Просто сказка...
Шрифт:
Владимир пожал плечами: надобно - так надобно...
– Вот и славненько, - обрадовался волк.
– Теперича надобно ворона ученого сыскать, чтоб оформил все по правилам. Непростое, скажу тебе, дельце...
– Он задумчиво уставился в пень.
– Ну да чего не сделаешь для друга верного, так сказать.
– И волк негромко свистнул.
Ученый ворон-стряпчий, по всей видимости, отсиживался нде-то неподалеку, поскольку явился на пне сразу после свиста. Привычным движением извлек традиционное пенсне и водрузил на клюв, затем разложил на пне чернильницу, перо и свиток.
– Читать будем, или сразу подписывать?
– хрипло осведомился он.
– У нас все строго, в полном соответствии с римским
– Да чего уж там, - подозрительно быстро согласился волк, сунул лапу в чернильницу и основательно припечатал внизу свитка.
– Давай, молодец, и вся недолга. Сам говоришь, немного сроку тебе дадено.
– Все-таки хотелось бы... хотя бы в общих чертах...
– Владимир был несколько ошарашен столь неожиданным натиском.
– Пожалуйста, - пожал плечами (или что там у него?) ворон, и принялся зачитывать, почему-то по-гречески, одновременно частично переводя на славянский, вставляя бесконечные "так сказать" и поясняя строгие формулировки своими словами. Закончив чтение-перевод обнадеживащим: "А кто старое помянет - тому глаз вон", он выжидающе уставился на Владимира, который из всего зачитанного понял только одно: своей подписью он обязуется поить-кормить-содержать волка на протяжении всего путешествия, не возлагать на него заведомо неисполнимых (по мнению высокой договаривающейся стороны, то есть самого волка) поручений, обеспечить ему восьмичасовой рабочий день с двумя перерывами на обед, пять рабочих дней в неделю и профсоюз (!). Сам волк должен был по мере своих (скромных!) сил и возможностей всячески способствовать выполнению возложенной на Владимира задачи, каковые силы и возможности определялись в каждом конкретном случае самой высокой договаривающейся стороной (волком).
Из договора ясно было видно, что волк - первостепенный лодырь и нахлебник.
Но что, скажите на милость, было делать Владимиру? Остаться без хотя бы и такого сотоварища? А потому единственным ему утешением стало то, что запрошенная вороном гривна за составление, оформление и надлежащее сопровождение (вплоть до Шемякина суда), будучи неразменной, вновь вернулась в мошну, не успел тот скрыться среди деревьев.
– Ну вот, - подвел итог содеянному волк, - а теперь честным пирком да за свадебку. Я, кажется, уже прежде упоминал, что о чудо-лучине слыхом не слыхивал, хоть и побродил по свету не мало. Есть у меня братец родной - близнецы мы, так сказать. Тот тоже, навроде меня, вадемекумом служит. Надобно бы нам его попервоначалу отыскать да поспрошать. Одна только заминка - нанялся он надысь к какому-то королевичу в услужение, и где искать его - не ведаю. Ну да ладно, дорога тут одна, авось догоним, ежели поспешим.
– Какая дорога?
– недоуменно огляделся Владимир.
– То есть как какая? Прямоезжая, вот она, - в свою очередь удивился волк и указал Владимиру на довольно ухоженный проселок меж двух елок, которого, - Владимир готов был в этом поклясться, - еще мгновение назад не было.
– Только, молодец, отобедамши мы, неплохо б было часок-другой соснуть, - словно и не он мгновение тому назад утвержал обратное.
– Нет, - резко ответил Владимир. Потакать волку во всем он не собирался.
– Ты как хочешь, а я - как знаю.
– И решительно зашагал по дороге.
– Без тебя обойдусь.
– Да ты погодь, погодь, - сразу заторопился за ним серый.
– Ишь, какой горячий. Ну, не хочешь отдыхать - и не надо. Идем себе. Однако торопиться не надо. Путь, судя по всему, не близкий, а братца моего, ежели он только той же дорогой движется, мы обязательно нагоним.
"Кто бы сомневался", - чуть с раздражением подумал Владимир, но промолчал.
Прошло время, и он убедился в своих худших предположениях. Вопреки известной картине Васнецова про Ивана-царевича
Кроме того, он позволял себе время от времени погнаться за белкой, мышью или ежом, или же влезть всеми четырьями лапами в какие-нибудь ягодные заросли близ дороги. В конце концов, вконец потерявший терпение Владимир довольно-таки бесцеремонно извлек его из очередного куста за хвост, прервав тем самым довольное чавканье.
Ближе к полудню показалась поляна, на которой что-то двигалось. Волк сразу засуетился.
– Ты это, так сказать, глянь, что там такое, неровен час охотники, - бормотнул он и нырнул в кусты, прежде чем Владимир смог что сказать. Затем высунулся: - Ежели чего, - махни, я тут как раз и буду, - и снова исчез.
...На поляне среди молодых березок, резвилась пара медвежат, медведица, развернув узелок, что-то перебирала, медведь чинно восседал на пеньке. Близ дороги кучкой стояли четыре плетеных берестяных короба с лямками из лыка - два внушительных размеров и два поменьше. Завидев непрошенного гостя, медведь насупился и привстал; почуяв за спиной движение, медведица обернулась и зарычала. Несдобровать бы Владимиру, но тут, как и обешался, откуда ни возьмись, выскочил волк.
– Здорово, Потапыч, - провозгласил он.
– Свои мы, свои, не пужайся, не охотники.
– А, это ты, серый, - проворчал медведь, нельзя сказать, чтобы слишком уж дружелюбно.
– Я это, я, - заискивающе оскалился волк.
– Вишь, совету твоему последовал, на работу устроился. Так что ты уж, пожалуйста, не трогай его, не замай. Как жизнь?
– Волк был само воплощение доброты и участия.
– Как сам, как жена, детишки?
Медведь все еще исподлобья косился на Владимира.
– С мужиком конфликтую, - по-прежнему ворчливо отозвался он, снова присел на пенек и досадливо всплеснул лапами.
– Вишь ты, никак с ним не совладать. Слыхал, небось? Нет? Так вот. Отдал я ему делянку одну, тут, недалече. С условием: он ее раскорчует, от камней-сорняков очистит, засеет-сожнет, а я делить буду. Ну, в общем, все честь по чести, по совести.
Сделал он свое дело, настал мой черед службу править, слово держать. Пришел я на делянку, гляжу - ох, как весело! Зеленая вся, сочная, ягоды красные, огнем полыхают, висят, глаз радуют, длинные такие, прямо-таки просятся в пасть. Но прежде таких, врать не буду, не видывал. "Что это, спрашиваю, за диковина такая?", а у самого уж и слюнки текут. "А это, отвечает, ягода такая заморская, перец чили обзывается. Отведай-ка". Ну, чи ли, там, чи ни, нам все равно. Загреб я ягод тех побольше, зажмурился от удовольствия, - и в пасть. Только хватанул, чую, ровно головню проглотил. Нутро ровно огнем опалило, слезы из глаз, воздух в груди сперло... Как уж до реки добрался, и не помню, помню только, водяной уж больно разорялся, как я к водице-то припал...