Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
VIII
Когда Аввакум и его соузники узнали о постановлении об их смертной казни, они стали умолять воеводу выполнить его без промедления, из боязни, как бы не появилась отмена приказа.
День в день, ровно через двенадцать лет после кровавых казней, совершенных под руководством Елагина, 14 апреля 1682 года, в Великую пятницу, на еще замерзшей площади в Пустозерске были навалены бревна с кучей соломы, а вокруг ветки елок и берез. Все жители жалкого посада, согласно указу, должны были присутствовать. Осужденные приближались с пением молитв. Федор и Аввакум взаимно испросили прощения друг у друга. Протопоп дал свое последнее благословение; все дали друг другу последнее лобзание мира. На костре они подняли правую руку, соединив персты согласно своему исповеданию и возгласив народу: «Се истинный крест, за который мы умираем!» Какой-то стрелец зажег костер. Все сняли шапки. Охваченный пламенем Аввакум еще громко воскликнул: «Братия, всегда молитесь этим крестом
Вдруг раздался крик. Всем представилось, что они видят высокую фигуру протопопа, наклонившегося к тому, кто не выдержал муки. Епифаний был поднят над костром и исчез из виду: многие из присутствовавших утверждали, что он был взят на небо. Вскоре костер погас, и на его месте обнаружили лишь испепеленные останки мучеников.
Позднее некоторые утверждали, что на дороге они повстречали Епифания, который сказал им подобно воскресшему Христу, обратившемуся к своим ученикам: «Мир вам», – и добавил: «Я жив, не сомневайтесь, сообщите это братиям, дабы они утвердились в старой вере». Дополнили также последние слова Аввакума: «Если вы когда-нибудь оставите его (двуперстное крестное знамение), ваш посад погибнет, погребенный под песком, и конец его будет концом мира».
Заключение
I
Дни 1682 года
Подобно тому, как Алексей Михайлович умер в течение восьми дней после взятия и разгрома Соловков, свою жизнь кончил и царь Федор, скончавшийся через две недели после казни пустозерских отцов; умер он 27 апреля, двадцати одного года от роду. Трон должен был перейти Ивану, сыну царицы Марии. Вместо этого он был передан Петру, сыну царицы Натальи. Матвеев и все Нарышкины тут же были возвращены из ссылки.
Но царевна Софья, сестра Ивана, и Милославские стали возражать. Стрельцы, из которых Алексей организовал своего рода преторианскую стражу телохранителей, считали себя настоящими носителями народного сознания. И они, как и весь народ, были недовольны все увеличивающимися тяготами жизни: дороговизной, особенно тягостной вследствие плохого урожая предыдущего года, усилением крепостничества, наконец, той пропастью, которую вырыли новые нравы между высшим обществом и бедными людьми, а равно также и гонением старой веры. Кроме того, им приходилось жаловаться на плохих начальников. Уже 24 апреля они подали челобитную против своего головы; их посланный был арестован, они освободили его силой. Каждая партия старалась привлечь их на свою сторону: Милославские старались их разжалобить несправедливостью по отношению к Ивану; Нарышкины же разрешали им стегать кнутом и розгами своих же офицеров.
Первые представляли собой право и порядок: они и взяли верх. 15 мая все полки стрельцов вторглись в Кремль, изрубили изменников, многих из Нарышкиных и их сторонников, Матвеева и других; затем они пошли в Грановитую палату рвать сказки и другие документы о крепостном состоянии, а после в боярские хоромы, чтобы отпустить на волю слуг, крича, что они водворят на Руси справедливость. По их требованию 26 мая Иван был провозглашен царем вместе с Петром, а с 1 июня регентшей стала Софья.
Такое положение очень благоприятствовало замыслу, взлелеянному с благословения Аввакума Досифеем. Жребий судьбы указывал на инока Сергия как на исполнителя плана. Он прибыл в Москву в первых числах июня. С ним был список большой Соловецкой челобитной: семь тетрадей в четвертую долю листа и два свитка: имея все это, он должен был тут же на месте составить свою челобитную и дать ее подписать по возможности наибольшему количеству людей. Он договорился с попом Никитой, который с некоторых пор снова стал деятельно служить старой вере, а также и с представителями стрельцов: восстановление старой веры входило в конкретные требования многих полков и вообще отвечало чаяниям всех. Происходили тайные собрания в Гончарной слободе у вдовы Феодоры, булочницы, их посещали Савватий из Переславля, вскоре после крещения пришедший в Москву из Олонца, Савватий из Костромы и четверо ревностных мирян, из которых самым сведущим был Савва Романов. Вскоре, то есть к середине июня, текст был составлен. Он не содержал чего-либо нового. Но достоинство челобитной заключалось в том, что она должна была быть представлена от имени всех горожан и всех стрелецких полков. Когда им прочли челобитную, они прямо заявили, что «в жизни своей не слыхали таких прекрасных речей и такого описания ереси новых книг».
23 июня Никита, Сергий и Савватий, окруженные огромной толпой, направились в Кремль. Хованский, бывший верховным начальником над стрельцами и знавший обо всем, обещал свою помощь, но делал вид, будто ничего не знает. Он спросил у них: «Зачем пришли, святые отцы?» – «Пришли мы бить челом, чтобы восстановить православную Церковь. Если же патриарх откажет, то пусть скажет, чем старые книги дурны и почему он ревнителей отеческих мучает, ссылает, проклинает и почему он Соловецкий монастырь разорил» [1845] . «Если же нужно доказать ересь новых книг, то это мы сможем», – сказав это, Никита передал челобитную.
1845
О пустозерских
Интересно было бы знать: эта мысль о собеседовании между представителями старой веры и официальной церкви в присутствии царя, возникла ли она во время самих собраний в Москве? Савва Романов, широко осведомляющий нас о ходе событий, по этому поводу молчит. Более вероятно, что эта мысль входила в план, представленный на одобрение еще Аввакуму.
Посещение патриарха, состоявшееся 28 июня, дало возможность последнему лишь прощупать противников. 5 июля 1682 года около 10 часов утра ревнители древней веры торжественной процессией отправились в Кремль. Перед ними несли крест, иконы Божией Матери и изображе ние Страшного суда, зажженные свечи, Евангелие и нужные для ученого спора книги. За ними следовала огромная толпа. Люди, стоявшие вокруг, показывали друг другу наставников веры, монахов, на головах которых спускались до самых век куколи, совершенно как у древних святых. О них говорили с восхищением: «Вот уж эти брюха себе не отъели». Для всего верующего и доверчивого мелкого люда то был день, долженствовавший решить судьбу Церкви. Тут не было никакой политической преднамеренности, никаких корыстных побуждений. Была искренняя вера, слепая надежда на искренность спорящих, даже у главарей детская наивность: 23 июня Хованский обещал Никите, что помазание царя на царство будет происходить по старому обряду и по его указанию приготовлены просфоры с прежним восьмиконечным крестом; конечно, 25-го, в день венчания на царство, он даже не смог войти в собор!
В то время как толпа ждала конца службы на Кремлевской площади, два посланных патриархом священника прочли вслух бумагу, которой стремились подорвать уважение к Никите. В бумаге этой говорилось о его предыдущих отречениях. Никите и Сергию с большим трудом удалось спасти одного из чтецов от гнева своих друзей. Они хотели было устроить споры открыто при всем народе. Однако, под предлогом надежной охраны царской особы, власти перенесли прения в Грановитую палату. Успокоенные поручительством Хованского, участники диспута согласились вместе с выборными от стрельцов пройти в зал, где уже находились Софья, ее тетка, сестра и царица Наталья. Справа от них сидели патриарх и архиереи, слева высокие сановники.
Те, кто принес сюда народные думы и чаяния, тут же превратились в обвиняемых, а обещанные прения – в судилище. «Зачем в царские палаты пришли, чего хотите с неслыханной такой дерзостью?» – кричала Софья. «Праведного рассмотрения с вами, новыми законодавцами, и чтобы Церкви Божии были в единении и мире»! – сказал Никита. «Миряне должны повиноваться пастырям. Книги были исправлены с греческих и славянских харатейных книг по грамматике, и вера от этого не изменилась. А вы, вы грамматикою разума не коснулись и не знаете, какую он имеет силу», – поучал патриарх. После возражения Никиты взял слово новый архиепископ Афанасий. Он говорил, что Никита якобы поднял на него руку. Правительница устранила его от разбирательства. Тогда перешли к чтению челобитной; чтение часто прерывалось криками приведенной в негодование Софьи, ее призывами к преданности стрельцов и ее угрозами. Епископы отваживались лишь на редкие восклицания. Затем, так как пришло время всенощной, все разошлись, отложив продолжение спора на неделю. Сторонники старой веры вышли из Грановитой, показывая истинный крест и восклицая: «Сим победим!» На Красной площади они отчитались перед народом и вновь прочли Соловецкую челобитную.
Измученный Никита упал в припадке, изрыгая пену. Затем все вернулись в Гончарную слободу и отслужили благодарственный молебен в церкви Спаса в Чигасах; расстались, уверенные в торжестве истины.
Увы! Эти глубоко верующие люди имели дело с политиканами. Ни Софья, ни Иоаким не имели ни малейшего намерения вести искренний спор с бунтарями-мужиками. Они пустили в ход изведанные способы всех правящих в отношении управляемых, обласкали одних, запугали других; заверили иных, что их подчинение будет вознаграждено исполнением их желаний; в общем, стрельцы дали себя разобщить. Сумели отделаться от вожаков: не прошло и недели, как были арестованы монахи, Сергий был отправлен в Спасский монастырь в Ярославль, многих мещан выслали на Терек. 11 июля на рассвете на Красной площади был обезглавлен Никита; тело же его было брошено собакам [1846] .
1846
Главным источником для описания событий июня – июля 1682 года является сообщение Саввы Романова, напечатанное дважды (оба раза без особой тщательности): Кожанчиков. Три челобитные. С. 72–143; Тихонравов. Летописи русской литературы. Ч. V. Разд. II. С. 111–148. Румянцев (Румянцев. Никита Константинов Добрынин. С. 256–328) дает документально обоснованное, критическое, разумное, обстоятельное и относительно объективное повествование.