Прошлогодняя синева

Курдюмов Всеволод Валерианович

2. Коломбины-дни

Пусть кружит луну-сластену, Тучек розовый гарем, — Я, немотой ночи нем, Коломбин моих не трону. Словно каждая бывала Одуванчик — только дунь… Было тридцать — стало мало: Скоро кончится июнь. Прост ведь месяцеворот: Нету старых — тридцать новых Тридцать первая ведет В свежеглаженных обновах. Потеряли и вернули Без особой ворожбы. Коломбины,

что грибы, — Подожди, дожди в июле!

3. Глупый Пьеро

Вере Гартевельд

Полюбился, не забылся Профиль милого лица. Ах, Пьеро, теперь не лето — На руке Пьеретты нету Обручального кольца. Влажных губ запретный кубок Скуп на терпкое вино; Глуп Пьеро — в любовной мене Он, пестро рассыпав звенья, Утерял одно звено. Без дурмана трав отравлен, Черный саван приготовь, — Долго блекнет позолота На сафьяне переплета Книги, названной «Любовь».

4. Утренняя Коломбина

Вся в росе, в росе — застенчивая, Как жемчужины в косе. Тихо бубном я побренчиваю Коломбининой красе. Вся — печаль, и дали палевые Золотят едва вуаль; Я любви твоей вымаливаю, А тебе меня не жаль. Вся — мечта. Уста коралловые — Мне запретная черта, Сердце я всегда укалываю У их алого куста. Вся — змея, змея обманчивая. Зацелованный — не я. Я кончаю, я оканчиваю. Коломбина — не моя. 1911–1912

ЛАМЕНТАЦИИ МОИ (Пг., 1914)

I. ИМЕНИ ОДНОМУ

Я повторял…

Я повторял: «Радуга! Радуга!», Догадываясь, что это ты; Трапезой мне лесная ягода, И теперь мои губы святы, Как старая у реки пагода, У медленноводной Цзао-Ты. Любви моей и следа зверева Боишься! Легла на берегу И нейдешь вить гнезда у дерева, Где я давно тебя стерегу. Лотосы рвешь — не разуверивай — И подаришь моему врагу.

1. Из английского Парка

Давно ты не писала

Давно ты не писала — очень, И снегом северной зимы Мой плащ Ромео оторочен, И губ не сложишь в слово «мы». А губы знали, губы пели Ночную песню камыша И пили, вод не колыша, Из вешней, тающей купели. Но скоро ль ты меня найдешь; Мне принесешь вина и хлеба Теперь — когда большое небо Сентябрьский смывает дождь?

Звезды синие

Вечером рассыплет злато солнце; Вечером ко мне пришла ты, солнце! Загляну

я в небо ночи — звезды, Загляну тебе я в очи — звезды. Нашей песней мы разбудим месяц, В нашей песне мы забудем месяц. Стоит тоже помнить месяц! — Разыщи его при солнце! Разгляди при нем-ка звезды! А вот ты! — Раскроешь губы — месяц Так и светит; рассмеешься — солнце Жжет, а глаз ведь не зажмурить — звезды.

Poste restante

Много писем с русской маркой Здесь в окне. Вейте, ветры, ворон, каркай — Все не мне! Я печаль, как бусы, нижу: В день — одна. Эту даму ненавижу У окна. «Вы виновнее виновниц, Вы — вот здесь! О бесплодной из смоковниц Притча есть!»

Кротко и ласково

Кротко и ласково девушка Выпила радость мою, Ветер, лицо мое режущий, На море кружит ладью. Ринул в закатное полымя, Там, где кончалась вода; Надвое бурей расколоты, Там умирают суда. Но, высекаемо гр омами, По морю Имя ведет. — Смогут ли жадные омуты Нас заплести в хоровод? Нет! — Повстречаются пристани; Паруса я не сверну, Взоры вперяю лишь пристальней В синюю я глубину. Кормщики плавали, видели Страны и звезды в пути… В синем, синеющем — гибели Не увидать, не найти!

Не любовь

Ты ли любишь меня, милый друг, Или только играешь игру? Разве месяц светлей твоих рук Поутру? Разве ландыши не говорят: «Ведь гирляндами мы обернем, Зацелуем твой белый наряд Ясным днем?» Колокольчик журчит под дугой… Ах, не стал ли тебе он знаком? — Приезжает, милует другой Вечерком!.. Не любовь — а цыганский романс. Огневым не поверишь очам — Неоканчиваемый пасьянс По ночам.

В алле вязовой

«…и прощаю Вас…»

(Из дорогого письма)

Мы вошли в аллею вязовую, А она большая. Вы сказали: «Я наказываю И прощаю». «И прощаю», — эхо медленное Повторило сбоку. В эту ночь серебряную Не прочесть упрека: Прячу я лицо обветренное, Прячу я глубоко. Только перевязь развязываю, Возвращаю — Мы прошли аллею вязовую, А она большая. Мюнхен, 1913