Проще, чем анатомия
Шрифт:
На вторые сутки застряла намертво. Машины, как сговорившись, перестали останавливаться. К полудню Раисе окончательно надоело глотать пыль на обочине, и она сошла с дороги передохнуть. Вблизи протекала речка и она решила воспользоваться случаем, хоть воды вскипятить. Вчера удалось пообедать на продпункте, и сухпаек лежал в вещмешке нетронутым. Можно было хоть кашу-концентрат сварить, дело к обеду, есть хочется, а добираться еще неблизко.
У речки дышалось легче, и Раиса приободрилась. Развела костерок внизу, у самой воды, прямо на каменистой отмели. Закипала вода в котелке, в небе, несмотря на ясную, самую летную погоду, было пока
Раиса сидела у берега, с удовольствием стащив сапоги. Она никак не могла к ним привыкнуть! На ноги поглядеть страшно, какие стали. Ладно, хоть портянки научилась мотать, чтобы не приходилось постоянно перематывать.
– Хлеб да соль! – окликнули сверху.
Раиса обернулась: над краем берега стояла веселая румяная деваха лет двадцати, курносая и круглолицая. Форменный синий берет сидел на ее кудряшках настолько набекрень, что казалось, держался только на левом ухе. По званию курносая, как приглядевшись поняла Раиса, была сержантом. Род войск только какой-то незнакомый, то есть, не авиация да не медицина.
Разговорились. Курносая оказалась связисткой, тоже добиралась на перекладных до какой-то части, которую должна была найти в соседней деревне, но та успела сняться. Раиса поделилась обедом, девушка добавила к нехитрой снеди хлеб и пучок зеленого лука, которым угостили в деревне. Перекусили.
Раисе нравилось, что Полина, так звали новую знакомую, беседует по-простому, безо всяких званий, прямо как в мирное время.
– Что-то дорога не заладилась с утра, - пожаловалась она Полине. – Не берет никто.
Та округлила и без того большие глаза:
– Ой, да ты как первый день замужем! Сейчас поймаем, учись!
И когда они вновь выбрались к дороге, Полина пошла ловить машину, на все пуговицы распахнув ворот, одной рукой поддернув подол выше всяких приличий, а другой - приподняв и без того немаленькую грудь. Раиса только охнула от такой непосредственности. Но уже вторая машина, новехонький “ГАЗик”, тормознула у обочины. Полина вскочила на подножку, о чем-то переговорила с водителем, и махнула Раисе рукой. Та подошла. Попутчица наклонилась и прошептала: «Не хочешь как я, за банку тушенки согласен!»
Раиса молча развязала вещмешок. Полина только пожала плечами. Всю дорогу она болтала с водителем, парнем лет двадцати и аж целым старшим сержантом. Попросила папиросу и затянулась, как привычный курильщик. Раиса в разговор не вступала. Дело не в том, что таким манером расплачиваться за дорогу казалось диким. Девиц, подобных Полине, она и до войны перевидала немало. Да и водитель, что с него взять, кому война, кому мать родна! Брать попутчиков не положено, если уж по уставу! Хотя ведь подвозили ее до сих пор, и никто лишнего не позволял. Один, правда, был, который уж очень интересовался пассажиркой. Кончилось дело тем, что Раиса разбила ему нос.
У очередного поворота расстались. Раиса оглянулась на свернувшую к обочине машину и зашагала прочь.
Кажется, они с Полиной обе считали друг друга недалекими дурищами. Взгляд, брошенный курносой на банку тушенки, был очень выразительным! Ну да ничего, водитель с ней, глядишь, и поделится. Пусть считает Раису дурой! Ей тоже нашлось бы что сказать. Таких красавиц в любой женской консультации сыщется!
Когда у обочины притормозила полуторка, Раиса на всякий случай попросилась в кузов, а не в кабину. Дескать, ноги бы вытянуть. Водитель пустил, она устроилась на каких-то ящиках и уснула почти сразу же, настолько устала за день от жары и непривычно долгой ходьбы. Проснулась от того, что водитель тряс за плечо. Раиса поняла, что машина стоит, а над головой уже сгущаются сумерки.
– Приехали, товарищ старший сержант, - водитель, пожилой, совершенно лысый старшина, усмехнулся, глядя, как она пытается разогнуть сведенную спину. – В город не могу с вами, начальство близко, увидит – душу вынет. Что, хорошо ли вам спалось?
– Да ничего так, - не уловив в его голосе насмешки, ответила Раиса. – Жестковато, но я уже привыкла.
– И то верно, жестковато. Ну, груз такой, деликатный, - водитель улыбался от уха до уха, и Раиса решила присмотреться, на чем же таком она спала. Оказалось – на ящиках с минами! Впрочем, в такой дороге, она бы и посреди минного поля уснула.
Глава 7 Южный фронт. 9-10 сентября 1941 года. Где-то между Мелитополем и Каховкой
Следующим утром подвезти Раису вызвались военкоры. Их битый жизнью “пикап” остановился как раз на окраине городка у колонки, чтобы долить воды в радиатор. Корреспондентов было трое и машину они вели по очереди, почти без отдыха. В городке задержались только затем, чтобы передать свои записи через редакцию местной газеты.
Ехать в затянутом брезентом кузове было душно и пыльно, и довольно медленно - больше тридцати километров в час пикап не разгонялся. Но быстрее, чем пешком. На первой же остановке самый пожилой из троицы, плотный, черноусый, с сильной проседью, начал расспрашивать Раису о том, что она успела повидать на фронте. И сразу за блокнот ухватился, нацелившись сочинить про нее целую статью. Раиса никогда прежде с журналистами не беседовала, отвечала с опаской, потому что всего стороннему человеку не доверишь. Он же как будто специально и не настаивал, но постепенно узнал и про боевое крещение на лесной дороге, и про то, как выбирались к своим, и даже про то, Раиса как фляжку расколотила. И про товарища Данилова, военврача третьего ранга, погибшего раньше, чем хоть кому-то успел помочь. Его имя Раиса отдельно повторила и попросила по возможности написать в Ленинград. Хоть и тяжкая весть для родных, но лучше, чем совсем ничего не знать.
Машина держалась только что не на честном слове. Дребезжала на ухабах всеми частями, мотор осипло выл простуженным басом, но еще держался, хотя каждый, кто садился за руль, сменяя товарища, уверял, что именно на нем запасы прочности у грузовичка и кончатся.
Очень скоро Раиса поняла, что с каждым километром им все труднее продвигаться вперед. Уж больно много навстречу стало попадаться народу! Ехали в основном гражданские, на чем угодно, от старенького автобуса без единого целого стекла до трактора, тащившего прицеп, в котором сидело друг у друга на головах человек пятнадцать. Ехали на подводах семьями, шли пешком. Гнали скот, огромные стада заполняли дорогу, поди проберись!