Просто сказка...
Шрифт:
Сколько празднество это продолжалось, про то Федот не сказывал. Да только вскоре на один из помостов, пошатываясь, вскарабкался Вий с чашей меда в руках.
– Подымите...
– начал он и смолк.
Нечисть бросилась поднимать ему веки. Струхнул Федот, а как не струхнуть? Вот заметит сейчас, окаянный - и пиши пропало. Пойдут клочки по закоулочкам.
– Да не веки, олухи!
– остановил их Вий.
– Веки я и сам могу. Да только я и с закрытыми глазами лучше вас вижу. Чаши поднимите. Тут вот предложение поступило. От группы, значит, товарищей. Поскольку план наш по злодействам-негодяйствам выполнен и даже перевыполнен, отпуск нам полагается, на недельку-другую. Отдохнуть, силушки поднабраться. А там и вновь за работенку нашу нелегкую.
Нечисть дружно взревела. Даешь, кричат, отпуск.
– А и местечко я тут присмотрел, от Лукоморья недалече. Островок там есть, Змеиный называется. Гадюк там, кобр, мамбы черной - не счесть,
Но нечисть чтой-то засомневалась.
– У Лукоморья, говоришь? Вот ведь нашел ближний свет. Да туда, почитай, семь лаптей железных истопчешь, семь посохов железных изотрешь, была охота ноги бить... Нет уж, отдыхать - так давай где-ничто поближе.
– Вот ведь дурни!
– поразился Вий.
– Да кто ж вам велит ноги бить? Перед вами же терем, всем места хватит. На нем и полетим. И отель тебе, и ковер-самолет в одном лице.
– А ведь и верно, - почесала в затылках сотней рук-лап-копыт нечисть.
– Так чего сидим, кого ждем?
И дружно, отпихивая друг дружку локтями, ринулась занимать горницы да светелки. Вмиг опустела поляна, словно и не было никого. А последняя ведьма, задержавшись на крылечке, махнула рукой, - исчезло все, и помосты, и лавки, и клетки опустелые, - пробормотала что-то, да за дверь. Поднялся вверх терем, поднялся и сгинул с глаз долой под ухарские песни, несшиеся изо всех окон. Ну да Федот не зевал, приметил, что сделать надобно, чтобы, значит, постройку деревянную в небо поднять. А уж как обратно спустить - сам догадался.
Вернулся он тем же путем-дорожкой, забрался в корабль свой, да и полетел к царю-батюшке за невестой. Чуть не забыл... Довелось ему над болотом тем пролетать, где водяного спорту обучал. Глянул он вниз - так и есть. Сцепились болотники с русалками на чистом-то месте, где ристалище организовали, знать, договорились-таки примириться. Но не довелось. Вот один другому под микитки и норовит, а тот в лоб засветить, русалки друг дружку за волосья таскают да за хвост, визг стоит, болото перебаламутили, орут что-то несусветное, одним словом, баталия Полтавская.
– Тьфу ты, - огорчился Федот.
– Видать, бобр этот болотный только и усвоил из спорта, что бой кулачный. Ну и пусть их: того вот только не уразумели, что в ссорах да во вздорах пути не бывает. Знать бы где упасть, так про турнир рыцарский лучше бы рассказал.
И дальше полетел.
– Ну а с ВВЦ-то что?
– поинтересовался Владимир.
– Да ты погоди. Сейчас и до него доберемся. Вернулся Федот к терему царскому, а там народу уже собралось видимо-невидимо. Вестимо, каждому охота есть на диковину глянуть. Весь двор заполонили. Ну да и сам Ерофей Палыч не стерпел: растолкал народ, руками машет, давай, мол, спускайся, предъяви чудо чудное, диво дивное. Только корабль посеред двора опустился, народ и попер через борта-то, царь первый лезет, ногами отпихивается. А Федот ему: "Нет, говорит, вы постойте-погодите, вашество... Сначала уговор исполним, потом и корабль ваш весь, как есть станет быть". Оторопел Ерофей. "Ты что ж это, кричит, щучий сын, слово царское под сомнение ставишь?" - "Как можно, - Федот отвечает, - слово царское, оно крепче камня крепкого, да только истосковался я по Екатерине Матвеевне - спасу нет. Подавай мне невесту мою, ладу-любушку, и полцарства, а не то не открою тебе слов заветных, чтобы ладью сию в небо синее поднять".
Видит Ерофей, деваться ему некуда. "Пошли, кричит, окаянный. Вот прям сейчас и оженю, чтоб впредь неповадно было!" И оженил. "Подать, кричит, карту царства-государства мово, да карандаш иноземный". И все, понимаешь, горлом берет, знать совсем невтерпеж ему стало. Схватил карту, черкнул карандашом, да к Федоту: "Говори слова заветные, как ладью сию в небо поднять да спустить обратно на землю-матушку". Сказал молодец, Ерофей и припустил, едва карту отдать успел. А то, что черкнул неловко, так, что Федоту с Екатериной из всего царство пару деревенек всего и досталось, того и не заметил, второпях-то. Ну да молодым и то не в обиду. Дело молодое. Совет да любовь - чего им еще надобно? Собрались накоротке за пару-тройку деньков, и подались в вотчину отведенную. Сидят себе на телеге, ногами машут, друг дружкой не налюбуются.
А еще, надо сказать, Федот от ума своего недюжинного, летало придумал. Ну, чтоб если с кораблем что случится, то с него б безбоязненно сигануть можно было и без малейшего повреждения на землю спуститься. Взял он для того у баб полотна белого, тканого, веревки пеньковой, привязал, мудрено так, веревки по краям полотна, нижние концы к поясу прикрепил. Собрал полотно в кучу, кучу в суму запихнул, суму на спину повесил. Поднялись они с Ерофеем, Федот и говорит: "Ну, ежели что, не поминайте лихом". И полез на борт. Ноги уже спустил, а не решается, прыгать-то. Оно и понятно - высоконько, чуть что не так - только место мокрое и останется. "Ты, Ерофей, молвит, толкани-ка
Тут у него из сумы летало и выпало. Глядит народ, глазам своим не верит. Распахнулось оно над Федотом шатром белым, он за канаты свои ухватился и парит, аки орел небесный. Не падает. И уже что-то другое кричит, мужикам-от. А те не слушают. Лупят друг дружку по спинам по чем зря, ликуют, что, мол, теперь ужо погоди, теперь мы как птицы могем... И по домам на радостях подались, мед-пиво пить. Забыли совсем про Федота по такому поводу.
Ну, потом уж Федот осмелел. Ерофей тоже опробовал. Понравилось. А как зять дорогой с дочкой-красавицей в свою вотчину отбыли, так царь совсем дела государственные забросил, да с луком-стрелами на корабле за птицей-зверем гоняться принялся. Чуть утки там перелетные али журавлиный клин покажутся, он хвать самострел, суму на плечи, в корабль шасть, рукой эдак махнет, крикнет: "Поехали!", и в небо. Вот через то беда с ним и приключилась. Главный боярин-от его, ума-то нету, что удумал. Ну, удумать-то удумал, так сиди молчи, за умного сойдешь, нет, надо же было ему с царем-батюшкой мыслями своими поделиться. А тот и рад слушать, уши по плетню развесил. "Слышал я, боярин сказывает, мне немчин один в тайне великой поведал, что у них там, в иноземщине, то лягвы с неба падают, то рыбы, то греча, прям в горшках, еще теплая, то дождь вином чистым выдержанным, то монеты золотые. Монеты те показывал, золотые, вином угощал. Не поверил я поначалу-то. Да только потом засомневался. Вот ты сам погляди, говорит этот бургер, молонья в небе. Из чего она, по-твоему? Не ведаешь? То-то же. А молонья, она из золота чистого. Вишь, как блестит? Слыхал, что ежели высмотреть, где она в землю ударит, так там обязательно клад объявится. Как на духу говорю. Потому - случаев таких записывать, бересты не хватит со всех ельников ваших. Вот и подумал я, царь-батюшка, а что если прав немчин? Тут ведь что получается: кабы на корабль твой чугун повесить, поболее, ну, или там на палубу поставить да привязать покрепше, да молонью в него поймать, так, может, она золотишком и рассыплется? Рыть-копать-мыть не надобно, знай летай по небу, богатство собирай".
Засомневался все же Ерофей. "Ты, говорит, немчину не больно-то верь. Лягвы у него с неба валятся... Греча в горшках... Сам, небось, видел, где молонья в сарай там, али в скирду угодит - вот тебе и подался красный петух по застрехам..." - "Земля слухами полнится, не унимается тот, дым без огня не бывает. Может, и соврал чего, ну да ладно не приврать - и правды не сказать. А молонью-от не руками ж голыми хватать, а в чугун". Уломал-таки.
Вот дождался Ерофей грозы, чугун приспособил, ждет. Только молонья глянулась, как он ей навстречу поспешил. Ловит-ловит, никак поймать не сподобится. Все рядом да рядом. Почесал царь голову, и смекнул, что, может быть, подманить ее, окаянную, надобно. Бросил он в чугун несколько золотых, да в самые тучи и подался. Как в воду глядел. Только он, значит, в небо, в самую середку забрался, тут она и случилась. Аккурат в чугун и бабахнула. Уж не знаю, золотая там, али не золотая, а только корабль задрожал весь, ровно зверь-подранок, да и вниз на всех парусах. Дымом черным заволокся.
Видит Ерофей, дрянь дело, сиганул на летале, прямо в окно терема своего царского угодил. Не сам, конечно, ветром занесло. А корабль летучий так и сгинул с глаз долой. Погоревал-погоревал царь-батюшка, хотел было боярина того в острог сослать, где там... Его уже и след простыл.
Корабль же тот, надобно сказать, аккурат в сад-огород мужику одному угодил, ну, тому, кто сейчас на ВВЦ живет, Демиду, по батюшке Яковлеву. Мужик тот справно жил, с царем на дворе да только без царя в голове. Прослышал он где-то, что ежели, к примеру, рядом с помидором там, али огурцом, траву какую посадить, так они вырастают - ого-го!
– не в подъем. Одна загвоздка. Трава к кажному должна своя быть, да высаживать ее с заговором-наговором надобно, опять-таки своим, да время подобрать, да фазу луны... Вот он и принялся хозяйствовать - половину огорода извел. Крапиву, правда, вырастил знатную, аж по самый конек, на крыше-то. Ох, чуть не соврал. Репа однажды ему удалась. Такая вымахала, чуть не всей деревней тащили. Не осилили, окапывать пришлось. Сладили кое-как. Так пока вилами-лопатами махали, все вокруг истоптали, поди разгляди, что за траву рядом высеивал.