайте, я все понял уже.
– Да что вы такое говорите!
– Раиса заученно повторяла обнадеживающие, уже пустые совершенно слова.
– Нам только бы до своих добраться, а там госпиталь, врачи. Вы молодой, сердце здоровое….
– Не надо, Рая. “Все будет хорошо” не говорят с таким лицом. Вы меня уже схоронили, но как врач, о том молчите. Это тоже правильно. Ну...только не плачьте, договорились? Я ведь знаю, что вы хотели на себя немцев отвлечь, тогда, утром. Вы настоящий боец, товарищ Рая! Это я как командир вам скажу.
– Да какой из меня боец? Стрелять не умею, оружие сама вычистить не умею. Мой фронт-то вот он, вы… И пожалуйста, не думайте, у меня не из-за вас такое лицо. Просто выдохлась. Кажется, за все мирное время столько не ходила. А вы поправитесь!
– Ну, если специалист говорит, - на осунувшемся лице снова дрогнула улыбка.
– Значит, выживу… Пить только хочется…
– Сейчас-сейчас, я принесу…
Еще до дневки набрели на малинник, ягод толком не было, но лист собрали и теперь заварили вместо чая. Раиса отошла к котелку, набрала кружку. А вернувшись поняла, что нести чай уже некому. И второму человеку на этой войне она закрыла глаза. Второму всего за несколько дней.