Просто сказка...

Тимофеев Сергей Николаевич

– Мда, - раздумчиво протянул царевич.
– Это все понятно. Только что ты там про битву какую-то говорил? Кто ж биться с головой будет, ежели она не настоящая? Да и коли про то каждому встречному-поперечному ведомо?

– Каждому да не каждому, - вздохнул Сила.
– Слух кто-то пустил, со зла ли, али выпимши был, что волхв какой-то голову эту оживил, да охранником поставил... Чего?
– Тут уж молва вовсю расстаралась. Кто говорит - меча-кладенца богатырского, кто - злата-серебра, а кто - коня богатырского в порубе. Я, правду сказать, ничего не нашел, когда погреб копал, - ну, под головой-то, - надо ж припасы хранить где-то. А добыть - голову одолеть надо,

в бою честном. Леща такого отвесить, чтоб за богатыря признала и сама все отдала. Без этого не взять. И пошло-поехало. Так и прут, один за одним. Очередь порой за версту выстраивалась...

– Ну а ты-то что?
– нетерпеливо перебил Иван.

– А я что? Я зачем сюда поставлен? Стеречь и оборонять. Трубу вовнутрь приспособил, с одной стороны узкая, с другой широкая - скажешь слово - гулко так отдается, далеко слыхать, грозно. Это по-первой. Потом лесу сплел, прочную, под бороду спрятал, до половины. А под второй половиной грабли приспособил...

– И что, помогло?
– опять перебил Иван.

– А то как же! Редко кто на коне удержится, а уж через грабли никто еще не проходил. Смеху бывает... Вот, ежели к примеру, рыцарь какой-то заморский приезжал, весь в железо закованный. Ну, с коня он быстро слетел, а далее... Звон такой стоял - все вороны окрест удрали, с месяц ни слуху ни духу не было... Я б и рад помочь, да только гордый попался, ни в какую... А то еще басурман - он здесь частый гость. Он уж и без коня, сразу пешим. Как дойдет до первых, наступит, шаг назад сделает, постоит, головой помотает, опять вперед, - и так, пока замертво не свалится. Никак умом своим басурманским не дойдет, что к чему. Или вот еще случай был... Впятером пытались... Хотя нет, эти еще до бороды промеж себя разодрались... да так и уехали. Впрочем, что это мы все обо мне да обо мне. Какая у вас беда приключилась, чтой-то я запамятовал...

Настала пора прерваться. О чем можно вспомнить, на какие мысли может навести встреча с головой? Ну, например, о разных древних механических приспособлениях в храмах, о первых роботах, о том, как механические или искусственно созданные люди появились в литературе...

Но мы вспомним о другом. О замечательной книге Владимира Мезенцева "Энциклопедия чудес", ставшей, пожалуй, редким гостем на книжных полках. О чем она? О тайнах живой и неживой природы, о любопытных фактах, и научных теориях, о... Впрочем, судите сами. Приводим из нее небольшой отрывок, подходящий в некотором роде "говорящей голове".

"Около четырех тысяч лет назад египетский фараон Аменхотеп III приказал высечь из камней в честь своего отца Аммона две огромные статуи. Около двух тысяч лет они стояли неподвижно и молчали. Но однажды произошло землетрясение, одна из статуй раскололась на две части и с тех пор стала "говорливой".

Молва о великом чуде облетела весь античный мир. Говорили, что каждое утро, как только лучи восходящего светила согреют разбитую статую, она издает протяжный и жалобный стон, точно жалуясь богу Солнцу на свою судьбу. Многие пожелали убедиться в неслыханном, лицезреть чудо. У подножия статуи оставляли высеченные на камне слова удивления и поклонения...

Знаменитый географ древнего мира Страбон, побывав в Египте, писал: "Говорят, что из статуи раз в день бывает слышен особый звук, который похож на звук, производимый слабым ударом: он исходит из той половины статуи, которая остается на пьедестале. Что касается до меня, то, посетив эти края вместе с другими очевидцами, я действительно слышал около первого часа какой-то шум. Шел ли он из подножия, или из самой статуи,

или же произвел этот звук кто-нибудь из людей, стоявших вокруг? Быть может, они произвели такой шум даже нарочно? Ничего этого я утверждать не могу: не зная действительной причины, лучше вообразить что угодно, чем предположить, что камни могут звучать".

Интересно, а что написал бы Страбон, если бы какой-нибудь изобретатель машины времени перенес его в наши дни?..

Царевич скривил губы и пожал плечами: да так, мол, недоразумение малое, сами справимся и незаметно толкнул локтем Владимира. Тот в немногих словах поведал о задании Бабы Яги и о Коньке, оставшемся в аманатах.

Сила задумчиво потеребил бороду.

– Вон оно как, - пробормотал он.
– Ну, тут я тебе не помощник, ничего про летало не слыхивал. Но советом удружу. Тебе б с домовым переговорить. Он, ежели что знает и ежели ты ему понравишься, все тебе и растолкует. Вот только как тебя с ним встренуть, ума не приложу...

– Это еще почему?
– заинтересовался Иван.
– У нас в палатах домовой завсегда к услугам - не успеешь подумать, он тут как тут: чего изволите, ваша милость? Или там: кушать подано...

– Так это у вас в палатах так заведено, - строго сказал Сила.
– У вас царь-батюшка голова, у нас, обратно, домовой. За домом смотрит, за скотиной. Вот ежели б у меня скотины прибавилось...

– И что тогда?

– Говорят про хозяина, - так домового кличут, - что, к примеру, ежели купит мужик лошадь новую, то соседушка, - так тоже кличут, - в первую же ночь ту лошадь опробует. Коли по нраву она ему придется, - обихаживать станет, расчесывать, поить-кормить-чистить. А ежели не по нутру - так загонит за ночь, что пот с несчастной животины градом, грива и хвост в репьях, ну, там, еще что... Хочешь - не хочешь, а веди на торг, потому - все одно житья ей не будет. Или, там, к примеру, корова...

– Да ты погодь, - прервал его Иван и повернулся к Владимиру.
– Ты что-то насчет волков-умельцев говаривал... Что они во что хочешь перекинуться могут... Вот и пускай службу сослужат.

– Это не я, - на всякий случай состорожничал Владимир.
– Это они сами мне такое расказывали. А в деле я их не видел, ни того, ни другого.

Аристарх и Бонифаций как-то преувеличенно скромно смотрели в разные стороны.

– А ну, кто из вас перекидываться горазд?
– молодецки гаркнул царевич.
– Предъявите товар, так сказать, лицом. Вот ты, например, - ткнул он пальцем в Бонифация.

Тот застенчиво, снизу вверх, глянул на царевича.

– Мне пень нужен. Без пня никак нельзя. Не способно...

– Да вон он пень, - махнул рукой Сила.
– Только...

Но волк не дослушал. Легко разбежавшись, он подпрыгнул, перевернулся в воздухе через голову и, пролетев над пнем, исчез с громким чмоканьем.

Все молчали, затем Сила, деликатно отвернувшись в сторону, противоположную пню, как-то скомканно проговорил:

– Вот не дослушают, а туда же, прыгать...

А затем вдруг согнулся от беззвучного хохота, даже присел.

– Яма у меня там, - слова выходили какие-то булькающие, - уж и не помню, кто устроить надоумил - отходы растительного производства перегнивают, сорняки там, ботва, опять же навоз... Да и дожди тут сильные шли...

Над пнем беззвучно возникла голова Бонифация со свисающнй с уха огромной полусгнившей морковью.

– А тут у меня речка неподалеку протекает, - стараясь не смотреть в сторону незадачливого волка, махнул рукой Сила.
– Так что ежели кому надо... А баньку попозже справим.